Юрий Дружников - Пушкин. Изнанка роковой интриги

• Название: Пушкин. Изнанка роковой интриги
• Автор: Юрий Дружников
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4438-0584-9

Юрий Дружников прошел путь от советского журналиста, писателя-диссидента, эмигранта до профессора славистики Калифорнийского университета. Наряду с нашумевшими антисоветскими, впервые опубликованными на Западе, романами написал трилогию-исследование «Узник России» о жизни и смерти Пушкина. Эта тема нашла продолжение и в настоящей книге полемических эссе, где развенчиваются многие мифы о поэте и бросается вызов традиционной пушкинистике. В своих «независимых расследованиях», в чем-то весьма скандальных, Дружников оспаривает общепринятые параметры пушкинского роста, мифологизированный образ Арины Родионовны, а, главное, причины его семейного конфликта, приведшего к взаимному несчастью, недвусмысленно ставя под сомнение вопрос, насколько бы продлилась жизнь поэта, если бы дуэли с Дантесом удалось избежать.

---

На стенах, как говорится в путеводителе, – «литературная экспозиция, рассказывающая о дружбе Арины Родионовны с Пушкиным». Заметим: порядок имен изменился, и теперь няня стала дружить с поэтом.

Избу Арины Родионовны в Кобрине, как утверждали некоторые источники, нашли подлинную, старый сруб, бревна XVIII века. Говорилось, что тут жили дальние потомки няни, и не говорилось, что они бросили дом, сумев перебраться в Ленинград. В доме поселилась сельская учительница-энтузиастка, спасшая его от разорения. На доме установили доску: «Здесь жила няня Пушкина Арина Родионовна».

В 1974 году, к 175-летию со дня рождения Пушкина, открыли этнографический музей, представляющий в общем виде убранство бедной крестьянской семьи. На стенах появились «изображения» няни, сделанные художниками. В магнитофонной записи зазвучал голос сказочницы, который «мог напоминать» голос няни. Разумеется, вся обстановка «подлинного дома няни» – чистая декорация: что и как могло и должно было бы быть, эдакий, мы бы сказали, музей наглядной мифологии. Случайно услышали, как дети, войдя в музей, спросили пожилую экскурсоводшу: «Это вы – Арина Родионовна?»

В последнее время и подлинность самой избы няни ставится под сомнение. Часть этой показухи – «Изба-читальня имени Арины Родионовны». Интересная мысль: читальня имени того, кто ничего не читал, потому что читать не умел. Были предложения поставить няне памятник, и он был сотворен в Кобрине и даже в Пскове, где Арина Родионовна, кажется, вовсе не была. В соседнем с Кобрином музее, дворянской усадьбе Суйда, вотчине Ганнибалов, на мемориальной доске няня по велению идеологического начальства причислена к родным Пушкина – отцу, матери и сестре.

Понятно, что серьезным изъяном, снижающим роль незаменимой наставницы Пушкина, оставалась иконография, точнее отсутствие таковой. Портрета няни при жизни сделано не было, но хотелось, чтобы портрет был. Попытки утверждать, что то или иное изображение женщины есть няня, имели место. В музее Пушкина в Петербурге портрет неизвестной женщины неизвестного художника со значительной степенью вероятности выдается за портрет Арины Родионовны. Горельеф женщины из моржовой кости (который кто-то подарил Горькому, а последний отдал его в музей) был сделан местным резчиком вроде бы через двенадцать лет после ее смерти и тоже вряд ли имеет отношение к реальной няне.

Описаний внешности, если не считать осиповского «старушка чрезвычайно почтенная – лицом полная, вся седая», нет. Если няня была так близка Пушкину, то почему он не изобразил ее профиль, – он, который рисовал в рукописях даже и не очень близких людей? Существует женский профиль, набросанный Пушкиным и многократно обсуждавшийся. Рисунок находится в рукописи рядом со стихотворением «Предчувствие» и наброском «Волненьем жизни утомленный». Может быть, говорится об этом изображении, «Пушкин в рисунках оплакивал няню»[93]. А может быть, и нет, добавим мы.

Миф требовал пищи. В газетах, а затем во «Временнике пушкинской комиссии» появились статьи, в которых высказывалось предположение, что рисунки Пушкина – старой и молодой женщины – рядом со строками первой песни «Полтавы» изображают Арину Родионовну в двух возрастах. Более того, пишет Грановская: «На первом портрете она нарисована, вероятно, такой, какой поэт видел ее в последний раз на смертном одре – перед нами лицо старушки с уже застывшими чертами, с опущенными веками. Рядом же дан портрет юной Арины Родионовны, он более четок: выражение лица молодой женщины бойкое и задорное»[94].

Н.В. Измайлов возражал Грановской: «Не является ли рисунок, изображающий девушку в кокошнике, портретом дочери Кочубея (еще не появившейся в рукописи поэмы), которой приданы некоторые черты сходства с Марией Раевской (Волконской)?»[95]. Однако спустя полтора десятка лет Грановская публикует книгу, в которой ее предположения подаются как достоверные факты: «Поэт увековечил ее молодой образ… Как бы убрав морщины с няниного лица, Пушкин представил ее себе такой, какой Арина Родионовна была в девичестве»[96]. Иллюстрации к биографии и произведениям Пушкина, изображающие дряхлую голубку похожей на королеву, имеются в изобилии, но они – только фантазии художников, не более того. Няня стала одной из главных героинь «Евгения Онегина», настолько часто встречаются ее изображения среди иллюстраций к различным изданиям романа. Позже появились полотна маслом, барельефы и скульптуры няни, но мы совсем не знаем, как выглядела реальная женщина, прислуживавшая поэту.

Помехи в идеализации

Начиная с тридцатых годов нашего века централизованно замалчивались иные взгляды на Арину Родионовну, а ведь критические голоса раздавались и на заре пушкинистики. Лев Павлищев, племянник Пушкина, в своих «Воспоминаниях», какими бы путаными их ни считали, одним из первых заявил, что биографы и друзья поэта непомерно раздули роль неграмотной крестьянки Арины Родионовны в формировании детских впечатлений Пушкина.

Некоторые из биографов поэта, кто неумеренно восхвалял ее, по прошествии времени начинали перечить самим себе. Тот же Анненков после дифирамбов вдруг одергивает себя, комментируя рассказы няни: «Они поражают вообще хитростью и запутанностью содержания, которые иногда трудно и разобрать». Или: «Выходит так, как будто добрая и ограниченная старушка Арина Родионовна играла нечто вроде роли бессознательного мистического деятеля в жизни своего питомца». И дальше: «Не ее слабая и немощная рука указала поэту ту дорогу, на которой он очутился»[97]. В.Н.Майков писал: «Будем же беспристрастны и не станем преувеличивать влияния Арины Родионовны на Пушкина…»[98]. Вересаев, любящий подробности, хотя и назвал ее вслед за Анненковым «знаменитой», но в книге «Спутники Пушкина» бегло рассказывает о няне, цитируя строки Пушкина и Языкова.

Вряд ли няня понимала, что именно пишет барин и какое значение эти тексты имеют. А доказательства роли ее переходят в неумеренные обобщения и потому подчас выглядят пародийно. Ульянский пишет: «Пушкин часто читал ей свои произведения и интересовался ее суждением. К сожалению, до нас не дошли ее отзывы о произведениях поэта»[99]. Впрочем, эта мысль просто заимствована у Анненкова: «К несчастью, мы ничего не знаем, что думала няня о стихотворных забавах своего питомца»[100]. Тогда в чем же ее гениальность? Впрочем, добавим мы, умение слушать – тоже талант, свойственный, правда, в еще большей степени, чем людям, собакам и кошкам.

В критический момент жизни Пушкина, когда жандармский офицер увозил его в Псков, няня, по рассказам, плакала, а барин ее утешал. Утром Яковлева явилась к Осиповой нечесаная и плакала навзрыд. «Что ж, взял этот офицер какие-нибудь бумаги с собой? – спрашивали мы няню. – Нет, родные, никаких бумаг не взял и ничего в доме не ворошил; после только я сама кое-что поуничтожила… – Что такое? – Да сыр этот проклятый, что Александр Сергеевич кушать любил, а я так терпеть его не могу, и дух-то от него, от сыра-то этого немецкого, такой скверный…». Цитата-то известная, но свидетельствует об уровне понимания Ариной Родионовной того, что происходило с поэтом.

Лицеист Пушкин помянул в шутливых стихах женщину, которую иногда в литературе называют Ариной Родионовной:

Оставя книг ученье,
В досужный мне часок
У добренькой старушки
Душистый пью чаек.

Разумеется, это не она, ибо дальше говорится, что он целует у нее ручку, а она читает газеты, выуживая оттуда сплетни. А главное, вовсе не чаек любила пить няня. Многие знакомые Пушкина, вспоминая ее, подчеркивают страсть Арины Родионовны к выпивке. Воспоминания Пущина: «Незаметно полетела в потолок и вторая пробка; попотчевали искрометным няню…»[101]. «Послание к няне» Языкова посвящено загулу:

Ты набирала нам затейливый обед!
Сама и водку нам, и брашно подавала,
И соты, и плоды, и вина уставляла
На милой тесноте старинного стола!

Стихи Языкова «На смерть няни А.С.Пушкина» – тоже не печаль об ушедшем человеке, а воспоминание о трех гуляющих приятелях (Вульфе, Пушкине и себе):

Стол украшен
Богатством вин и сельских брашен,
И ты, пришедшая к столу!
Мы пировали. Не дичилась
Ты нашей доли – и порой
К весне своей переносилась
Разгоряченною мечтой;
Любилa слушать наши хоры,
Живые звуки чуждых стран,
Речей напоры и отпоры
И звон стаканов об стакан.
Уж гасит ночь свои светила,
Зарей алеет небосклон;
Я помню, что-то нам про сон
Давным-давно ты говорила.
Напрасно! Взял свое токай,
Шумней удалая пирушка.
Садись-ка, добрая старушка,
И с нами бражничать давай!

(1830)

Добрая старушка только что умерла, а поэт приглашает ее в собутыльники. К концу Языков отмечает, что няня «как вино, красноречива». Вдохновленный ее горячительными наливками, Языков написал о няне Пушкина больше строк, чем сам Пушкин. «Это была старушка чрезвычайно почтенная, – придется повторить цитату из воспоминаний Марии Осиповой, – лицом полная, вся седая, страстно любившая своего питомца…». Следующая далее часть фразы в ряде изданий вырезана: «…Но с одним грешком – любила выпить»[102]. Советский биограф няни объясняет ее склонность к алкоголизму в марксистско-ленинском духе: «Этот грех являлся отзвуком исконной черты всего села Суйды и тяжелых условий рабской жизни»[103].