Владимир Гайсинский - Путь в никуда

• Название: Путь в никуда
• Автор: Владимир Гайсинский
• Жанр: Публицистика

О рождении и развитии исламофашизма.

---

Глава 2

Вот он, последний звонок. Все, детство закончилось, пора в путь, жизненный путь такой непростой, с успехами и неудачами, взлетами и падениями, но главное – неизвестностью, что там ждет впереди. Шел 1975 год, год брежневского застоя с пустыми полками в магазинах, одинаковыми газетными полосами, прославляющими мудрую политику партии и ее мудрого руководителя дорогого Леонида Ильича. Так уж распорядилась судьба, что каждому из друзей был уготован свой путь. Сашка с родителями уехал, Мокей, уже имевший несколько приводов в милицию, готовился предстать перед судом за избиение какого-то фраера, и теперь его родители лихорадочно искали деньги, чтобы его отмазать, а Жека корпел над учебниками и готовился к поступлению в институт. Склонившись над учебниками, Жека забывал о Дине, но, когда голова пухла от информации, его мысли предательски возвращались к ней. С задачей вычеркнуть ее из своей жизни Жека не справился, и потому, когда он отправлялся вечером погулять и передохнуть от формул и теорем, его ноги как-то автоматически приводили его к дому, в котором жила Дина. Уже подойдя к нему, Жека осознавал, что зарекся встречаться с ней, и потому, прячась по углам или за деревьями, издали наблюдал, не появится ли она. Несколько раз ему повезло, и он видел, как она возвращалась домой, но подойти и заговорить с ней Жека не решился, хватило и того раза, когда она, не выслушав его объяснений, грубо оскорбила и обидела его. Жеке казалось, что расскажи он тогда, почему он поступил так, она бы поняла и была бы осторожна в общении с Сашкой, но вышло все подругому. Теперь она видела в нем только врага. «Ну что ж, и я должен забыть ее навсегда».

Жека сдал выпускные экзамены и начал готовиться к поступлению в вуз. В те годы мало кто поступал в институт, имея хороший запас знаний. Надо было быть или национальным кадром, или иметь достаточный блат. Для многих категорий существовал негласный процентный барьер, а в некоторые высшие учебные заведения кроме местных кадров, то есть представителей коренного населения республики, вообще никого не принимали. Институт, куда решил поступать Жека, был для инженеров железнодорожного транспорта. Здесь более-менее лояльно относились к поступающим, да и среди местных он не пользовался большим спросом, те предпочитали торговлю. Так что, оценив все возможности, Жека отнес документы именно в этот вуз. Однако и тут Жеке надо было конкурировать с каким-нибудь Шмуклером, а это для него, гуманитария, было непросто. Но если Шмуклер получал на вступительных экзаменах «пятерки», а Жека твердые «тройки», ему отдавалось предпочтение, т.к. для Шмуклеров был создан еще больший процентный барьер. К тому же Жека втайне надеялся, что если что-то не заладится, он обратится за помощью к Савельевой.

Экзамены Жека сдал неважно, две «тройки» по физике и математике не компенсировала «пятерка» за сочинение, и в лучшем случае ему светило место на вечернем отделении, вот почему он набрался наглости и пошел в райком, чтобы встретиться с Савельевой. По дороге он купил цветы и заявился на встречу к инструктору с жалобой на этих самых Шмуклеров, которые сдали вступительные на «четыре» и «пять» и отодвинули его хотя и не местного, но все же русского, не дав поступить на дневное отделение. Савельева, приняв цветы, заулыбалась и обещала разобраться, успокоив Жеку. Короче, все лето Жека провел в волнении, а в начале августа, в день, когда должны были повесить списки поступивших, отправился в институт. Летняя жара, девчонки в коротких белых платьях с маняще привлекательными голыми плечами и лодыжками, мальчишки в белых рубашках с короткими рукавами, поигрывающие накачанными бицепсами. Толпа во дворе института – не протолкнуться. Многие пришли с родителями, все ходят озабоченные. Пацаны дымили, как заправские курильщики, девчонки пили воду, вздрагивая от каждого оклика. Наконец, из дверей парадного входа появилась секретарь института с помощниками, и они стали развешивать списки поступивших на досках объявлений. Списков было много, досок для объявлений тоже, все списки вывешивались согласно факультетам и группам. Толпа устремилась к спискам, кто-то радостно восклицал и прыгал от счастья, кто-то откровенно утирал слезы, кто-то усиленно продолжал искать свою фамилию в списках, тайно надеясь на ошибку в секретариате. Жека неспешно подошел к доске, где должна была быть его фамилия…

В самом конце списка Жека увидел свою фамилию, она была ярче всех остальных и, если внимательно присмотреться, была напечатана на месте какой-то стертой и вымаранной фамилии. «Наверное, Шмуклер, – не без злорадства подумал Жека, – а пойду и проверю, ведь списки вечерников тоже повесили». Он подошел к доске. Да, так и есть, здесь тоже фамилия Шмуклер ярче всех остальных. Он взглянул на смуглого парня с кудрявой черной головой и грустными глазами и радостно улыбнулся ему. Тот, видно, что-то понял, отвернулся и молча побрел из институтского двора.

Глава 3

Студентом Жека был плохим, и если бы кто-нибудь объективно оценивал его инженерные знания, он был бы главным кандидатом на вылет из института после первого учебного семестра. Начав учиться в институте, он и сам понимал, что полез не в свои сани, но теперь, чтобы не вылететь из института, надо было найти что-то такое, что бы дало возможность удержаться в нем. Этим спасительным поплавком стала общественная деятельность, которой активно способствовала инструктор Савельева. За короткое время Жека стал комсоргом группы и членом бюро комсомола на факультете. Он активно писал статьи в общеинститутскую газету и активно распространял среди своих товарищей и сокурсников общепартийные и комсомольские пропагандистские издания. Завертела, закрутила Жеку общественная работа, все реже и реже отмечалось его присутствие на лекциях и семинарах. Очнулся он только пред самой сессией, очнулся и понял, что является одним из первых кандидатов на вылет. Нет, не потому, что ему не поставят хорошие и даже очень хорошие оценки за сессию, с этим было все в порядке, и его покровитель Савельева и секретарь комсомольской организации института уже позаботились об этом, но был на факультете один принципиальный профессор Лившиц. Этот так прямо и заявил, что добьется исключения наглого прогульщика и бездельника Жеки из института. «Вы что, хотите держать этого малограмотного, да к тому же ничего не учащего деятеля до конца, да еще и вручить ему диплом инженера? Да никогда!». И как ни уговаривали его самые высокие чины, этот жид не шел ни на какой компромисс. Дело дошло до ректора института, тот вызвал Лившица к себе, долго с ним беседовал и как раз в тот день, когда Жека должен был сдавать ему экзамен, заболел. Экзамен принимал ассистент профессора, какой-то узбек. Тот только глянул в зачетку Жеки, вывел «хорошо», расписался и вернул зачетку, а Жека, выйдя из аудитории к уже поджидавшему его секретарю комитета комсомола факультета, получил срочное и ответственное задание по подготовке к компании по сбору хлопка и оказанию помощи труженикам села.

Активно призывая к оказанию помощи труженикам села, Жека сам не мок под дождем на полях сражений за урожай, не мерз в сырых бараках, где размещали студентов, не пил арычную воду и не болел гриппом и дизентерией. Он наезжал на участки, где мучились его товарищи, собирал сведения за месяц и уезжал с этими бумагами рапортовать в райком, горком и ЦК комсомола республики. Сдобренный цитатами из партийных съездов и пленумов, подкрепленный цифрами сводок, отчет ложился на стол старших товарищей по коммунистическому цеху, те, одобрительно цокая языками, докладывали о достижениях в Москву, а Жека с чувством выполненного долга снова наслаждался свободой и ничего неделаньем. Иногда он забегал в актовый зал, следил, как проходят репетиции самодеятельности, иногда в редакцию студенческой газеты, где должна была появиться его статья. Чаще всего Жека появлялся в райкоме у Савельевой, там он докладывал ей не газетные выкладки, не победоносные достижения и цифры, там он рассказывал ей о недовольствах и настроениях в студенческой среде. Тогда он докладывал ей о тех, кто не желал ехать на сбор хлопка и добывал фальшивую справку от врача, о нежелающих участвовать в стройотрядах, о тех, кто неохотно подписывался на партийные и комсомольские периодические издания и прочее, прочее. После этого студенты, названные Жекой, переставали получать стипендию, заваливали сессию, а то и вовсе отчислялись из института. Зато сам Жека упорно лез вверх, становясь секретарем комсомольского бюро факультета, членом бюро комсомола института, заместителем секретаря комитета комсомола института, получая грамоты и награды за активное участие в общественной жизни института.

«Комсомольцы ударным трудом, успешной учебой встретили мудрые решения партии и его выдающегося руководителя дорогого Леонида Ильича Брежнева. Мы в едином порыве, целеустремленно, с нарастающим энтузиазмом… – слова лились, как из рога изобилия. Жаль только, что изобилия не было, жить становилось все труднее и труднее. – Все вместе, не боясь трудностей, выполним и перевыполним, построим, соберем, это ли не главная задача студенческой молодежи?»