Александр Рафаилов - Полузащитники Отечества

• Название: Полузащитники Отечества
• Автор: Александр Рафаилов
• Жанр: Прочий юмор

О службе в армии написано много книг, но все они или слишком серьёзны, или, наоборот, неправдоподобно смешны. Автор не ударяется ни в одну из этих крайностей: иронизируя над абсурдностью армейских реалий, он передаёт их точно, без прикрас и преувеличений. Прочитав о полузащитниках отечества, те, кто уже отслужил, вспомнят, как это было; те, кому это ещё предстоит, – морально подготовятся, ну а те, кому армия не светит, – просто с удивлением взглянут на этот перевёрнутый мир и от души посмеются.

---

Батальон смерти

Но городское увольнение было не единственной причиной, по которой все ожидали присяги с таким нетерпением. Дело ещё и в том, что для многих присяга была последним этапом жизни в учебке. И через день после возвращения из увольнения нас должны были распределить по батальонам.

Чего ждать от этого перевода, мы точно не знали. Однако сама по себе грядущая смена обстановки вызывала радостное предвкушение. Кроме того, ходили слухи, что в батальоне нет подъёмов за сорок пять секунд. Уже одно это заставляло мечтать о том, чтобы нас поскорее перевели.

Наконец наступил долгожданный день распределения. Личный состав, распределяемый по батальонам, скопился на дорожке для построений. Расщепив массу на первый и второй батальон, молодое пополнение первого бата сразу увели. Нас же продолжили расщеплять. В левую сторону откидывали армию пятой роты, справа строилась шестая.

И вот две трети личного состава выстроилась с левой стороны, треть – справа. А два человека, так и не услышав своих фамилий, остались болтаться в середине, как не пришей кобыле хвост. Это были я и Филипп Филиппыч – молодое пополнение штата узла связи.

Офицеры пятой и шестой роты принялись разбираться со своим вновь прибывшим личным составом. Мы двое также не остались без внимания. К нам устремились молодой майор и не очень молодой старший прапорщик. Майор постоянно шутил и улыбался. Прапор, наоборот, хмурил брови и делал грозный вид.

Мы принялись демонстрировать содержимое своих вещевых мешков на предмет недостающих компонентов и форму одежды на предмет клеймений. Пока мы этим занимались, шестая рота уже отправилась в расположение батальона.

– Похоже, мы с ними двумя будем возиться дольше, чем со всеми остальными вместе взятыми здесь разбираются, – заметил майор.

У меня мелькнула улыбка.

– Чего улыбаешься? – тут же отреагировал старший прапорщик. – Сейчас плакать будешь!

С прапорщиком я уже был немного знаком. В ходе отбора в батальон нас как-то повели на узел связи. В андеграунд, как говорил иногда начальник узла, поскольку располагался он в цокольном этаже.

Там-то нас и встретил тот прапор. И принялся с каждым беседовать. Вызвав меня, он тут же осведомился:

– Вас там в учебке нормально кормят?

– Так точно!

– Еду не отбирают?

– Никак нет!

– А выглядишь хуже, чем немец под Москвой. Наркотики употребляешь?

– Никак нет!

– Почему?

Столь неожиданная постановка вопроса не предполагала ограничения шаблонными уставными фразами. Ответ «Не могу знать!» вряд ли годился. Поэтому я принялся пространно рассуждать о вреде здоровью, физиологической зависимости и ясности мышления.

– А то был тут у нас один обдолбыш-психонавт, – размышлял прапор, – Зашёл как-то комбат ночью к нему на пост, а он там сидит под веществами, приходы ловит. Летает мысленно над просторами Атлантики и управляет стадами золотых рыбок с сиреневыми полосочками. Вместо доклада начал комбату втирать какую-то хрень про шиншилловый арбуз и маца-машину.

Я на всякий случай не стал уточнять, чем закончилась эта захватывающая история, но заверил, что никогда не умел пасти золотых рыбок, а на арбузы у меня вообще аллергия.

Мы ещё какое-то время побеседовали на разные темы, и поэтому теперь, на распределении, он особого страха, несмотря на свой грозный вид, не вызвал. Тем не менее, улыбку я на всякий случай стёр с лица.

Вскоре нас увели – но не в батальон, как остальных, а прямиком на узел связи. Там, наконец, мы узнали, что весёлый майор – не кто иной как начальник узла связи Александров Иван Сергеевич, а суровый прапор – начальник нашего отделения Передрий Александр Юрьевич. Нам назвали наши должности и номера боевых постов. После чего потребовали повторить полученную информацию на предмет запоминания. Мы запомнили всё с первого раза, что, казалось, очень удивило наших новых командармов.

Тем временем на узел связи подошёл отслуживший полгода личный состав. Если на триста с лишним человек в учебке было всего тринадцать сержантов, то теперь, оказалось, на нас двоих приходится восемь дедов. По четыре на каждого. Нам стало как-то неуютно. И вот мы познакомились со своим третьим – и главным – фюрером, рядовым Дмитриевым Евгением Борисовичем – командиром отделения.

– Плохо, что вас только двое, – деловито заметил он, когда мы отправились с ним в батальон.

Мы поднялись на третий этаж, где и располагался наш бат. По взлётке бродили всякие непонятные личности и пялились на нас примерно так же, как смотрят на зверей в зоопарке. Разве что пальцем не показывали.

Один из представителей узла связи пригляделся к моей кепке, внезапно сдёрнул её с моей головы и взамен надел мне свою.

– Носи эту. Она тебе больше подходит, – бросил он и удалился.

По прошествии некоторого времени Передрий, кинув на неё взгляд, заметил:

– Тебе бы кепку прогладить не помешало!

– А это не моя, – машинально ответил я, не особенно задумываясь о последствиях.

– Не понял, – не понял Передрий.

Я поведал о случившемся. Меня тут же повели искать злодея. Я уже пожалел о том, что всё рассказал.

Злоумышленник вскоре был обнаружен. Им оказался рядовой Крылов Александр Григорьевич, двадцати лет, не судим, холост, детей не имеет. Кепка торжественно водрузилась на мою голову.

– Через полчаса жду от тебя объяснительной и раскаяния, – заявил Передрий Крылову.

Прошло полчаса. Крылов подошёл к Передрию и протянул листок бумаги.

– Вот, – сказал он. – Объяснительная.

– Та-ак. Отлично, – Передрий потёр руки. – А где раскаяние? Не вижу в твоих глазах раскаянья!

Крылов попытался изобразить в глазах раскаяние.

– Крылов, ты чего, выпил? Иди отсюда, чтоб глаза мои тебя не видели.

Перед вечерней поверкой старший прапорщик Передрий собрал обе роты и узел связи на плацу.

– Значит так! – начал он. – Сегодня в вашем батальоне чуть не совершилось преступление.

В строю раздался возмущённый ропот. Все, безусловно, давно знали о произошедшем.

– Выходи сюда! – приказал он Крылову. – Вот, перед вами стоит преступник.

– У-у-у! – загудела толпа.

– Он буквально два часа назад покусился на вещевое имущество молодого солдата.

Я скромно опустил взгляд.

– Вот представь, – продолжил Передрий обличительную речь, – что ты так к кому-нибудь на улице подойдёшь и ни с того ни с сего кепку с головы снимешь. Да тебе за это сразу же в морду зарядят и в милицию отведут.

– Повесить его! – не выдержал кто-то из строя.

– Встань в строй, – не последовал совету Передрий. – И больше так не делай.

Крылов понуро вернулся в строй.

– У-у-у! Преступник! – показывали на него пальцем сослуживцы. А я мечтал, чтобы это поскорее закончилось.

Так началась моя служба в батальоне связи.

Батя

Батальон связи также именовался батальоном смерти. Во-первых, во второй батальон скидывались те отбросы общества, которые не распределили по другим частям и подразделениям. В первый бат шла элита – люди с высшим образованием и хорошими анкетными данными. Интеллигенция. Аналогичный отбор вёлся и на боевые посты второго батальона. Тех, кто умел что-то делать руками, охотно брали в подразделения обеспечения. Те, кто покрепче да попроворнее, попадали во взвод охраны. Наиболее полюбившихся сержантам оставляли в учебке, порой против их воли. А оставшаяся масса – то есть те, кто не подходил ни для одного подразделения, заполняли вакантные места пятой роты. Поэтому она, а вместе с ней и весь батальон, считались сборищем отморозков и дегенератов. И не без оснований.

Однако второго батальона боялись в основном не из-за этого. Ужас наводил знаменитый подполковник Скрипка, командир батальона. Куда там майору Гою! Это добрейшей души человек в сравнении с нашим комбатом.

Комбатом нас принялись пугать с первых же дней пребывания в батальоне. Сам он вышел в отпуск практически сразу после нашего перевода, поэтому познакомиться толком мы с ним не успели. Зато наслушались о нём историй.

Комбат был крупной величиной в части, и это было сразу по нему видно. Нет, он не был толстым, как Толстый. Он был именно крупным. Мощным. Как Оптимус Прайм. И его фигура узнавалась издалека.

А с ещё большего расстояния узнавался его голос. Как бы далеко комбат не стоял, складывалось ощущение, что его голос поступает прямо тебе в сознание – его было отлично слышно с любой дальности. А уж если ты стоял рядом, а Скрипка начинал орать, то казалось, что тебя вот-вот сдует мощным ветровым потоком.

Орал Скрипка часто. Рвал струны, так сказать. Причина для крика была, в принципе, всегда одна – нарушение установленного порядка. Если что-то шло не так, как должно, то у комбата случалась истерика. Он рвал и метал. Лишал офицеров премии, а солдат – очередного увольнения. Предлагал офицерам уволиться, а солдатам – перевестись в пехоту. Разве что застрелиться не предлагал.