Павел Катаев - Без собаки. Книга прозы

• Название: Без собаки. Книга прозы
• Автор: Павел Катаев
• Жанр: Русское современное

Тексты написаны в течение последних двадцати лет – вымышленные истории, основанные на впечатлениях от необратимых изменений в жизни персонажей…

---

Как-то в его руках случайно оказался иллюстрированный справочник с данными о множестве самых разнообразных систем огнестрельного оружия, где он к своему удивлению нашел-таки все пять своих давних «знакомцев», узнал их названия и боевые свойства и запомнил все это, казалось бы, навсегда. Но, как оказалось, все эти знания немедленно выветрились из памяти, лишь только он захлопнул книгу: в ученую голову влетела какая-то важная мысль, которую он немедленно принялся обдумывать. А про пистолеты забыл. Что же удивляться? Человек он мирный и интерес к оружию так его и не захватил, оставшись в далеком детстве.

С большим удовольствием он любил рассматривать изображения различных зверей и птиц в толстых томах энциклопедии Брема…

Первый выстрел напугал, второй – вызвал восторг. Наган дернулся, рука еле удержала его. Невидимая пуля летит сквозь темный заснеженный лес, мимо спящих стволов сосен, мимо елочек, напоминавших по-зимнему закутанных детей – только веселые глазки посматривают из-под ветвей, укрытых снежными сугробиками. И куда она, эта пуля, улетела – неизвестно. А для нашего героя она до сих пор все летит и летит через тот ночной новогодний лес.

Теплая и снежная зимняя ночь, новогодняя оттепель, заваленная снегом дача – финский домик из нескольких комнаток, тесный коридорчик, продуваемый сквозняком, кабинет хозяина с кушеткой, накрытой клетчатым пледом, у окна простецкий письменный стол, а в ящике стола…

Маленький, но широкий и плотный Витька, смуглый, с румянцем во всю щеку, блестя черными озорными глазами, по-хозяйски выдвигает ящик.

– Налетай, подешевело!

Из присказки: «Налетай, подешевело, расхватали – не берут!». Не очень-то понятен смысл. «Что именно подешевело?» «Что именно расхватали?» и «Что, наконец, не берут?» При всем, притом, эта разухабистая фразочка внедрилась в сознание, даже, наверное – в подсознание…

Владимир Семенович, не смотря на охватившее его любопытство, даже попятился от стола: «Как можно залезать в отцовский ящик! Да еще набитый оружием!». А уж в этом он имел колоссальный опыт – в лазанье по ящикам папиного письменного стола. Да и не только стола!

Мальчики не сразу решаются взять пистолеты, смущенно посмеиваются, переглядываются.

– А если он узнает? – спрашивает Сережа.

– Чепуха! – успокаивает Витька. – Мы чего? Мы постреляем и назад положим!

После тех новогодних каникул Владимир Семенович бесчисленное число раз на протяжении многих лет приезжал в этот дачный поселок, но никак не узнавал того таинственного, сказочного поселения, каким увидел его впервые. Он и рвался-то сюда из Москвы в ожидании таинственной сказки, а вместо этого оказывался в скучноватом запущенном дачном поселке, со старенькими облупленными дачами, дырявыми заборами, неряшливыми кустами. Да и вместо того сказочного новогоднего, лес оказывался каким-то неухоженным, скучным.

Весь поселок был вдоль и поперек исхожен – и вместе с Сережей, к которому он приезжал в гости, и в одиночестве. Изучены чуть ли ни все тропинки в ближайшем лесу. Даже казалось, (такая странность!), вернее, он был убежден, что ему знаком здесь не то, что каждый куст орешника или бузины, а каждый листок на этих кустах, хотя, разумеется, вся листва к зиме опадала, а на следующий год появлялась новая.

И этот изученный дачный поселок никак не совпадал с тем, впервые увиденным…

Я (то есть, Владимир Семенович) напрочь потерял всякую ориентировку в пространстве. Словно бы вылетел из скучной реальности и переместился в мир грез. И этот мир грез стал единственно реальным – по-настоящему теплым, родным. О том же мире, в котором я жил до этого и в котором мне предстояло жить в дальнейшем, и воспоминаний не осталось.

Владимира Семеновича очень сердил факт несовместимости двух впечатлений.

Получалось, что одно и то же место, которое ты когда-то посетил и куда потом вернулся, может восприниматься по-разному. Взять, например, ту прекрасную новогоднюю ночь – снежную, сырую, ветреную. Больше такой ночи в его жизни не случалось. И, как уже было сказано, даже иногда казалось, что он ее себе навоображал или же она ему приснилась.

Вот ветер затихает, наступает тишина, словно бы кто-то выключает в природе звук, и в этой огромной всеобщей тишине слышится далекий лай собаки. Кого собака зовет? Что хочет сказать? И тут снова ударяют в лицо порывы плотного, какого-то весеннего, оттепельного ветра, и сквозь его шум за лесом отчетливо различается настойчивое постукивание колес железнодорожного состава, тяжелого и бесконечно длинного. И вдруг раздается отдаленный гудок, словно ночной поезд кричит:

– Я здесь! Я здесь! Я здесь!

И в руке тупо вздрагивает от выстрела тяжелый пистолет.

Ого! Да в этом поселке, увиденном впервые, могут случаться разные события, происходить разные встречи. И они происходят.

Юная душа Владимира Семеновича, совсем еще мальчика, наполнилась такой любовью, что на глаза навернулись слезы, и за всю новогоднюю ночь они так и не успели высохнуть. Сказать точнее – не успевали высыхать. Во всяком случае, ему так казалось, и при этом он к собственному удивлению совсем не стеснялся своих мокрых глаз.

Пробравшись оживленной и потной ватагой через заваленный снегом лес из одного конца дачного поселка к другому, компания оказались возле обычного в этом поселке финского домика, где их оказывается, уже ждали. Там уже было довольно много гостей, а вместе с новыми их стало еще больше. Однако в воспоминаниях о той ночи никому из новых знакомых не досталось места – только хозяйкам дачи, двум чудесным сестричкам, абсолютно неотличимым друг от друга, двойняшкам, которых почему-то называли противным словом «близняшки».

И не успели мальчишки, разгоряченные стрельбой и борьбой с сугробами, ввалиться в натопленную дачу, как влюбчивый Владимир Семенович сразу потерял голову. Да, сестричек было две, но влюбился-то он лишь в одну из них, ту, что вдруг схватила его за руку и увлекла из жарко натопленной комнаты с новогодней елкой и накрытым столом на террасу.

Когда они оказались на темной и холодной летней террасе, девочка смело сжала его лицо теплыми ладошками и быстро ткнулась своими мягкими губами в его напряженные губы. Они даже зубами стукнулись!

Подобного еще никогда не бывало в жизни Владимира Семеновича.

– Я – Саша, – довольно громко сказала, почти крикнула девочка, и добавила: – А сестру зовут Оля.

Ее голос, какой-то низкий и очень взрослый, и взял Владимира Семеновича за душу.

– А я – Вова… – пролепетал он и почему-то спросил словно бы вдогонку случившемуся: – Чего это ты?

Саша таинственно прошептала:

– Подожди, Вова. Я сейчас…

И исчезла, оставив мальчика одного на темной и холодной дачной террасе.

Отвлечемся. К чему, вообще-то, рассказывается о том детском поцелуе? Пришедший на память эпизод не имеет никакого отношения к задуманному Владимиром Семеновичем роману (литературному произведению), но раз уж вспомнился, пусть остается. Не сейчас, так когда-нибудь в будущем пригодится.

Отличить девочек одну от другой на первых порах невозможно. Да и не только на первых порах: даже школьная учительница начальных классов путала своих учениц. Что уж говорить о Владимире Семеновиче, который увидел сестер вообще впервые. И нечего удивляться, что он не заметил подмены, когда вместо одной двойняшки на террасу явилась другая, и целовался он уже с ней. Пойди, пойми: те же сияющие от счастья глаза, тот же сводящий с ума низкий голос, почти бас, те же прохладные губы, но уже не на губах, а на пылающей мальчишеской щеке.

Владимир Семенович попался двойняшкам именно в тот период их жизни, когда свои школьные, озорные опыты по подмене друг друга на уроках они перенести в частную жизнь.

Ничего удивительного, что, когда вдруг на террасу с веселым смехом выбежали справляющие Новый Год, окружили парочку и захлопали в ладоши, Владимир Семенович рассердился, а вспыхнувшая в душе любовь к коварной девчонке исчезла навсегда.

Через несколько часов, той же ночью, пятеро вооруженных друзей вернулись к Витьке на дачу и возвратили оружие на место. Один за другим пистолеты и оставшиеся патроны перекочевали из карманов юных стрелков в ящик хозяйского стола. А вот Сережа так и не смог расстаться со «своим» браунингом. В конце концов, ничего не случится, если он им еще немного повладеет.

Ящик с пистолетами Витька захлопнул, а браунинг остался в кармане Сережиной зимней куртки.

На следующее утро, а точнее – на следующий день, проснувшись после ночных приключений, Сережа, осознавший весь ужас своего поступка, разбудил своего гостя, и они вместе с Владимиром Семеновичем отправились возвращать браунинг.

Вопреки ожиданию, Витькины родители, которые только к утру вернулись из Москвы, где встречали Новый Год в гостях, радушно встретили приятелей своего сына. Они усадили их за стол, накрытый к позднему завтраку.