Виктор Кротов - Навстречу своему лучу. Воспоминания и мысли

• Название: Навстречу своему лучу. Воспоминания и мысли
• Автор: Виктор Кротов
• Жанр: Биографии и Мемуары

Воспоминания охватывают период с середины двадцатого века до нашего времени. В книге много выразительных описаний реалий своего времени. Читатель встретится здесь с многими замечательными людьми, совершит путешествие по временам Советского Союза и перемен общественного строя. Молодёжь встретится с особенностями жизни, о которых ей известно не так много. И каждый найдёт в авторе собеседника, который постарается рассказать много важного о внутреннем мире человека и его возрастном развитии.

---

Иногда Александр Николаевич казался суровым, порою даже несправедливым, но для школы сделал очень многое. В ней появились математические классы, музыкальные. Пришли талантливые педагоги. Был организован школьный театр, да много чего…

И вот, несколько лет спустя после окончания школы, до меня донеслась печальная весть: Склянкина больше нет. Более того, он не просто умер от болезни, а покончил с собой выстрелом из ружья. Говорили – из-за несчастной любви. А мне он запомнился таким основательным и невозмутимым, что трудно было увязать это с душевными бурями.

Вкус математики

Ещё до того, как мне удалось оценить значение математики, её базовую роль в научной культуре, я почувствовал главное, что определяет отношение человека к тому или иному роду деятельности, – вкус этого дела. Мне помогли в этом многие авторы, возбуждавшие тяготение к ней, – в первую очередь, книги Перельмана, «Волшебный Двурог»104, «Математическая шкатулка»105 и пр. – но основным кулинаром был Герман Григорьевич.

Мне нравились в математике сам стиль мышления, вычленяющий главное, красота и неожиданность приёмов доказательства, проникновение мысли в тончайшие щели возможного, парадоксальность результатов, своеобразное сочетание теорий со здравым смыслом… Много чего нравилось.

Даже настенный фотобюллетень, который я выпускал время от времени совершенно единолично, выходил под названием F (x), что должно было читаться «Фотоикс».

С каким азартом я искал значения чисел «е» и «пи» с точностью до сотен знаков после запятой, а потом вырезал огромное количество цифр из бордовой бархатной бумаги, чтобы украсить этими значениями наш математический кабинет. Каждое из этих чисел шло бордюром по верхней части двух стен, и многие заучивали их, сидя на уроке, чтобы потом блеснуть знанием этих чисел: кому до какого знака хватало памяти.

Любил участвовать в математических олимпиадах, хотя и не блистал на них. Меня это не особенно заботило. Даже одна решённая задача, особенно нестандартная, на сообразительность, доставляла волнующую радость.

Однажды Герман Григорьевич предложил мне настоящую исследовательскую тему: «Инверсия относительно конических сечений». Вгрызаться в неё было азартным удовольствием, но до результата это меня так и не довело. Не намёк ли на то, что всё-таки математика – не моё дело? Если так, то этого намёка я тогда не понял.

Свойственно мне было и некое бахвальство математической аурой. Однажды я ночевал в комнате у бабушки с дедушкой, но никак не мог заснуть. Горел верхний свет, дедушка с бабушкой о чём-то спорили, и я решил намекнуть им, что мне нужна более благоприятная обстановка для сна. Изображая спящего, я слегка застонал и, не открывая глаз, произнёс как бы в бреду, но внятно: «Интегрируется детерминант бифокального глобоида» (полная абракадабра). Дедушка озабоченно констатировал:

– Да, заучился мальчик.

Бабушка включила настольную лампу вместо люстры, и громкий разговор прекратился. Довольный достигнутым впечатлением, я заснул.

Актёрство

В школе обнаружился театр «Огонёк». Театр? Прямо в нашей школе? Интересно. И мы с Борей Пигаревым пошли туда записываться. В актовом зале нас встретила Надежда Семёновна Горохова, режиссёр «Огонька».

– Ну-ка, крикните, – попросила она.

Я крикнул. Боря тоже.

– Нет, не так, как находясь в зале. Представьте, что вы в лесу, и надо до кого-нибудь докричаться, а то плохо дело…

Мы закричали по-другому. В дверь зала заглянула испуганная дежурная. Нас приняли.

Потом выяснилось, что принимали, в общем-то, всех. Участником «Огонька» позже стал и мой брат Лёня, который тоже учился в пятьдесят второй.

«Огонёк» был детищем Надежды Семёновны. Она привела его в пятьдесят вторую школу, когда он уже имел свою историю. С фрагментами этой истории мы могли познакомиться, разглядывая фотоальбомы, встречаясь с прежними участниками, слушая рассказы Надежды Семёновны. Детей у неё не было, зато был «Огонёк», и мы не раз собирались у них с мужем в Шведском переулке: на день рождения Надежды Семёновны или по другим поводам.

Худая, невысокая, с сияющими глазами, Надежда Семёновна учила нас разнообразной магии актёрского искусства, начиная с системы Станиславского и заканчивая умением гримироваться или, например, говорить шёпотом так, чтобы тебя слышали последние ряды зала.

А директор Склянкин постарался сделать стандартный актовый зал по-настоящему театральным – с рампой, кулисами и так далее.

В труппу «Огонька» входили и ученики пятьдесят второй, и те, кто учился неподалёку, и некоторые из прежних участников. Многие задерживались здесь после того, как заканчивали школу. Я изредка играл в спектаклях и тогда, когда учился на мехмате, и даже позже. Надежда Семёновна уже ушла в другой мир, а я всё ещё видел порою сны, в которых она вела репетиции «Огонька».

Не сразу мы с Борей стали выходить на сцену. Поначалу я делал приглашения на спектакли (печатал их на фотобумаге), Боря занимался административно-организационной работой. Но вскоре нас уже вводили в спектакли. Как старшеклассникам нам доставались самые возрастные роли. Репертуар был разнообразным: и водевиль Владимира Сологуба «Беда от нежного сердца», и «Мой бедный Марат» Алексея Арбузова, и «Последние» Максима Горького. В «Последних» я играл старика Якова и во время каждого спектакля «умирал» на сцене. Это была, наверное, наиболее значительная из моих ролей. Я знал (для себя) биографию Якова с самого детства, а для убедительности образа привозил с собой на выступление дедушкин махровый халат.

Театр «Огонёк» был успешным коллективом. Мы участвовали во всесоюзных фестивалях самодеятельных театров, становились лауреатами, продвигались к тому, чтобы получить важное, по тем временам, звание «народного театра». Но я не думал профессионализироваться в этой сфере – дилетантство меня вполне устраивало.

Актёрская игра оставалась для меня именно игрою, в которую, правда, и взрослым играть интересно. Особым переживанием была и сама театральная жизнь – с волшебством переодеваний и перевоплощений, с весёлыми свободными отношениями (всего лишь в смысле выражения эмоций, ничего большего). Она, видимо, снимала с меня какие-то зажимы, смягчала чрезмерный рационализм и прагматизм. А ещё помогала углублённее, чем просто по-зрительски, воспринимать настоящее сценическое мастерство.

У нас в школе (опять-таки спасибо Склянкину) были хорошо налажены литературные выступления замечательных актёров-чтецов. Выступали Сергей Юрский, Яков Смоленский и многие другие. Всё это было бесплатно и ничуть не хуже, чем выступления на больших площадках, где я тоже начал бывать (помню, например, магнетическое чтение стихов Игорем Ильинским).

Тем не менее, хотя всё это очень развивало и вдохновляло, мне никогда не приходило в голову проводить какую-либо параллель между профессиональным мастерством и нашей самодеятельностью. И то, и другое было увлекательно, но совершенно по-разному.

Сторонним применением выступательного навыка, приобретённого в «Огоньке», стал мой дебют в качестве Деда Мороза в детском саду, куда ходил мой младший брат Максимка. Всё я сделал, как надо: разучил стихотворную роль, оделся в выданную дед-морозовскую униформу, постучал посохом в окно с улицы, радушно общался с детьми и раздавал подарки. Даже гонорар получил. Правда вечером, когда мы все уже были дома, Максим внимательно пригляделся ко мне и торжественно сообщил:

– А к нам Дед Мороз приходил в такой же рубашке, как у Вити!..

До разоблачения дело не дошло, поскольку мы решили, что такая рубашка не одна и налицо обычное житейское совпадение.

В 1977 году, когда школу перевели в другое здание, «Огонёк» переехал (после пятнадцатилетнего симбиоза с пятьдесят второй) в Дом культуры «Тушино». Но и там я ещё поддерживал с ним контакт.

Однажды меня позвали на съёмки телевизионной передачи «Москвичка», посвящённой, в частности, юбилею нашего театра, хотя там были и другие сюжеты. Я пришёл с двумя своими детьми, уже бородатый. Пока снимали мою пылкую речь про «Огонёк», Надежда Семёновна посадила Аню и Сашу к себе на колени. Так они и были показаны по телевизору. А меня вырезали, потому что я был с бородой. Она тогда была почему-то нежелательным атрибутом, с точки зрения цензуры.

Предчувствие призвания?

Не припомню в детстве и в отрочестве классических ребячьих желаний: быть моряком, лётчиком и прочее. Разве что в космос полететь я был бы не против. В 1961 году, когда начались космические полёты – с Гагарина – мне было пятнадцать лет. И я подумывал (наверное, как и многие тысячи подростков): вот бы предложить себя для очередного полёта. Если погибну, не жалко, не особо ценный кадр, а в случае успеха – польза стране. Да и прославиться тоже приятно. О подготовке в космонавты и прочих особенностях этой профессии (тогда ещё единичной) я ничего толком не знал. Ведь только что собачек на орбиту запускали, чем я хуже?