Лев Исаков - Разыскания об изначальной Руси. Тетрадь 2: Хромосомы, Фонемы, Бифасы

• Название: Разыскания об изначальной Руси. Тетрадь 2: Хромосомы, Фонемы, Бифасы
• Автор: Лев Исаков
• Жанр: История

Развивая материал 1-й Тетради, автор устанавливает особое значение Циркум-Уральского региона в антропо- и этногенезе Северной Евразии, ряд особенностей развития которого предвосхитил европейский и восточно-азиатский материал. Само положение Урала, не охваченного в большей части Скандинаво-Таймырскими ледниками, превращало его в Ноев ковчег населения и народов Северной Евразии, с которого они сходили на Русскую/Европейскую и Сибирскую/Азиатскую равнины в новом качестве…

---

Но рубеж 16—12 тыс. д.н.э. значим для теоретической истории и в другом плане: с него можно, с некоторой долей доверия, использовать достижения компаративистики и лингвистики, которые в своих декларациях (отец и сын Старостины) и первых опытах пытаются охватить весь период с 50 тыс. д.н.э. от момента широкого исхода HOMO SAPIENS из Афро – Азиатского =Аравийско – Ближневосточного предбанника по всему Старому Свету. Если результаты расширительного подхода ещё сомнительно – шатки, то для более узких рамок вхождения в Мезолит обнаруживаются некоторые основания, становящиеся вполне серьёзными для периода, охваченного «ностратической теорией» В.М.Иллич – Свитыча. Т.о. открывается возможность обратиться от Антропологического Человечества к Руси, напрямую используя-интерпретируя результаты филологии к своим целям историка; при этом непосредственно в области этногенеза: ведь народ – это язык + ещё нечто…

…Но при этом попадая в ситуацию, невольно воскрешающую в памяти картину Питера Брейгеля: вереница слепых, которая влечётся за верёвкой поводыря – в последние десятилетия историки пребывают в очень превратном для себя положении: в своих интенциях они зачастую должны исходить из сторонних материалов как в обосновании своих представлений обществу, что ещё терпимо «вот и физики говорят», так и в исходном побуждающем импульсе к возникновению темы. Объект исследования раскрывается не из внутренних предметных источников, а из внешних вторжений, сторонних историческому инструментарию, т.е. и квалифицированной предметной критике – историк не анатом-антрополог, не генетик, не лингвист, не вхож в нарастающее число методик естественно-научных экспертиз и датировок. Ему предъявляется «апробированный современной наукой» вердикт, а он… должен принимать или не принимать его в меру своей интуиции, «верю – не верю», т.е. уже га границами «сциентизма».

Итог?

Прогресс есть – но жертвой и расплачивающейся стороной по известной формуле «прогресс в одном отношении всегда регресс в другом» всегда оказывается история. Памятно дикое забивание всех хронологий Древнего мира до эпохи античности, построенных на династических списках Манефона и Бероса, когда они стали подопытными кроликами «радиокарбонных игр» в хронологию, поставившими с ног на голову Древнеегипетские и Скандинавские датировки 5—2 тыс. д.н.э., как будто цивилизация «изошла» из Норвег в Долину Нила; и по одной причине: степень загрязнения атмосферы CO2 в перенаселённой долине Нила была на порядки выше девственно-хвойной чистоты Скандинавии, что резко уменьшало показатели для Афразии и увеличивало для Скандинавии; кроме того, что за пределами 10-тысячелетнего срока (т.е. ниже 8 тыс. д.н.э.) радиокарбон утрачивает достоверность, а к 20-тысячелетнему становится АБСОЛЮТНЫМ ШУЛЕРСТВОМ – но как часто появлялись в статьях «датировки по радиокарбону» в 25—40—50 тысяч лет! И разумеется, не могло быть пресечено компетенцией историка и его критикой, кроме случаев карикатурных искажений… Радиокарбон как-то обтесали, ввели в общий ряд полевого исторического инструментария, обратили в полезное средство исследования в СОВОКУПНОСТИ И ЕДИНСТВЕ С ФРОНТОМ ПРОЧИХ; НО ЭТО НИКАК НЕ ПРЕСЕКЛО ПОПЫТОК «пристегнуть» историю влекомой лошадью к телегам других наук, наподобие памятных поучений филолога ак. Малова историческому сообществу не оперировать с письменными источниками, пока они не будут «квалифицированно обработаны и переведены языковедами»…

– Право, обеими руками «ЗА»! …Если бы не 2 обстоятельства:

1.Техническое. Почему-то они за пределами литературно – эпических памятников впадают в летаргический сон, и по настоящее время нет полного перевода на русский язык даже Хроники Саксона Грамматика, наиболее полного источника по древнейшей истории северо-европейских стран и Руси —понимаю пристрастие литературоведов к истории принца Амлета, многократно отмеченной переводами – но не приемлю пренебрежения русской историей.

2.Принципиальное. Не погружённые в историческую реальность филологи извлекают из её источников такой продукт, который зачастую перечёркивает всякую и всяческую историю: как то Арон Добровольский, в потугах превзойти ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ РЕЗУЛЬТАТЫ гениального Иллич – Свитыча, извлёк из «ностратических реконструкций языка 10 тыс. д.н.э. «рабов», «торговлю», «земледелие», едва ли не «ссудный процент» – тут, надо сказать, испугалось и филологическое сообщество и, быстренько перекрестившись, объявило его Этимологические потуги в форме 3-томного «Этимологического словаря ностратических языков» «неудачным опытом», кулуарно объяснившись со своими присными «этого нельзя разглашать, так как последует поголовный бунт историков (Г. Старостин).М-да, хорошее знание истории в объёме средней школы бывает полезным (почему я воздерживаюсь от признания таковых у г-на Старостина в рамках обязательных общих курсов истории гуманитарных факультетов ВУЗов ниже).

Искажения, возникающие при интерпретации в отсутствии соучаствующих историков лингвистического материала источников поистине чудовищные, они худшие лжецы, нежели самый изощрённый Рейнике-Лис, они не понимают материал, они подгоняют материал, они искажают материал – они… Ну, такие, какие есть – и очень немногие, которые пребывают в чётком осознании рамок своего предмета и его возможностей, и следуют в своих заключениях только в его границах. Это гении – склоняю перед ними голову.

В рамках истрического антропогенеза и этногенеза история древнего общества от биологизированных форм до неклассовых социумов наиболее сближается с компаративистикой, как в рамках общего сравнительно – исторического метода с разным педалированием на составляющие его названия, так и по целям: для компаративистики раскрытие истории языка, которая одновременно и неотъемлемо является историей человека и общества, через архаические реликты речи приоткрывая их мир, становится прямой историографией – ДРУГИМИ СРЕДСТВАМИ, которыми, увы, владеют – спекулируют – извращают неисторики.

В настоящее время возникла совершенно возмутительная ситуация, когда целый этап истории, обращение человека разумного в человека социального, от оформления HOMO SAPIENS до становления классово-иерархических цивилизаций «филологи» узурпировали у историков, пользуясь тем, что материально – объективный археологический контент «немногословен» за пределами технологий, а слово от реликтов эпоса до наличной картины прерогатива лингвистов, оперирующих в своей области самодержавно в составе комплексных этнографических экспедиций или – современная практика – самовластных лингвистических экспедиций, и вплоть до теоретических построений и этно – социальных интерпретаций породивших слово социальных стихий, беззаботно переходя грань от «корней» к социумам. Нужно подчеркнуть, этой болезнью «дисциплинарного недержания» в наибольшей степени поражено российское историко – филологическое сообщество, и если проникновение вглубь историко – обусловленных лингвистических процессов, вырастающие на этом громады возвышений и расщеплений исторически конкретных макросемей как отражение реально кипящей во времени Ойкумены надо всячески приветствовать, поддерживать, охранять как научно-историческое своеобразие и достижение, возможное в целом только на фоне и опыте гиперэтноса Евразии, то вторичные заскоки следует решительно препарировать, даже отсекать по обнаружившемуся искажению исторического, отчётливо понимая: филолог неповторим, как соло-единица в оркестре комплексно – исторического исследования, только и возможного в настоящее время – но история и её маг-историк возникает и вырастает на полифонии множественности проявлений человеческого бытия. Не сложилась полифония – нет истории, историографического. Вспомните научную судьбу ак. Н. Марра, при огромном даровании, что сейчас подтверждает развивающаяся ему во след теория сино-кавказкой языковой макросемьи – но вышедшего за пределы филологии и ставшим подлинным проклятием отечественного гуманитарного знания вместо уготованной ему роли светоча.

Как же выглядит история Северо – Евразийского региона Ойкумены через филологическую лупу с точки зрения историка, в границах и обозрениях её возможностей и перспективы? О последнем немало говорит история и само состояние компаративистики в настоящем, тех её разделов, которые непосредственно выходят на вопросы исторического палео – этногенеза и этногенеза.

В 1913 году датский филолог Хольгер Педерсен, развивая аналогии тех представлений, которые привели к конституированию основных языковых семей Старого Света из разноязыкового конгломерата, высказал предположение, что большая часть из них (индоевропейские, финно-угорские, тюркские, семито-хамитские, картвельские, дравидийские) вышли из единой исторической макросемьи – праязыка, которому присвоил обозначение «ностратический» от латинского NOSTER-НАШ. В сущности, это было не развёрнутое обоснованное теоретическое представление, а некий умозрительный конструкт из частных наблюдений от Ф. Страленберга, О. Бётлингка, Р. Колдуэлла до Г. Мёллера и других, кто многократно отмечали частное сходство между теми или иными группами языковых семей, оказавшихся в поле их интересов, и которые теперь Х. Педерсен умозрительно свёл под шапку общего названия – конструкт был настолько произволен, что например по настоящее время включение «дравидийских» и «картвельских» языков в состав ностратических вызывает непреходящую спорность, восходящую ещё к первооткрывателю дравидийской языковой семьи Р. Колдуэллу, подметившему сходство её языков с семитскими и скифскими/индо-иранскими… В сущности это была игра ума, подстёгиваемая честолюбием, отлившаяся в частный пассаж в рамках небольшой статьи о сравнительной фонетике тюркских языков, которая даже по названию должна была затеряться для темы в безбрежном море филологических публикаций (Turkishe Lautgesetze), стереться бесследно, если бы в середине 1960-х годов замечательно скромный в отношении своего громадного дарования сотрудник Института Славяноведения АН СССР В.М.Иллич-Свитыч в публикациях о своём НАУЧНОМ ОТКРЫТИИ ОБЩНОСТИ – МАКРОСЕМЬИ ОСНОВНЫХ ЯЗЫКОВЫХ СЕМЕЙ СТАРОГО СВЕТА (Индоевропейской, Уральской, Алтайской, Семито-Хамитской, Картвельской, Дравидийской – современные названия, Иллич-Свитыч оперировал с другими: тюркская/исследованная часть алтайской/; финно-угорская/исследованная часть уральской/…) не отметил своего предшественника. Поразительна этическая и научная требовательность к себе как и скромность самооценок своих результатов этого человека, правнука польских революционеров и русских народовольцев – когда его научный руководитель ак. Берштам предлагал и даже настаивал выдвинуть его диссертацию по узкой научной специализации «балто-славянское языкознание» не на «кандидатскую», а на докторскую» степень по отличным результатом в сложнейшей теме «историческая акцентуация в балто-славянских языках» он решительно отказался, не видя в ней особой научной значимости, что вызвало даже определённое охлаждение в отношениях с руководителем – немалая честь, если ваши аспиранты сразу защищаются на «докторов»: он что, так невысоко ставит мои оценки? Как показала последующая судьба работы – академик оказался не «как всегда прав», а просто ПРАВ.