Сергей Каштанов - Московское царство и Запад. Историографические очерки

• Название: Московское царство и Запад. Историографические очерки
• Автор: Сергей Каштанов
• Жанр: История
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-91244-138-7

В книге рассматривается развитие историографии феодального иммунитета в России XVIII–XX вв., излагается авторская теория иммунитета как общеевропейского института, характерного для периода Средних веков. Монография дополняется приложениями, где анализируются представления западной историографии ΧΙΧ-ΧΧ вв. о феодализме в России и дается обзор современных концепций эволюции форм труда в Европе XIII–XVIII вв. Отдельные очерки посвящены историографии крестьянства Среднего Поволжья в эпоху феодализма и вопросу о роли крестьянской реформы 1861 г. в развитии тематики и методологии российского источниковедения. В двух очерках содержится разбор русской и французской литературы 60-х годов XX в., касающейся истории феодальной России.

---

Буржуазная историография прибегла тогда к языку самих источников (написанных от лица носителей верховной власти – князей и царей), т. е. начала в довольно крупных масштабах издавать жалованные и указные иммунитетные грамоты (30-40-е годы XIX в.). В конце 40-х – 50-х годах XIX в., несмотря на сохранение старого запрета, в обстановке назревания революционной ситуации источниковедческая мысль работала гораздо интенсивнее, чем раньше, а темпы накопления сырого материала (публикация иммунитетных грамот), несколько снизились в центре[46], хотя издательская деятельность на местах продолжала развиваться. В годы революционной ситуации эта тенденция раскрылась до конца.

Более того, в 60-х годах была теоретически обоснована необязательность дальнейшей публикации жалованных грамот. По мнению писавшего в это время А. Н. Горбунова, новые материалы не смогли бы ничего прибавить к тому, что стало известно из напечатанных образцов. Грамотами, напечатанными в провинциальных изданиях, ведущие историки почти не пользовались как вследствие недостаточной осведомленности об этих изданиях, так и в силу специфической особенности буржуазной историографии, которая главным в исследовании жалованных грамот считала юридический анализ, а потому часто обходилась «известными образцами», не стремясь привлечь к изучению жалованные грамоты во всей их совокупности.

Охарактеризованное положение вещей объясняется рядом обстоятельств. Во-первых, публикации первой половины XIX в. создали достаточно солидную базу для исследования жалованных грамот. Документы, таким образом, имелись, а специальных источниковедческих работ на данную тему не существовало. Само развитие исторической науки требовало отвлечься от накопления сырого материала и заняться его осмыслением. Во-вторых, политическое положение в годы революционной ситуации было таково, что язык источников казался уже слишком невнятным ответом на вставшие вопросы современности. Чувствовалась нужда в остром слове исследователя. В-третьих, буржуазная историография не выдвигала проблему изучения политических причин возникновения каждой конкретной группы жалованных грамот.

Буржуазные исследователи ограничивали свою задачу выяснением юридической основы феодальных привилегий, т. е. вопроса, наиболее актуального (из всей проблематики жалованных грамот) в период революционной ситуации. Как в силу этого момента, так и вследствие юридического характера буржуазной историографии вообще, буржуазное источниковедение конца 50-х – начала 60-х годов интересовалось лишь описанием правовых норм, зарегистрированных в жалованных грамотах. Кроме того, развитие самих правовых норм жалованных грамот также мало занимало буржуазную историографию середины XIX в., метафизическую в основе своей и сконцентрировавшую свое внимание на решении общего вопроса об источниках сеньориальной власти.

Подобный подход к жалованным грамотам действительно позволял удовлетвориться «известными образцами» и не предполагал введения в научный оборот всего комплекса исследуемых актов. Некоторое ослабление источниковедческого исследования жалованных грамот после 1861 г., обусловленное уменьшением актуальности этой темы в связи с законодательным оформлением отмены сеньориальной власти феодалов, сопровождалось известным оживлением публикаторской деятельности[47].

В годы революционной ситуации выделилось три направления в области исследования жалованных грамот. Первое представлено трудами, в которых делались попытки соединить или примирить старую теорию обычного права землевладельцев с новой буржуазной концепцией в разных ее вариантах. В 1859 г. вышла в свет книга Ф.М. Дмитриева о судебных инстанциях 1497–1775 гг. Одной из тем, затронутых автором, являлись судебные привилегии феодалов-землевладельцев. Ф.М. Дмитриев глухо заметил, что «вотчинниковы и помещичьи крестьяне судились своим вотчинником или помещиком на основании землевладельческого права»[48]. Этим он в какой-то степени солидализировался с теоретиками обычного права. Однако дальше Дмитриев целиком вставал на точку зрения Чичерина. Говоря о судебных привилегиях вообще, он утверждал: «… Все дело основывалось на одной милости»[49]. «Драгоценное право не подлежать местной расправе» давалось, по словам автора, жалованными грамотами[50].

Характеризуя вотчинный суд монастырей и церкви, Дмитриев вслед за Чичериным рассматривал его только как источник дохода (судебных пошлин), «как облегчение в повинностях»[51]. В другом месте автор мотивировал выдачу несудимых грамот злоупотреблениями наместников и их агентов. «Недостатки древней администрации, которая была иногда чрезвычайно обременительна для лиц подвластных, – писал он, – повели к многочисленным исключениям из области подсудности»[52].

Если в книге Дмитриева старая и новая концепции соединялись чисто механически, а в основном автор поддерживал новую теорию (Б. Н. Чичерина), то в монографии В. А. Милютина компромиссная тенденция получила логическое обоснование. Исследование Милютина «О недвижимых имуществах духовенства в России» начало печататься в 1859 г.[53] Жалованным грамотам автор посвятил специальную главу[54]. Милютин впервые дал систематическое и подробное изложение основных юридических норм, зафиксированных в жалованных грамотах, отметил составные части жалованных грамот XIV–XVII вв., рассмотрел разные формы подтверждения грамот. В этой же работе Милютин поместил главу, где описывалась внутренняя жизнь монастырских вотчин, – сбор податей с крестьян, организация суда над ними[55].

Автор, разумеется, не ставил перед собой цели путем такого двустороннего показа реально существовавших вотчинных порядков и их юридического оформления в жалованных грамотах прийти к каких-либо выводам относительно природы монастырского иммунитета. Двусторонняя характеристика получилась у Милютина стихийно – в силу его стремления описать наиболее полно землевладение и права духовных корпораций. Хотя автор и говорит о тесной взаимосвязи «явлений юридических» с явлениями «хозяйственными»[56], органического единства между отмеченными двумя главами нет. Основой финансовых и судебных привилегий церковно-монастырских корпораций Милютин считал жалованные грамоты. Не случайно разбор жалованных грамот предшествует у него анализу внутренних порядков, царивших в монастырских вотчинах.

Пытаясь выяснить «общие» причины выдачи жалованных грамот, Милютин апеллировал к теории обычного права[57]. Однако, отмечая в декларативной форме всеобщий характер привилегий, утвердившихся в силу «обычного права», Милютин не распространял это положение на иммунитет духовных корпораций. Вотчинную власть монастырей и церкви Милютин рассматривал как результат пожалований со стороны княжеских и царских правительств, отрывая ее от феодальной собственности па землю. В предоставлении духовным учреждениям иммунитетных прав Милютин видел «обычай», который «получил начало свое в Греции». Основными причинами, побуждавшими носителей верховной власти к выдаче грамот монастырям, Милютин считал «любовь к вере» и «желание окончательно обеспечить содержание и благосостояние духовного сословия»[58]. Конкретный разбор жалованных грамот дан Милютиным в метафизическом духе. Выводя средние нормы иммунитета XIV–XVII вв., автор совершенно не показал развития экономической и политической власти феодалов.

Рост компромиссных настроений в буржуазной историографии периода революционной ситуации объясняется ее страхом перед развернувшимся в стране народным движением. Попытка совместить признание исконности землевладельческих и иммунитетных прав светских феодалов с показом решающей роли государства в деле создания феодальных привилегий имела определенный классовый смысл. Она должна была привести к выводу о том, что помещичьи права – это древняя «частная собственность», которая требует уважения к себе и не может попираться всеми и каждым: только государство располагает правом ее ликвидировать. Чисто буржуазная модернизация феодального строя в чичеринском духе в сочетании с подчеркиванием обычных прав землевладельцев оказалась удобным средством оправдания намеченной правительством реформы, причем именно в том виде, в каком она была задумана и впоследствии осуществлена на практике – буржуазной по содержанию, крепостнической по форме.

Логический прием, допускавший это, строго говоря, эклектическое смешение теорий, состоял в довольно искусственном противопоставлении землевладения светских лиц землевладению духовных учреждений. Наиболее ясно указанные формы землевладения противопоставлялись в монографии Милютина. Гносеологически такое противопоставление было возможно вследствие крайне ограниченного понимания буржуазной историографией природы обычного права «благородных». Обычное право связывалось только с отсутствием или слабостью государственной власти в древности. Вместе с тем, определенная экономическая структура, порождавшая «обычные права» феодалов, игнорировалась.