Владимир Хотилов - Неверия. Современный роман

• Название: Неверия. Современный роман
• Автор: Владимир Хотилов
• Жанр: Русское современное

Это роман о поисках истины и любви, которые не существуют без веры… В этом убеждается главный герой – молодой сотрудник криминальной милиции Комов, в жизни которого судьба связала поиски истины и любви в тугой узел. В этой ситуации он вынужден разбираться не только в себе самом, но и в прошлой жизни другого человека с изломанной судьбой. И перед Комовым проходит целый пласт жизненных событий от эпохи хиппи и «химиков» до эпохи «великого хапка» очередного исторического излома России.

---

Здесь, на зоне, в убогой душонке Лося всё ещё жил насильник, правда, пока это проявлялось только в его пустой болтовне.

«Я, как за вахту выйду, я точняк Веру Ивановну за-ва-лю!» – рассуждал он часто вслух, выговаривая последнее слово по слогам, и при этом шлепал губами, истекая слюной. А Вера Ивановна – дородная и высокая женщина с добрым характером, заведующая больничкой их исправучреждения, слышала об этом его трёпе от других осуждённых, но к Лосю относилась, по-прежнему, как к большому и бестолковому ребёнку.

Лось не работал, а больше сачковал в бригаде, где трудился Влад. И тот как-то раз решил заняться трудовым перевоспитанием Лося, но педагог Макаренко получился из него никудышный.

В тот день Влад сгоряча скрутил запуганного Лося резиновым шлангом, повозюкал его в таком виде по куче песка на стройплощадке, где они работали, и слегка попинал ногами в воспитательных целях. Что случилось дальше, для Жеки было не совсем ясно: не то Лось не стерпел и пожаловался отрядному, не то сам дежурный помощник начальника колонии застал Влада в роли неуполномоченного воспитателя.

Так это было или иначе, теперь всё это уже не имело значения, но в результате проявленной тогда незаконной активности на воспитательном поприще Влад заработал несколько суток штрафного изолятора и посему не отправился тем этапом, которым Жека, как условно освобождённый, попал в Найбу.

– И ты решил, что будь Влад с тобой, то никакой заварухи в Качкаре с ними не случилось? – спросил Грозин, пытаясь понять ход его мыслей.

– Возможно, а, впрочем, это всё мелочи жизни! – по-взрослому ответил Жека.

– Да… – задумчиво произнёс Грозин после паузы. – Все мы под одним небом – на одном свете под главным вертухаем ходим, – он поднял глаза к потолку, оттопырив в ту сторону большой палец руки, затем не спеша закурил и добавил: – А в жизни, Жека, мелочей не бывает – сам убедился… Ведь так её можно всю на мелочь разменять!

Жека внимательно посмотрел на своего непредсказуемого друга, полагая, что тот в очередной раз шутит и через мгновение снова, как обычно бывало, неожиданно и заразительно рассмеется, но Грозин притих и уставился в стену невидящим взглядом.

Насосы на стройплощадке не помогли – уровень грунтовых вод оказался высоким и откачка воды из траншей положение дел не улучшила. Вода не желала из них уходить и копка земли под фундаменты становилась почти бесполезным занятием, и продолжение работ только приводило в дальнейшем лишь к их обрушению.

Наступали холода, и народ из этапа потихоньку начал убавляться: кто-то запил или ударился в прочие грехи, а кто-то переступил закон и снова лишился свободы.

Холода подгоняли, и основная часть бригады занялась сооружением тепляков и другими вспомогательными работами. А в одно утро мастер собрал всех в круг и объявил, что их основная задача до нового года – завершение работ по фундаментам.

– Если до нового года фундаменты готовы не будут, то объект в Найбе заморозят до лучшей поры, – подвел итог мастер Барсуков и, медленно оглядев присутствующих, произнёс с уверенным видом: – А вас, ребята, скорее всего, переведут тогда в Качкар!.. Там работы хватит на всех!

Это известие радости не у кого не вызвало и на то у каждого нашлись свои причины. Подпорченное настроение у Жеки несколько улучшилось, когда после обеда он получил на почте телеграмму из дома. Он ждал её и надеялся с помощью этой телеграммы вырваться из Найбы на несколько дней в родной Неверов.

9

Василий Захарович Митяев (за глаза Митяй или Захарыч) по призванию был артистом, немного балагуром, любил охоту с рыбалкой, хорошо выпить, однако по воле партии и причудам судьбы служил в органах милиции, являясь старшим участковым уполномоченным, и отвечал в настоящее время за законность и порядок в самой Найбе и её окрестностях.

Участок у него в Кымском районе оказался самым большим. На круг эти просторные и не слишком спокойные владения раскинулись почти в двадцать пять километров, о чём Митяев любил, при случае, непременно кому-нибудь напомнить. Вот к нему Зотов и поспешил с телеграммой от родных, заверенной врачом, в надежде получить краткосрочный отпуск по семейным обстоятельствам.

В кабинете участкового Жека успел едва разглядеть женщину неопределенного возраста с рыжими волосами и припухшим лицом, как Митяев приостановил его поднятием руки.

– Погуляй, милок, погуляй чуток, – почти ласково проговорил он, – а после дамы – заходи!

Найба накрылась снегом, было тихо и не видно не души. Бродить одному по посёлку Жеке не хотелось, а из кабинета Митяева с крохотной прихожей отчетливо доносился голос участкового:

– От гражданки Фелиции Львовны Сторчак, проживающей в посёлке Найба по улице… бу-бубу… заявление… двадцать седьмого октября текущего года я познакомилась в окрестностях посёлка Найба с гражданином Александром, по кличке Баклан, поскольку его настоящей фамилии не знаю. Мы понравились друг другу и вступили в тот же день в интимные отношения. Потом он пригласил меня к себе в общежитие по улице Советской, дом тринадцать. Там мы… бу-бубу… где меня после… бу-бубу… где меня потом… бу-бубу… прошу за причиненные насильственные действия… бу-бубу… в соответствии с законом… бу-бубу… привлечь к ответственности лиц, совершивших указанные действия по отношению ко мне… подпись и дата.

Наступила пауза, потом послышались всхлипы, а вслед за ними раздался возмущённый женский крик:

– Я ж ему одному хотела дать, а он, подлец, всех своих дружков позвал! – женщина продолжала всхлипывать, а Митяев, похоже, размышлял.

Жека собрался уже пройтись, как опять повалил снег, и он, притаившись от непогоды под узким козырьком над полураскрытой входной дверью в прихожую, стал невольным свидетелем разговора в кабинете Митяева.

– Фелиция… Фёкла Львовна, – говорил Митяев, – ты ж умная баба!.. Институт закончила, аспирантуру… Не возьму я твою бумагу даже на всякий случай!.. И дела никакого не будет – пойми меня правильно… Нет никаких фактов!.. Вещдоков!.. Свидетелей!

– Не Фёкла я, не Фёкла, товарищ милиционер! – поправляла его женщина, а Митяев невозмутимо продолжал разговор. Женщина, всхлипывая, возражала ему, но Митяев был непреклонен:

– Знашь, Фелиция… Фёкла Львовна, зажрались вы там в своих столицах – с жиру беситесь! У меня в Найбе и вокруг неё таких сторчаков-торчаков, как бродячих собчаков… Я твою анкету смотрел и кое-что знаю… Отец – известный учёный, профессор, доктор мудимудических наук… А прадед кто?!.. А прадед ученик и сподвижник самого Плеханова! Отца русской демократии… Вот как!.. А ты?!.. Тунеядка позорная!.. Дома бухала, не работала и здесь дурочку валяешь… Ты в Найбе скоро год, а мне на тебя характеристики писать… Учти!

Всхлипы продолжались, а голос Митяева становился всё более угрожающим:

– Вот-вот, учти, Фёкла Львовна!.. Мать… вас… всех за ногу! – раздавалось из кабинета участкового. – Бухаешь, шашни с уголовниками крутишь, а как чего, так сразу к Митяеву со слёзными бумажками! Строго предупреждаю – становись на путь исправления… А иначе будут неприятности – обещаю!

Всхлипы прекратились, женщина, видимо, приводила себя в порядок, а Митяев выдерживал паузу.

– Вот и ладненько! – послышался его голос. – А теперь ступай – без тебя дел хватает. На Найбу десант уголовников сбросили – сидишь тут, как на сковороде… Мать… вас… всех за ногу!

Дверь кабинета распахнулась и рядом с Жекой оказалась рыжеволосая, уже изрядно потрёпанная женщина в стеганом ватнике и в тёмно-синих брезентовых штанах, заправленных в резиновые сапожки. Она равнодушно посмотрела на Жеку.

– Закурить не дашь? – быстро спросила рыжеволосая. Он протянул ей раскрытую пачку сигарет. Опухшее от пьянства и слез серое лицо искривилось от наигранной гримасы, словно кто-то надавил на щёки рыжеволосой, и она проговорила нараспев:

– А я такие не курю… Мерси! – и сбежала по ступенькам крыльца, поправляя копну рыжих волос.

– Мерси-мерси, но больше не проси… – негромко произнёс Жека, проводил взглядом разбитную бабёнку и вошёл в кабинет Митяева.

Василий Захарович прочитал телеграмму, повертел её в руках, словно не знал, что с ней делать, а затем вернул Жеке.

– Домой собрался? Погостить? – ласково протянул он. – Небось, по милке соскучился, а?

Жека промямлил ему что-то в ответ про больную мать.

– Понимаю, я всё понимаю, – Митяев заулыбался и, хитровато прищурясь, пояснил. – С вашим братом будет работать спецкомендатура. Ну и я, по месту, так сказать. Спецкомендатура для вас пока создается…

Митяев не договорил и посмотрел в окно, из которого открывался обзор на центральную площадь Найбы со всеми местными горячими точками, которые он контролировал, не выходя из своего кабинета.