Елена Бурунова - Откровение. «Не судите, да не судимы будете…»

• Название: Откровение. «Не судите, да не судимы будете…»
• Автор: Елена Бурунова
• Жанр: Историческая проза

«Ты любовница со стажем», – так мне когда-то сказал Никита, и это правда. Всю мою жизнь меня окружали мужчины в форме. Они мной восхищались. Меня хотели. Мной торговались. Мне говорили: «Я тебя люблю!». Их любви мне было мало. Когда Европа лежала в руинах, а Советский Союз из последних сил пытался удержаться в кровавой реке войны с Германией, я встретила его. И пусть на нем чужая форма. Он говорит на чужом языке. Я счастлива рядом с ним. Не смейте меня осуждать! Мне всё равно! Я люблю и любима!

---

– А у меня лучшее в Сенно получаются. Даже сам председатель райисполкома хвалил.

Подполковник ничего не ответил, только улыбнулся мне. От этой улыбки мне стало не по себе. Я – совсем ещё девчонка, смутилась. Знаки внимания мне никогда не оказывали мужчины. Мальчишки из класса не в счёт. Я подала ему тарелку с блинами. Он протянул руки, и наши кончики пальцев соприкоснулись. Это длилось всего мгновение. Только от этого по телу пробежали мурашки. Отдёрнув руку, я убежала к матери.

На кухне мама достала чугун и раскладывая по тарелкам куски курей. Из-за шума в доме она не услышала, как подошла я.

– Ой! – испуганно воскликнула она и уронила кусок куриной ножки на пол. – Ну, вот! Что ты подкрадываешься, словно кошка?

– Я не хотела.

– Ладно, уже.

У матери было приподнятое настроение. В отличие от всех членов семьи, она искренне верила, что этот брак только к лучшему. В её глазах Коршунов будет хорошим зятем. Тем более, что Гришечка, как она его стала называть, искусно льстил будущей тёще. Дарил подарочки. Мама падкая на лесть, уже любила зятя. Считала, что именно такой муж нужен Анюте. С ним его любимая дочка будет, как за каменной стеной. Гришка не чета её Семёну. Не тюфяк, а настоящий защитник.

– Лизка, брось Дружку, – поднимая с пола кусок курятины, сказала мать. – Пусть и у него будет праздник.

Выйдя во двор, я глубоко вдохнула. Свежо. Хоть все окна в доме раскрыты настежь, но дышать нечем. Слишком душно. А ещё запах еды вперемешку с самогонным перегаром делал воздух тяжёлым.

Дружок радостно вилял хвостом. Он сразу учуял запах вкусненького. Прыгая и скуля, пёс выпрашивал лакомство у меня.

– Ну, послужи, мой мальчик! – я высоко подняла ножку курицы.

Дружок запрыгал на задних лапках. Черненькие глаза – бусинки жалобно посматривали то на меня, то на мою руку.

– Держи, пушистик!

Я бросила ему заслуженный кусочек. Пёс поймал налету ножку и улёгся грызть её. Не прошло и минуты, как лакомство исчезло в пасти Дружка. Поднявшись, он продолжал вилять хвостом в надежде на ещё один кусочек вкусненького.

– Обжорка! – потрепала по мохнатой голове Дружка.

Я собиралась уходить, как пёс настороженно поднял уши. Дружок бросился в сторону огорода. Цепь звякнула и натянулась. Всматриваясь вдаль, я увидела Федьку. Он шёл с лесополосы. Шатаясь из стороны в сторону, любимый сестры тащил за собою какую-то палку. И только, когда Федя приблизился к речушке, разделяющей наш огород с полем, я поняла это не палка. В руках его было ружьё.

Моё сердце ёкнуло. Я помню, как в испуге огляделась вокруг. Мне стало страшно. Что если сейчас кто-то выйдет покурить или Дружок залает. В доме полно людей с оружием. Никто разбираться не станет. Застрелят Феденьку. Ещё и политическое дело состряпают. Мол, напал на сотрудников НКВД. Я бросилась со всех ног навстречу Федьке.

Я бежала и молилась только бы пёс не залаял. Только бы никто не заметил его в распахнутом окне. Только бы успеть. Новые туфли жали. Я даже не помню, как сняла их в грядках с капустой. В борозде картошки упала пару раз, прежде чем добежала до Федьки. Я с разбегу хватилась за ружьё. Старую охотничью одностволку прошлого века отчаявшийся ухажёр сестры держал крепко. Вырвать оружие сразу у меня не получилось. Федька дёрнул ремень и оттолкнул меня. Не устояв на ногах, я завалилась на картофельную ботву.

– Федька, что ты удумал? – шёпотом кричала я. – Отдай ружьё.

Я снова схватилась за ремень. Пьяным тянуть за собою меня он не смог и упал рядом.

– Пусти! Я убью его! – прокричал он.

Резкий запах перегара заставил меня отвернуться. Сколько Федька выпил в тот день, одному Богу известно. Не одну бутылку это точно.

– Пусти, я сказал! – ещё громче закричал он.

Боясь, что нас услышат, я навалилась на Анькиного кавалера и закрыла ему рот ладонью.

– Тихо! Их там знаешь, сколько и все с пистолетами? Об Аньке подумай, – просила я со слезами на глазах.

Федька посмотрел на меня. Не знаю, может мои слёзы так на него подействовали или слова, но вырываться он перестал. Гнев в его глазах сменила полная растерянность. Усевшись в борозде, он обхватил ладонями голову. Глухое гортанное рыдание вырвалось из него. Федя заплакал.

До него я никогда не видела, как плачут мужчины. Хотя, какой он был мужчина. Всего девятнадцать лет. Федя всегда был таким сильным, но справедливым. Большой добрый плюшевый мишка, как называла его сестра. А для меня ухажёр Ани был героем из сказок. Федя часто заступался за слабых в школе. Однажды даже надавал подзатыльников Стёпке Сморыгину, задиравшему меня. И вот, мой герой плачет, как мальчишка. И мне его жалко. Вы не можете даже представить, что я чувствовала, смотря на него. Федьку так хотелось утешить. Сказать ему что-нибудь ободряющее. Но, я ничем не могла ему помочь. Вернуть ему Аньку, я была не в силах. Не выдержав, я обняла его. В ответ он прижал меня сильнее к себе. Мокрым лицом Федя уткнулся мне в шею.

– Я люблю её, а она за него пошла, – прохрипел он.

– Тише, тише, Феденька, – говоря эти слова, я гладила его кудрявые волосы.

Федька был единственным мужчиной в моей жизни, который не воспользовался моментом. Он никогда не лез и не полезет мне под юбку. Самое фривольное, что он мог позволить себе – это обнять меня или поцеловать в щёку. Для Феди я навсегда осталась младшей сестрой Ани. Маленькой девочкой с белыми бантиками и содранными коленками. Он никогда не посмотрел на меня с вожделением. Наверное, он просто не заметил, как я выросла. Я больше не заплетала бантики. Я больше не лазила по деревьям. Я перестала играть в куклы. Но ничего этого Федя не замечал. Поэтому я спокойно обнимала его.

– Она любит тебя. Тебя Феденька. Только тебя, – шептала я.

– Тогда почему? Почему она с ним?

– Её заставили. Мама и он. Только, пожалуйста, не делай ничего. Иди домой, – умоляюще попросила я.

Федька замотал головой и отодвинулся от меня.

– Не пойду.

– Не будь, глупым. Ты навредишь не только себе, но и нам. О сестре моей подумай.

Это был последний мой аргумент. Аня всегда была у него на первом месте. Я не прогадала.

Утирая слёзы, Федька встал.

– Не говори никому, что я…

Он замялся. Слёзы для мужчины это проявление некой женской слабости. Он даже не мог произнести: «Я плакал». Ему было стыдно.

Поняв это, я пообещала:

– Не скажу, – и тут же добавила. – Только ружьё мне отдай.

– Неа… Ружьё дедово.

– Федька, я завтра сама его принесу.

Я потянулась за одностволкой, но его ладонь сжала ремень сильнее.

– Тебя тётка на порог не пустит, – оправдал своё не желание отдавать семейный раритет.

– Я и спрашивать её не стану, – продолжала настаивать я.

– Ладно, – наконец-то согласился несостоявшийся убийца и отдал мне ружьё.

Посмотрев в сторону нашего дома, Федька тяжело вздохнул и пошёл домой. Кусты и опускающиеся сумерки надёжно скрыли его. До меня ещё пару минут доносился треск сухих веток. Представив Фёдора, идущего сквозь бурелом, я улыбнулась. Точно медведь. Мне было ужасно жаль, что Аня и Федя не поженились.

Я шла по огороду, таща за собою ружьё. Долго размышлять над превратностями судьбы сестры мне не пришлось. Дверь ляпнула. Дружок надрывно залаял. Во двор вышел чужой. Вот теперь, моё сердце бешено заколотилось. Я медленно опустила Федькину одностволку в борозду. Надеясь, что гость ничего не видел, я быстро направилась к дому.

Коллега Коршунова чиркнул спичку и закурил. Думаю, меня он заметил сразу. Расстояние между нами было не большое. Да и я особо не таилась, когда избавилась от ружья. Поправляя испачканное платье, я старалась ровно идти по борозде. Ноги, правда, не слушались. Каждый раз, поднимая глаза, меня била дрожь. Пичугин пристально смотрел на меня. Точнее, его глаза следили за каждым моим шагом.

Возле бани я остановилась. Пичугин сам шёл мне навстречу. Идти дальше уже не было смысла. Через него мне не проскользнуть. Калитка, разделявшая огород и двор, была очень узкая. Двоим не разминуться. По довольной улыбке подполковника я поняла, просто так он меня не пропустит.

– И где же ты измазалась? – выдыхая дым сигарет, спросил он.

– За зайцами бегала, – бросила первое, что пришло в голову.

– Может за зайцем, а не зайцами? – прищурившись, двусмысленно сказал Пичугин.

– Может, – улыбнулась я.

Этой улыбкой я пыталась скрыть страх. Я боялась, что он всё видел. Не выдержав его пронизывающего взгляда, я быстро отвернулась. Но куда там. Убежать я не могла. Бочка с водой с одной стороны. С другой стена бани. С третьей забор. И он. Сама загнала себя в западню.

Как он подходил, я ощущала спиною. Дыма сигарет с каждым его шагом становился теплее. Сигаретный дым не давал мне дышать. Я повернулась, чтобы запротестовать. Передо мною вздымалась его широкая грудь в тёмно-зелёной гимнастерке. Я помню, как поблёскивали пуговицы, когда он затягивался сигаретой. От такой близости меня бросило в жар. Щёки запылали ярким румянцем. В его серых глазах моё отражение приобретало другие черты. В них я была взрослой соблазнительной девушкой. Стоило мне всмотреться в эту серость, и моё отражение растворялось в черноте расширяющихся зрачков. На мгновение мне показалось – он читает мои мысли. Я сама не знала, о чём думаю. Возможно ли думать, когда ты во власти его.