Мария Украинцева - Поколение 40-х

• Название: Поколение 40-х
• Автор: Мария Украинцева
• Жанр: Биографии и Мемуары

Время неумолимо течет, унося в вечность события Великой Отечественной войны. Вместе с ними уходят из жизни ее свидетели, участники войны, защитники Родины. Вот и мы, дети войны постарели. Мы были такими же ее участниками и свидетелями тех тяжелых и героических лет. Хотя, эти воспоминания остались в наших душах, окрашенных детской психологией, детскими интересами, детскими играми.

Пусть наши потомки продолжают воспринимать войну, как страшное горе для многих миллионов людей и все делают для того, чтобы навсегда ее вычеркнуть из людской жизни.

---

Вернулся после ранения в руку наш сосед, отец Толи Рыжакова, дядя Вася. Это его отец Егор оставался у нас единственный мужчина в городке в1941 году. Он жил с невесткой, женой дяди Васи и двумя внуками.

Рады соседи, живым сын вернулся, ничего, что рука перебита, жить можно. Решил дедушка отпраздновать это событие. А чем? Нищета. Осталось у них немного зерна со старых времен, ячмень. Решил дед сварить пива. Получилось отменное пиво.

А зерно после варки пива принес бабушке.

– У тебя Марфа курочки, жалко выбрасывать, может, склюют, возьми.

– А бабушка весной раздобыла в соседней деревеньке четыре маленьких цыпленка и все лето их растила и теперь у нас три курочки и петушок, рада бабушка, хоть яичко иногда ребятишкам будет, а то совсем позеленели щечки у детей.

Взяла бабушка зерно попробовала немного дать курочкам с опаской, ничего клюют, подавай только. Успокоилась, высыпала остальное и ушла в дом. Через некоторое время вышла на улицу валяются ее курочки дохлые по двору. Загоревала бабушка, заплакала:

– Что же я старая наделала, загубила сама своих касатушек, остались опять ребятишки без яйца.

Горюй, не горюй, делу не поможешь. Надо хоть перо общипать, подушку сделаю ребятам. Общипала, пошла, мыть перо в дом, а кур сложила за сарайчиком, потом закопаю.

Моет перо, а сама все горюет, жалко кур. Заходит дедушка Егор и смеется:

– Ты что это Климовна банный день сегодня курам устроила, вижу одежонку их стираешь?

– Уходи от греха Егор, пока я кочергу об тебя не обломала. Загубил ты моих касатушек, чем теперь кормить ребят? А тебе еще и смешно ироду.

– Что ты, Господь с тобой Марфа, бегают твои куры по двору, только голые, это понятно стираешь одежонку их.

– Как бегают, ты, что ополоумел, я же их дохлых ощипала?

Дед давно понял, в чем дело и хитро улыбался. – Да так бегают, посмотри сама.

Выскочила бабушка во двор, действительно гуляют по двору ее куры без пуха и пера, как есть голые и петух вышагивает длинными ногами, только гребень краснеет. Поняла бабушка, что хмельного зерна наелись куры и уснули, а она их за дохлых приняла. Все лето обрастали куры пером. Долго дед подшучивал над бабушкой насчет «банного дна». И такое было.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

И так мы уже подросли. И все почти в одно время пошли в школу. Школы у нас конечно близко не было. Совсем недавно открыли начальную школу на танковом полигоне, в маленьком домике на четыре класса. Но нам малышам и туда ходить было очень далеко и тяжело, особенно зимой и весенне-осеннею распутицу. Но что делать, другого выбора не было, а учиться надо. Еще идет война, кончается 1944 год. Итак, я иду в 1-ый класс. Ни одежды ни учебников, ни тетрадей – ничего нет, да и магазинов тоже нет, где бы все это можно купить.

Дала матери приятельница три метра ситчика зеленого в горошек, вот из него и сшили мне школьную форму, замечательное платьице, до сих пор его помню. Юбочка в складочку, а на рукавах и воротничке беленькие манжеты. Из старой простыни сделала белый фартучек, а из бабушкиной черной сатиновой юбки черный фартук, замечательная получилась форма, мне очень она нравилась. Из остатков юбки сшили сумочку, портфелей, конечно нет, а к ручке сумки был привязан еще маленький мешочек в него помешался пузырек с чернилами, который мы делали из чернильного карандаша, чернильниц тоже не было. Но самое примечательное было это наши первые тетради. Это толстая серая оберточная бумага, она была не совсем ровная. Ее мать сначала нарезала, потом каждый лист утюгом разгладила и сшила. Таких тетрадей у меня было четыре, а у некоторых и таких не было и учительница просила для них поделиться у кого лишние. Эти тетради мы, вернее родители нам разлиновывали и на них мы начинали учиться писать наши первые буквы. И это была норма почти для всех, никого это не удивляло. Конечно, были на этом полигоне и дети военнослужащих, у которых рядом отцы военные, получают пойки и денежные содержания, их дети были сыты, одеты и обуты, но мы им как-то не завидовали, наоборот мы гордились, что наши отцы защищают Родину.

И так я иду в школу. С утра меня нарядили, вместо ленточек, которых не было, мать мне сделала банты из той же простыни, завязав мне два хвоста, уже из моих отросших после покраски белых волос. Самое прекрасное – это были мои новые черные ботинки, которые к тому же при ходьбе скрипели. Одели меня и я утром пошла по соседям объявлять, что я иду в школу. Все меня поздравляли, находили меня очень нарядной и красивой, наказывали быть умницей, слушаться учительницу и хорошо учиться. А я все слушала и переступала с ноги на ногу, чтобы им было слышно, как скрипят мои новые ботинки. С нами вместе в 1-ый класс повела своего мальчика и наша соседка тетя Маруся, мы вместе играли во дворе. У тети Маруси Левко было четыре сына, все погодки, Толик, так звали мальчика, самый младший. Отца у них убило в самом начале войны, жили они очень бедно и Толик все время донашивал за братьями старую одежду, далеко не по размеру. А где было взять новую, этой бедной женщине, одной с четырьмя малышами на руках?

Ничего нового конечно тетя Маруся справить для Толика не смогла. Одет он был в старенькую серую рубашку, да сатиновые шаровары на резиночки, да еще его перед школой подстригли на лысо.

Привели нас матери в класс. Нашу первую учительницу звали Мария Ивановна. Пожилая учительница была с нами очень ласкова и внимательна. Стала нас рассаживать по партам, меня посадила, такую красивую и нарядную рядом с Толей. Это так наши матери попросили учительницу, мол, ребятишкам так будет легче привыкать к школе. Я была очень недовольна. Столько красиво одетых мальчиков и вдруг меня с Толиком. Сижу. Учительница рассказывает нам о школе, об учебе. А я не слушаю, а все думаю, отчего я должна сидеть с Толиком?

Потом встала из-за парты и прошла к столу, где должна сидеть учительница и уселась там.

– Маша, отчего ты решила, что твое место здесь? Я тебя где посадила? – спросила меня Мария Ивановна.

– А я не хочу сидеть с Толиком. Буду тогда сидеть здесь одна.

– Но это мое место. А ты должна сидеть там, где я тебя посадила. Ты теперь школьница и надо слушаться меня. Потом ты такая умница, такая красивая, ты должна помогать своему школьному товарищу Толе. То, что меня при всем классе назвали умной и красивой убедило меня, и я вернулась за свою парту к Толе, только на перемене взяла мел и разделила парту пополам, чтобы он знал свое место. Толик очень обиделся, и все время скидывал с белой черты мою пышную зеленую юбочку.

Со школы мы шли вместе, я впереди, а он сзади. Толя был послушный мальчик, а ему мама наказала:

– Ты Толик, домой иди вместе с Машенькой, ты мальчик и должен ее защищать. Вдруг собака или еще что, гляди не бросай ее. И он шел, молча следом за мной, я тоже молчала. А идти нам около 3 км. до дома.

И только пройдя полдороги, мы стали разговаривать. Они были с Украины, смуглые и черные волосы и ему было любопытно, отчего это у меня такие белые волосы и он спросил:

– Маша, можно я потрогаю твои хвостики?

– А руки у тебя чистые, а то бабушка мне только вымыла волосы. Подходя к дому, мы уже окончательно помирились. Так мы пошли в 1-ый класс и десять лет сидели за одной партой, очень хорошо дружили, я провожала его в Армию. Из Толи получился замечательный человек. После Армии он поступил и закончил заочно институт, работал и учился, но судьбы наши разошлись. У каждого своя судьба. Зимой, когда все дороги заносило сугробами, нас в школу, как правило, сопровождала моя мать. Нас ходило четверо малышей. Мать шла на работу и вела нас. Она шла впереди и делала нам следы в снегу, а мы сзади лезли за ней, так надо было пройти с км. до большой дороги, где уже изредка ходили машины. Естественно никто снега тогда не убирал, а зимы в ту пору были очень снежные и холодные. А еще тяжелее было ходить до школы в распутицу осенью и весной, когда дожди и везде вода и грязь. Мы приходили из школы все всегда мокрые и грязные и конечно болели.

Врачей, разумеется, тоже не было, кроме санчасти на полигоне, где нас не принимали. Мы, оставшиеся несколько семей в бывшем городке, оказались ничьи, никому до нас не было дела. Выживайте, как хотите. Конечно, вход на полигон нам был разрешен детям, а взрослым только по пропускам. Полигон уже начал строится, вся территория его была огорожена забором. И там, где еще перед войной стоял густой лес, стал вырисовываться военный городок.

Я уже хожу во второй класс. Иногда, особенно осенью, я со школы шла к матери на работу в садик и ждала ее, чтобы вместе идти домой. И пока я ее ждала, делала свои уроки, сидя на летней веранде, ведь когда вернемся, будет уже темно, а делать уроки при «каптилки» плохо, да и керосин бабушка экономит, достать его сложно, да и денег нет. Мать работает только за хлебную карточку, которую получает на себя и меня и нам один раз в месяц давали буханку хлеба.

Один раз мать получив буханку хлеба, возвращалась вместе со мной с работы домой. Несли в дом жизнь и радость. Была поздняя осень, дожди, грязь. Идти уже оставалось с км, надо было перейти бывшее картофельное поле. Тропинка скользкая, моросит дождь, темень кругом. Мать идет по памяти, таща меня за руку. И все время за нами кто-то крадется, мы слышим его шлепающие по грязи шаги. Мать не выдержала, схватила какой-то кол и ужасным голосом закричала в темноту: