Ирвин Дэвид Ялом - Лжец на кушетке

• Название: Лжец на кушетке
• Автор: Ирвин Дэвид Ялом
• Жанр: Зарубежное современное
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-13764-0

Роман Ирвина Ялома "Лжец на кушетке" – удивительное сочетание психологической проницательности и восхитительно живого воображения, облеченное в яркий и изящный язык прозы. Изменив давней привычке рассказывать читателю о внутреннем мире и сокровенных переживаниях своих пациентов, доктор Ялом обращается к другим участникам психотерапевтических отношений – к самим терапевтам. Их истории рассказаны с удиви – тельной теплотой и беспощадной откровенностью. Обратившись к работе доктора Ялома, читатель, как всегда, найдет здесь интригующий сюжет, потрясающие открытия, проницательный и беспристрастный взгляд на терапевтическую работу. Ялом показывает изнанку терапевтического процесса, позволяет читателю вкусить запретный плод и узнать, о чем же на самом деле думают психотерапевты во время сеансов. Книга Ялома – прекрасная смотровая площадка, с которой ясно видно, какие страсти владеют участниками психотерапевтического процесса.

---

И через несколько месяцев я стал играть такую большую роль в ее жизни, что получил возможность добраться до ее патологии. Для начала я занялся вопросами жизни и смерти: ВИЧ, сцены в барах, шоссейный ангел милосердия, практикующий оральный секс. Она сдала кровь на ВИЧ – отрицательная реакция, слава богу. Я помню, как мы в течение двух недель ждали результатов анализа. Надо сказать, что переживал я не меньше ее.

Вам когда-нибудь приходилось работать с пациентом, ожидающим результатов анализа на ВИЧ? Нет? О Эрнест, этот период ожидания – непаханое поле возможностей. Вы можете использовать его для того, чтобы провести по-настоящему серьезную работу. Несколько дней пациенты проводят лицом к лицу со своей собственной смертью, возможно, первый раз в жизни. В это время вы можете помочь им исследовать список приоритетов и внести в него изменения, сделать основой их жизни то, что имеет реальное значение. Я иногда называю это терапией экзистенциального шока. Но не в случае Белль. Ее это не беспокоило. Просто отказывалась верить. Как и большинство пациентов, склонных к саморазрушению, она была уверена в собственной неуязвимости – умереть она могла лишь от собственной руки.

Я рассказал ей о ВИЧ, о герпесе, которого, что удивительно, у нее тоже не оказалось, о безопасном сексе. Я рассказал ей о более безопасных местах, где можно подцепить мужчину, если уж ей обязательно надо это сделать: теннисные клубы, собрания Ассоциации родителей-учителей, читальные залы книжных магазинов. Белль была неподражаема, она была способна назначить тайное рандеву совершенно незнакомому красавцу за каких-то пять-шесть минут, причем в десяти футах могла в этот момент находиться ничего не подозревающая жена. Должен отметить, я завидовал ей. Большинство женщин не ценят свое счастье в этом плане. Можете представить себе мужчину – особенно такую старую развалину, как я, – проделывающего что-то подобное с такой легкостью?

Поразительным качеством Белль при всем том, о чем я уже рассказал вам, была ее абсолютная честность. На первых двух сеансах, когда мы решали, что будем работать вместе, я поставил основное условие терапии – стопроцентная честность. Она должна была сообщать мне обо всех значимых событиях, происходящих в ее жизни: употребление наркотиков, импульсивные сексуальные выходки, порезы, рвота, фантазии – обо всем. Иначе, сказал я ей, мы только потратим время зря. Но если она делится чем-то со мной, то может с полной уверенностью рассчитывать на меня – я помогу ей справиться с этим. Она дала мне это обещание, и мы скрепили этот контракт церемонным рукопожатием.

И, насколько мне известно, она свое обещание сдержала. На самом деле это было частью моего метода, потому как, если бы в течение недели произошли какие-либо серьезные срывы, например, она порезала себе руки или отправилась в бар, я бы проанализировал их до мельчайших подробностей. Я настоял бы на глубоком и длительном исследовании всех происшествий, имевших место незадолго до срыва. «Прошу вас, Белль, – говорил я, – я должен услышать все, что происходило до этого, все, что может помочь нам понять, почему это произошло: как вы провели утро, о чем вы думали, что чувствовали, о чем мечтали». И Белль оказывалась припертой к стенке: она хотела поговорить о множестве других вещей, и ей ужасно не нравилось тратить значительную часть сеанса на подобные разговоры. Только это помогало мне держать ее импульсивность под контролем.

Инсайт? Не самый частый гость в терапии Белль. О, она начала понимать, что чаще всего ее импульсивным срывам предшествует ощущение омертвелости и опустошенности и что риск, порезы, секс, кутежи были попыткой заполнить себя чем-то или вернуть себя к жизни.

Но чего Белль никак не могла понять, так это абсолютной бесплодности этих попыток. После каждой из них наступал обратный эффект, так как далее следовало появление острого чувства стыда и новые, более отчаянные – и более саморазрушительные – попытки почувствовать себя живой. Белль с каким-то невероятно бестолковым упорством не желала понимать, что ее поведение влечет за собой определенные последствия.

Так что на инсайт надеяться не приходилось. Мне нужно было предпринять что-то другое, и я испробовал все, что есть в книгах и чего в них нет, чтобы сдержать ее импульсивность. Мы составили список ее самодеструктивных видов поведения, и она дала согласие не совершать ничего из того, что записано в этот список, не позвонив предварительно мне и не предоставив мне шанс отговорить ее. Но звонила она редко, потому что не хотела посягать на мое личное время. Где-то в глубине души она была уверена, что моя преданность на самом деле ничего не стоит, что я скоро устану и избавлюсь от нее. Мне никак не удавалось ее переубедить. Она просила дать ей какое-нибудь конкретное напоминание обо мне, чтобы она могла иметь его при себе. Это помогло бы ей контролировать себя. «Выберите что-нибудь из того, что есть в офисе», – сказал я ей. Она сняла с моей куртки шейный платок. Я отдал платок ей, но перед этим написал на нем слова, представлявшиеся мне важными:

Мне кажется, что я мертва, и я причиняю себе боль, чтобы почувствовать, что я жива.

Я бесчувственна, и я иду на риск, подвергаю себя опасности, чтобы чувствовать, что я живу.

Я чувствую опустошенность, поэтому я пытаюсь заполнить себя наркотиками, едой, спермой.

Но это всего лишь короткие передышки. Все кончится тем, что мне будет стыдно, – и я буду еще более мертвой и опустошенной.

Я наказал Белль медитировать на этот платок каждый раз, когда у нее будут возникать деструктивные импульсы.

На вашем лице насмешка, Эрнест. Вы не согласны? Почему? Слишком уж хитроумно? Нет, что вы. Я понимаю, что это кажется чересчур мудреным, согласен, но в безнадежных случаях мы прибегаем к отчаянным шагам. Я обнаружил, что пациентам, у которых так и не появилось отчетливое ощущение постоянства предметного мира, очень помогает что-то вещественное, некое конкретное напоминание. Один из моих учителей, Льюис Хилл, который потрясающе работал с тяжелыми случаями шизофрении, дышал в маленькие бутылочки и раздавал их пациентам: они должны были носить их на шее, пока он был в отпуске.

Этот прием тоже кажется вам слишком хитроумным, Эрнест? Позвольте мне предложить вам другое слово, оно лучше здесь подходит: креативно. Помните, что я говорил о создании новой терапии для каждого пациента? Именно это я и имел в виду. Кстати, вы не задали мне самый важный вопрос.

Подействовало ли это? Несомненно, несомненно. Это самый уместный вопрос. Единственно возможный вопрос. Забудьте правила. Да, это подействовало! Это работало с пациентами доктора Хилла и подействовало на Белль. Она носила мой шейный платок и постепенно брала свои импульсы под контроль. Она «соскакивала» все реже, и скоро мы получили возможность прорабатывать и другие проблемы на терапевтических сеансах.

Что? Простой перенос и его терапевтический эффект? Кажется, вы начинаете что-то в этом понимать, Эрнест. Хорошо, хорошо, что вы спросили. У вас чутье на то, что действительно стоит внимания. Послушайте меня, вы не тем занимаетесь – вы не предназначены для работы в нейрохимии. Как вам сказать… Фрейд возвел напраслину на терапевтический эффект переноса около ста лет назад. В его словах есть рациональное зерно, но по большей части он ошибался.

Поверьте мне, если вам удалось прорваться в самодеструктивный поведенческий цикл – неважно, как вы это сделали, – вы достигли определенного успеха. Первым делом следует разорвать порочный круг ненависти к себе, саморазрушения и еще большей ненависти к себе из-за стыда за свое поведение. Хоть она и не ощущала ничего подобного, только представьте себе стыд и презрение, которые скорее всего вызывало у Белль ее падение. Направить этот процесс вспять – задача терапевта. Карен Хорни как-то сказала… Вы знакомы с работами Карен Хорни, Эрнест?

Жаль, но, судя по всему, такова судьба ведущих теоретиков в нашей области – наши учения актуальны лишь для одного поколения. Хорни была одним из моих любимых авторов. Пока учился, я перечитал все ее книги. Ее главной работе, «Невроз и развитие личности», больше пятидесяти лет, но это лучшая книга по терапии, какую только можно найти, – и ни одного жаргонного слова. Я пришлю вам свой экземпляр. У нее была фраза, может быть даже в этой книге, – простая, но мощная: «Если вы хотите гордиться собой, делайте то, что вызывает у вас гордость».

Я забыл, о чем я рассказывал. Напомните мне, Эрнест. Мои отношения с Белль? Разумеется, ведь именно ради этого мы сегодня и встретились? Они развивались во множестве различных плоскостей, но я знаю, что ваш комитет особенно заинтересован в физическом контакте. Белль с самого начала превратила это в проблему. Сейчас я взял за привычку касаться своих пациентов – как мужчин, так и женщин – на каждом сеансе; обычно это рукопожатие при прощании или, может быть, похлопывание по плечу. Но Белль не было до этого дела: она не подавала мне руки и отпускала разные шутливые замечания типа «А это рукопожатие было одобрено Американской психиатрической ассоциацией?» или «Не могли бы вы вести себя несколько более формально?».