Игорь Костюченко - Хазарский оборотень. Роман

• Название: Хазарский оборотень. Роман
• Автор: Игорь Костюченко
• Жанр: Русское современное

Кривич Ставр, расследуя гибель своего отца, выходит на след таинственного Хазарского оборотня, убивающего людей в дремучих лесах у Воловьего озера. Но вскоре жизнь убеждает Ставра: не все в Полоцке верят в коварство нечисти. В стольном граде идет борьба за княжеский престол.

---

– Возьми.

– Что это? Зачем?

– Надо, – голос отца звучал решительно и неожиданно сурово, – Ты должен взять. Тебе семнадцать. Я убил его, когда мне было столько же. Это случилось на Воловьем озере. Медведь напал на меня, когда мы с твоим дедом Тудором расставляли борти на ухожье. Зверь ударил Тудора и сбил его наземь, сломал рогатину, зацепил когтем. Кровь залила лицо твоего деда. Он звал меня. Я не опоздал. Когда медведь встал на задние лапы, чтобы обрушиться на меня, я ударил его ножом в сердце.

Поверженный зверь долго помирал, бился в агонии, смерть никак не брала окаянного, вспоминал Боян. Пришлось размозжить его череп камнем. Только тогда хищник испустил дух. Череп хозяина чащобы бортники принесли в жертву богам, а медвежьи клыки стали с того дня защищать тех, кто сокрушил лесного великана. Боян утверждал, что именно этот амулет помог ему в день страшного пожара, испепелившего придвинское ухожье бортников.

Передав амулет, Боян спросил сына, задумчиво глядя на сверкающие звезды.

– Береги себя, Ставр.

– Хорошо, отец. Но почему…

– Не спрашивай ни о чем. Просто обещай.

– Хорошо. Но что мне обещать тебе?

– Что будешь жить. Во что бы то ни стало. Чтобы сберечь не только себя, но мать и сестру.

– Да, отец. Клянусь.

В прошлом остались та летняя ночь, Боян, заветы его. Незадолго до рассвета, мокрый от осенней росы, Ставр проснулся на бугре у Двины, будто кто-то толкнул его в плечо. Он оглянулся. Никого рядом с ним не было. Над рекой колыхалась молочная стена. Туман, плотный и вязкий, окутал землю, ожидая, когда Ярило растопит его своими золотыми лучами.

Из молочной стены вышла, пошатываясь, Малуша. Подала сыну холстину.

– Лепешки. Тебе пора, сынок. Скоро светает.

– Отец… я говорил с ним, матушка. Тогда, летом…

– Я знаю. Помни о том, что он сказал. Но берегись и будь осторожен. На боярском дворе много врагов. Сильные люди погубили Бояна. Трудно тебе будет. А теперь ступай, найди супостата…

– Но кто он? Радомер? А, может, жрец Светозар? Ведовством напустил на нас лесной пожар? Скажи, матушка! Он?

– Не знаю, сынок. Молись о душе Бояна. Светлые боги помогут найти убийц. Ступай.

Поклонившись матери, Ставр пошел над Двиной. Оглянулся. Малуша стояла у реки на тропе, по которой однажды ушел в предрассветный сумрак отец. У берега колыхался на волне привязанный к колышку челн. Боян выдолбил его из цельного дуба давным-давно своими руками. Вечером прошлого дня Ставр сложил в него собранный невод.

– Невод продай, матушка, рыбарям в Экимань, – сказал сын бортника. Малуша согласно кивнула, махнув рукой.

Белую рубаху Малуши рвал предрассветный ветер. Её тело казалось Ставру невесомым, сотканным из тумана, из тонкого марева, что плыло над темной водой. Вихрь, внезапный, сильный, озорной, вот-вот мог подхватить её, легкую, ранимую. И ему стало страшно оттого, что он может потерять мать навсегда. Так, как и отца. Нет, он, Ставр, сын бортника Бояна, не позволит не унести ветрам зыбкое туманное видение прочь, в дальние дали, туда, где темнели за Двиной черные леса.

Сестра северянина

– Никак варяги пожаловали, – Белян, работник Пеласгия, разогнул усталую спину. Ставр увидел, как над Полотой по тропе к мельнице мчались всадники. Впереди на вороном скакал бородатый вершник.

– Агмунд, конь у него приметный, как ночь чёрен, – сказал Велига, второй работник мельника. Он опасливо покосился на бревенчатое строение, примостившееся у бурного потока. – А вы, ребята, не отлынивайте. Пеласгий нутром чует, потом наверстывай. Неровен час без похлёбки оставит.

Белян нехотя взвалил на спину тяжелый куль с зерном, чтобы волочить ношу к жерновам, где заправлял придирчивый Пеласгий. Работать начали рано, задолго до рассвета. Беляну и Велиге хотелось отдохнуть после вчерашней гульбы, ведь браги давеча перебрали они порядочно.

– И ты б, Ставр, заканчивал с колесом-то, да нам подсоблял, – проворчал Велига, – Нечего на девок пялиться.

Мимо Ставра пронеслась рядом с боярским сыном Доманом, стремя о стремя, белокурая дева. В седле держалась по-мужски, привычно, прямо. Ставр опустил ведро с дегтем, которым мазал колесо. Залюбовался красавицей.

– Держись дальше от берега, Элин! – крикнул, обернувшись к деве чернобородый варяг.

Неподалёку от плотины плакучие ивы склонились к Полоте на самом краю обрывистого берега. Когда до мельницы оставалось совсем немного, под копытом лошади Элин обвалилась глыба. Лошадь оступилась, рванулась вперёд. Элин не удержалась в седле. Заскользив по глинистому берегу, девушка упала в воду. Она пыталась выплыть, но ей помешал водоворот – отбросил на самую стремнину.

Агмунд спрыгнул с коня, сорвал на ходу пояс с мечом и бросился к берегу, но течение уже подхватило и понесло Элин. Девушка старалась подплыть к мельничному колесу, но река властно увлекала ее прочь.

На крики Агмунда выбежал из мельницы Пеласгий, а вслед за ним и его подручные. Мельник отчаянно кричал и махал руками, а Велига и Белян только охали да суетились. Не раздумывая, Ставр прыгнул в реку, проплыл вперёд, подхватил девицу за волосы и стал выгребать одной рукой к берегу. Элин что-то гневно кричала по-варяжски, но Ставр упорно стремился к суше, пока ноги не нащупали твердое дно.

Элин пластом лежала на мокрой глине, её бил озноб. Ставр с трудом отдышался.

– Меч ко дну тянул…, – задыхаясь, произнесла Элин.

– Что ж не отстегнула?

– Не смогла…

К ним бежали Агмунд и Доман, а следом и Пеласгий с работниками – Беляном да Велигой. Старик отчаянно ругался на нерадивых холопов, потрясая кулаками.

– Дурачье, что стояли, как дубины! А ежели б пропала девка? Погодите, уж обломаю дубье о морды ваши проклятые! Кабы не Ставр, так… И подумать страх!

– Пропади ты пропадом, Пеласгий, – негодовал Агмунд, – Сколь раз тебе говорил, чтобы срубил эти окаянные ивы… Там коню не пройти! Чтоб тебе провалиться!

Пеласгий сопел в бороду, косился на разгневанного варяга. Но старик знал, что тот покричит, да скоро успокоится, а выпьет, так и вовсе быстро обо всём позабудет.

– Тотчас пошлю людей, чтобы срубили. Там все лесом едут, недалече, – начал было Пеласгий, да глянул на варяга, запнулся и подозвал к себе Беляна. Зашептал холопу.

– Мёду неси, мёду крепкого, варяга успокаивать надо. Вишь, какие гости сегодня… да кликни, чтоб Голуба на стол собирала.

Когда Белян принёс мёд, Агмунд налил кружку доверху для Элин.

– Пей, сестра. Хороший мёд – лучшее снадобье.

Элин отпила несколько глотков, светло взглянула на Ставра и протянула кружку ему. Ставр выпил, поклонился Элин.

– Молодец, Ставрушка, не растерялся, – похвалил Пеласгий кривича, – Сегодня шёл бы ты в лес, травки пособирал, родимец. Спину нешто ломит…

– Ага, знаем твои травки. На привороты все, – подмигнул Доман мельнику, – небось сам варишь, а потом в слободе девкам продаешь тайком. Радомер не дозволял тебе сей промысел, ворожей…

Пеласгий будто и не слышал, что молвил боярич. Ставр уселся на траву, чтоб перемотать онучи в сторонке. Он искоса наблюдал за мельником и Доманом.

– Ой, у меня ж квасок припасен, – хлопнул себя по лбу мельник, – Заборист, ядрен! У батюшки Радомера в клетях не сыскать!

Подхватив портки, Пеласгий затрусил прочь.

– Старый лешак. Мягко стелет, жестко спать. Небось знатно нагрел тебе загривок, а, братец? – озорно процедил вдогонку мельнику Доман, подмигнув Ставру. Кривич промолчал. Негоже холопу супротив хозяина выступать.

Селяне из близких деревень боялись Пеласгия. Многие видели, как он сыплет зерно в реку, чтоб сговориться на заре с водяным. Говорили, что зимой, при заморозках, кладёт мельник под деревянное мельничное колесо кусок сала, чтоб водяной не слизывал смазку и оно крутилось.

– Пойдём, поешь малость с господской кухни, – хлопнул Ставра по плечу Доман.

Доман и Ставр направились по следам мельника. Жилая изба Пеласгия, рубленная из брёвен и крытая дранкой, одна стояла посреди поляны за крепким тыном. Рядом с ней помещались сарай и столб, на котором торчал побелевший, выжженный солнцем и омытый дождями, конский череп. Неподалёку работники сложили шалаши из камыша, веток и хвороста.

– Хлеб да соль, боярич, – пропела румяная и разбитная девка в полотняной рубахе, шитой красными петухами.

– А что, Голуба, не надоел тебе лешак? Не уморил тебя на своей перине часом? – прищурился Доман.

– Ох, и прискучил, Доманушка, да ведь ты меня к себе не берешь, – игриво улыбнулась Голуба, сдвинув как бы нарочно с голого плеча рубаху.

– Да ты место знай, гулёна, – строго оборвал Голубу Доман, присаживаясь на лавку. Служанка схватила жбан и скрылась в погребе.

Скоро стол наполнился яствами да питвом из запасов Пеласгия. Голуба знала толк не только в любовных утехах, но и в угощениях. Мельник суетился, старался услужить варягам Агмунду и Элин, но прежде всего сыну боярина Радомера – Доману.