Людмила Иванова - Карельская баня: обряды, верования, народная медицина и духи-хозяева

• Название: Карельская баня: обряды, верования, народная медицина и духи-хозяева
• Автор: Людмила Иванова
• Жанр: Культурология
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-91244-150-09

Первое комплексное исследование, посвященное карельской бане, выполнено на основе материалов, выявленных в архивах Республики Карелии и Финляндии с привлечением большого количества сведений этнографии, фольклористики, лингвистики, архитектуры и других смежных дисциплин. Основное внимание уделено банным ритуалам и верованиям, бытовавшим у карелов в XIX и XX веках. Подробно рассмотрены обряды жизненного цикла, проводимые в бане, и любовная магия. Впервые исследуются мифологические представления, на которых базируется народная медицина, а также банный этикет и верования, связанные с духами-хозяевами бани. Изучение банного локуса, сакрального для карелов, позволило представить еще один аспект архаичного мировосприятия народа, демонстрирующего на обозримом этапе синкретизм языческих и христианских представлений.

---

Затем мыли и парили новорожденного.

Воду для первого мытья нельзя было кипятить на сильном огне, следовало нагревать медленно, чтобы ребенок рос добрым. В нее добавляли три пятикопеечных серебряных монетки (для богатства), три шляпки от железных гвоздей (чтобы ребенок стал бережливым), три ячменных зерна (чтобы рос крепким и здоровым) и три кусочка собачьего кала, взятые с трех разных мест (от сглаза и всех напастей). Повитуха укладывала ребеночка на свои колени, трижды набирала пригоршню воды и лила ее так, чтобы она стекала с локтя на спинку ребенка. При этом она произносила: «Lapši ylähäks, vesi alahaks, pyhä Pohorocca peän peälä! Ребенок – вверх, вода – вниз, Святая Богородица – над головой!»

Иногда говорится, что женщине, моющей ребенка, надо обмакнуть кончик среднего (третьего) пальца руки в воду и положить его в рот[234].

Специальный веничек для паренья ребенка lapsenvasta нельзя было перевязывать искривленным прутиком (ei saa väännetyllä vitsalla sitoa). Повитуха трижды веничком кропила водой спинку ребенка и читала заговор:

Vasta selän peällä,
Pyhä Pohorocca peän peällä,
vassan lehti vasvistamah,
koivun lehti kossuttamah.
Neicut Moarie emoni,
rakas äiti armollini,
tuo hiemall hikie,
kanna kauhall väkie,
polveh puuttumatointa,
jotta jalka jaksais kävvä,
polvi polkie kykenis
luillah lutelomah,
suonillah soutelomah,
jaloillah japsamah —
ihon alaccomah,
varsin voattehittomah.

Веник – над спиной,
Святая Богородица – над головой,
лист веника – хлестать,
березовый лист – касаться.
Мать Дева Мария,
любимая мать драгоценная,
принеси в рукаве пот,
принеси, в ковше силу,
чтобы на колени не опускался,
чтобы нога могла ходить,
колено – сгибаться,
чтобы кости крепли,
кровь по венам бежала,
нога шествовала —
под кожу,
под раздетого.

Этой водой мыли ребенка трижды, оставляя при этом немного в корыте и каждый раз добавляя новой воды. После третьего раза воду выливали под банный пол. Воду, которой мыли ребенка, всегда выливали под пол, чтобы никто не мог ее затоптать.

Если в семье случалось такое, что дети вскоре после рождения умирали, то в бане их мыли в корыте, в котором до этого держали деготь.

Некоторые мыли ребенка свежим коровьим молоком rieskamaito, чтобы он рос смирным и добродушным.

Затем повитуха слегка сжимала и выправляла головку ребенка (и это делалось в течение шести месяцев в каждой бане), чтобы закрылось темечко (иначе ребенок долго не будет говорить) и чтобы головка стала «tasani ja pyörie niinkun nyplä… se on siitä kaunis» – «круглой и ровненькой, как пуговица… только такая красива». Затем младенца легонько массажировали и растягивали määrättih, чтобы достичь необходимой гибкости суставов. После этого выправляли животик vatsa on kohoteltava, чтобы пупок и все внутренние органы расположились правильно.

После этого ребенка продевали через горловину рубашки, расстеленной на полу, приговаривая: «Uusi uuveks, voate vanhaks, lapsi terveheks» – «Новое – новым, одежда – стареть, ребенок – расти здоровым». Ребенку не шили ни пеленки, ни одежду из нового полотна, чтобы он в будущем носил одежду бережно. Ребенка заворачивали в непостиранную отцовскую рубашку, чтобы у него был хороший характер и он был похож на отца. Заворачивая, в качестве оберега клали ножницы для стрижки овец и образок Богородицы, Девы Марии.

Согласно народному мировоззрению следовало сразу четко разграничить гендерную принадлежность новорожденных. Спеленатого мальчика следовало обвязать поясом отца, которым он подпоясывал нижнюю рубашку paitavyö, чтобы сын рос мужественным во всех смыслах. Карелы говорили: «Millä vyöl on iso vyötty, sil on poikakin ka-paloity» – «Каким поясом отец подпоясан, таким и сын спеленат». Над слабенькими и несмелыми мальчиками даже подшучивали: «Eipä siima piekana miehen vyöllä vyytetty» – «Тебя что ли не подпоясывали мужским поясом». Девочку обвязывали лентой от прялки kuozalirihma или лентой для волос hivusrihma, чтобы она стала похожей на мать.

Затем, как пишет С. Паулахарью, с ребенком проводили определенные обрядовые действия, чтобы он был послушен матери. Как говорили карелы, suulassutettih: мать трижды левой пяткой прижимала ротик ребенка. Чтобы ребенок следовал слову матери, его трижды оборачивали вокруг материнской ноги. После этого спеленатого младенца укладывали рядом с матерью и трижды обводили их зажженным lapintorvella (это три лучины, отколотые с боковой стороны полена, установленные на пастуший рожок), топором, косой и иконой Богородицы. Всё это одновременно держали в руках. При этом читали заговор:

Aijan rautasen rakennan,
teräksisen panen seipähät
varomah, varjelomah
vassen kohti vassuksie,
kohti kaikkie kovie.
Neičyt Moarie emoni,
rakas äiti armollini,
sie olet vanhin vaimoloista,
ennustaja ensimäini,
varo kaikki vahinkoista,
varo ta i varjele!
Tule huonon hoitajaksi,
viallisen voitjaksi!

Строю железный забор,
ставлю острые колья
для острастки, для охраны
от всех встречных,
от всего жестокого.
Мать Дева Мария,
любимая мать благословенная,
ты – старшая из жен,
первая из помощниц,
сбереги от всех бед,
сбереги и сохрани!
Приходи на помощь немощному,
все злое побеждать.

Образок, топор и косу убирали под подушку, в материнское изголовье, чтобы никакая злая сила не причинила вреда.

После этого мать совершала ритуальные действия, оберегающие ребенка от сглаза. Трижды правой рукой она пропускала сквозь пальцы детские волосики, как бы приподымая их вверх. Затем брызгала из груди молоком на щечки младенца. Верили: тогда ребенок будет расти красивым и будет всем нравиться, и в то же время тем самым обеспечивали защиту от завистливых взглядов. Карелы на месте рождения ребенка никому не показывали, так как были уверены, что если его сглазят здесь, то его уже никто не вылечит. Верили также, что ребенок будет похож на того человека, который первым его увидит (имелись в виду чужие люди).

Во время родов и в первые дни после рождения ребенка нельзя шуметь, даже разговаривали шепотом, чтобы ребенок рос спокойным. В доме нельзя было чесать шерсть, прясть, вязать, плести из лозы. Это осложняло родовой процесс. С мифологической точки зрения все действия, связанные с нитками, ассоциировались с прядением жизненной нити, нити судьбы. Это было прерогативой высших сил, духов, поэтому человек не имел права в этот лиминальный для роженицы и ребенка временной промежуток прикасаться к нити. Способствовали легким родам следующие действия: распарывать и рвать старую одежду, распускать вязаные вещи, ломать сучья и старые деревянные предметы о колено, чтобы щепки разлетались. В баню не пускали мужчин, чтобы не осложнить родовой процесс.

Когда ребенка спеленали, прямо в бане обращались к хозяйке земли maanhaltia, чтобы она приняла и благословила его:

Terveh, moa, terveh manner,
terveh piha, terveh pelto,
terveh tervehyttäjällä,
tälläkin tulokkahalla!
Akka manteren alani,
poika pellon pohjimmaini,
suo maillas matelijii…
Ijäkseh isännäksi,
elinajakseh emännäksi![235]

Здравствуй, земля, здравствуй, равнина
здравствуй, улица, здравствуй, поле,
здоровья – здоровающейся
и сюда пришедшему!
Баба, под землей [живущая],
парень, под полем [живущий],
болото, из земель самое нижнее…
На всю жизнь – хозяином,
на все время – хозяйкой!

После этого мать кормила ребенка. Давая грудь, она произносила: «Tätä on syönnyn sukus, syntys, ta helie heimokunta, tätä rupie siekin syömäh» – «Это ели твои прародители, твои предки, весь достославный род, это и ты ешь». Так она приобщала новорожденного к своему роду, тем самым обеспечивая ему покровительство предков.

После всех проведенных ритуалов мать с ребенком засыпали. Если роды прошли благополучно, ложилась спать и повитуха. Так они были в бане не менее трех суток, и роженица ни на секунду не оставалась одна, чтобы ничто плохое к ней не пристало. Если повитухе требовалось уйти, на ее место приходил кто-нибудь из родственников женского пола. С. Паулахарью пишет, что в Бойнице спустя трое суток после родов к банной двери kylyn ovelta приходил священник, чтобы благословить роженицу[236]. Как говорили карелы, «antaa malitun» «дать молитву», которая воспринималась ими как очередная заговорная формула-оберег.

У карелов-ливвиков после не менее чем трехдневного пребывания в бане повитуха шла в избу и спрашивала у отца (по некоторым сведениям, у свекра и свекрови): «Voibi go tuvva uuzi hengi perttih?» – «Можно ли принести новую душу в дом?» Получив разрешение, повитуха шла в баню за роженицей. Ребенка приносили из бани в продолговатой березовой корзине, ставили ее на порог (согласно верованиям, место пребывания духов-предков), и мать трижды перешагивала корзину с лежащим в ней ребенком туда-обратно. После этого корзину ставили на печь или на стол, чтобы духи, хозяин и хозяйка дома koinizändy da koinemändy, приняли новорожденного[237].

С. Паулахарью вариант севернокарельской традиции описывает следующим образом. Повитуха, неся трехдневного ребенка в небольшой корзине vakka, приводила мать, шедшую за ней, в избу и спрашивала у свекра, свекрови и у всех взрослых, кто жил в избе (но только не у отца ребенка!): «Meillä on teällä perehen liseä. Sopiuko tänne? Suvaicooko vanhemmat?» – «У нас здесь прибавление в семье. Нужно ли оно тут? Любо ли старшим?» Получив согласие, повитуха приносила ребенка на руки свекрови, мать кланялась ей в ноги и спрашивала, будет ли она нянчить и приглядывать за ребенком «как за своим». С тем же вопросом она подходила к свекру и ко всем взрослым членам большой патриархальной семьи[238]. После этого ребенок переходил из банного пространства в локус родной избы и считался принятым в свой род.