Сергей Соловьев - Опасные@связи

• Название: Опасные@связи
• Автор: Сергей Соловьев
• Жанр: Триллер
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-00-099-225-8

Перед вами – результат археологических раскопок, только раскопок не в земле, а в Интернете. Культурный слой Интернета не менее богат, чем культурный слой под живыми и давно разоренными городами. Раскопать, не повредив, то, что произошло здесь несколько лет назад, никак не менее, а может быть, и более трудно, чем то, что произошло в древнем Вавилоне или Риме. Изменения наступают гораздо быстрее, и, как правило, отражаются на более старых слоях – никто не собирается оставлять старую информацию в покое. Одна эпоха сменяет другую, дав полчаса на смену декораций. В самый последний момент, чтобы подчеркнуть связь времен, мы позволили себе добавить некоторые документы, нарушающие хронологию. Тем не менее, используя все доступные источники, мы постарались сделать все возможное, чтобы как можно достовернее восстановить давние события. Читателю судить о результатах.

---

Я просто пыталась объяснить вам мое состояние, чтобы вы не беспокоились. Извините мою несдержанность, виконт.

28. От в. де В. к м. де М

Вы единственная, кто близок мне в этом мире, маркиза, так же, как я – вам. И все что я говорил о своей любви к вам, чистая правда. То, что затуманивало ее в далеком прошлом – ушло вместе с этим прошлым. Но расскажите мне, как вы жили после моей смерти и как вы умерли?

29. От м. де М. к в. де В

Хорошо, слушайте.

После вашей гибели моя репутация была разрушена. Вы поступили жестоко, хотя я понимаю ваше предсмертное желание наказать меня, открыв вниманию Света мои письма. Вдобавок, я тяжело заболела и долго не могла оправиться. Но все же у меня остались средства и титул. Я удалилась в провинцию и жила там в уединении, окруженная небольшим количеством преданных слуг. Шли годы…

Вы не задумывались, виконт, насколько я могла пережить вас? Это очень хорошо, что вы меня помните молодой и красивой. Знаете ли вы, что я тоже помню себя такой – и чувствовала себя такой все те годы, пока медленно шло время, до самой Революции. Вы читали о ней в Сети?

Так миновало более десяти лет.

Свет меня не простил – даже когда само дело было забыто, оставалась память о том, что на моей репутации лежит несмываемое пятно. Я выписывала книги, читала, пыталась писать сама. А потом старый мир умер – трудно ощутить, не испытав самому, с какой ошеломляющей быстротой все менялось.

Когда началась смута, я вернулась в Париж. Это было уже после того, как король созвал Генеральные Штаты, но еще до того, как чернь штурмом взяла Бастилию. Ее никто толком не защищал, ведь весь гарнизон состоял из старых инвалидов. Не знаю, кто внушил королю идею отдать часть власти народу, – но после этого все начало рушиться. Похоже, когда делегаты собрались, он уже ничего не мог поделать. Впрочем, вы же беднягу совсем не знаете – вы застали только самое начало его царствования. Королевской твердости в нем не было ни на грош – говорят, больше всего ему нравилось чинить дверные замки. А королева была австриячка, глупа, красива, любила держаться на виду, каталась на лошади верхом по-мужски и умела тратить деньги, как никто. Ее обвиняли в наступившей дороговизне и голоде.

Короче, Генеральные Штаты были распущены, но вместо них собралась Национальная Ассамблея. Сначала среди делегатов еще мелькали люди из хороших семей – тот же Лафайет или граф Мирабо, который, впрочем, на поверку оказался бессовестным негодяем, но скоро все они исчезли. Осталась настоящая банда, иначе не назовешь. Очень скоро начались убийства – больше всего среди аристократов, и людей церкви, но потом делегаты стали расправляться друг с другом. Так называемую Национальную Ассамблею заменил так называемый Конвент…

Вы не знаете, виконт, что такое гильотина? Это машина для идеального отрубания головы, которую придумал один деревенский врач. Поскольку у делегатов не было времени организовать подготовку профессиональных палачей, они построили за государственный счет несколько таких машин, чтобы уж не промахнуться.

Король в конце концов додумался, что надо бежать, но было поздно. Его с семьей поймали в дороге и вскоре отрубили им всем головы, разумеется, при помощи гильотины.

Должна признаться, я совершенно не собиралась вам рассказывать о политике – это как раз тот род сведений, которых в сети в избытке.

Возможно, я вспомнила о политике только для того, чтобы объяснить, что не отрубание голов было во всем этом самым отвратительным, а то, что его сопровождало. Издевательства, достававшиеся на долю людей, которых везли на эшафот. Злобные бабы, которых называли «вязальщицами», потому что они все время вязали, следовавшие от темницы до места казни за каждой повозкой с осужденными – некоторые тупые, как деревянные чурки, другие злобные, как дьяволы, и при этом позволявшие себе издеваться, если у женщин перед казнью находился в одежде малейший беспорядок.

Это я помню, хотя не смогу сказать, когда произошло то или другое. Я хорошо помню день, когда от меня ушли слуги. Было пасмурно, но тепло, сухие листья, по которым надо было передвигаться осторожно, чтобы не угодить в лошадиный навоз или человеческое дерьмо. Окровавленные тряпки, битая посуда – накануне снова громили аристократов. Уезжать из Парижа я не хотела, потому что в деревне, по слухам, было хуже; мой замок, как мне стало известно, сожгли. Слуги нашли для меня каморку на чердаке, вход в которую был через квартиру племянника моего дворецкого. Племянник работал писцом в одной из вновь образованных революционных канцелярий, но сохранил признательность к дяде, который в свое время обучил его грамоте.

Чиновники, которых развелось больше, чем при короле, называли себя теперь «слугами народа». Те же, кто пользовался среди них наибольшим влиянием, предпочитали называться «друзьями народа». Но беда была в том, что никто из них не мог удержаться наверху долго. Так что наступило время, что гильотина стала угрожать шее покровителя моего квартирного хозяина, а вместе с его покровителем и ему самому. Он сказал, что мне лучше уйти. И я решила, что наступило время воспользоваться ядом.

Но мне пришлось уйти из дому, потому что мой «слуга народа» боялся, что смерть неизвестной женщины в тайнике, примыкающем к его квартире, может ему навредить. Мое исчезновение ему не помогло. Стоя на углу улицы, я видела, как за ним пришел патруль национальных гвардейцев и как его увели – думаю, в конечном итоге он лег под гильотину.

Но я все равно приняла яд. К сожалению, он оказался медленно действующим.

Разрешите, виконт, на этом месте прервать мой рассказ. Поверьте, я делаю это по соображениям исключительно эстетическим.

Что касается остального… Я согласна с письмом, которое вы направили Пенни. Сделали вы что-нибудь в духе старого своего hobby, о котором мы не так давно говорили?

30. От в. де В. к м. де М

Благодарю вас за откровенность, маркиза. Это более надежная гарантия нашей дружбы (вопреки все заблуждениям и ошибкам прошлого), чем любые заверения и даже общие интересы.

31. От Пенни Голдсмит к в. де В. и м. де М

Дорогие маркиза и виконт!

Получив письмо, где вы пишете о необходимости быть осторожными, я задумалась, кто из моих друзей самый надежный. И я пришла к выводу, что хотела бы рассказать о вас только одному человеку. Я о нем очень высокого мнения. Надеюсь, что вы согласитесь со мной, какой он замечательный Но пусть он сам расскажет о себе!

Он не делает секрета из документа, который я вам посылаю, поэтому, я думаю, в моем поступке нет ничего неэтичного. Он немного смеется там над самим собой, но, я думаю, в этом тоже нет ничего дурного.

Краткая научная биография Гарри М. Ланкастера, написанная им самим

Главной особенностью, отличавшей Гарри М. Ланкастера среди других детей была ярко выраженная страсть к познанию. В остальном он не особенно выделялся – занимался спортом, разносил газеты, чтобы заработать карманные деньги, коллекционировал компьютерные игры. Заметно больше других тратил на книги. Не был ни особенно хорошим, ни особенно плохим – в его жизни были поступки, которых следовало стыдиться, хотя и не слишком сильно. Может показаться парадоксальным, что наиболее стыдно ему вспоминать, как он однажды вышел на крыльцо, запрокинул голову и прошептал: «Как хочу я познать все величие этого мира!» Казалось бы, чего тут стыдиться? Никаких свидетелей, не считая звезд и родительского дома за спиной. Но ему стало стыдно почти сразу же и не менее стыдно теперь, в момент написания этой биографии, хотя прошло уже более двенадцати лет. Почему?

Что стыдного в познании мира… если только действительно юный Гарри имел в виду всего лишь мир? Принимая как экспериментальный факт его чувства, стоит задуматься, чем они были вызваны. Например: КАКОГО ПОЛА БЫЛ МИР ДЛЯ ЮНОГО ГАРРИ?

В отличие от французского, немецкого или русского, слово «мир» отличается в английском языке полнейшей бесполостью. Но Гарри здесь, с нами, он сам может ответить на деликатный вопрос: для Гарри М. Ланкастера МИР БЫЛ И ОСТАЕТСЯ ОБЪЕКТОМ (ИЛИ СУБЪЕКТОМ) МУЖСКОГО ПОЛА. Как Творец в религии его предков. И это дает нам в руки ключ для объяснения иначе не объяснимого стыда Гарри. С миром для него всегда ассоциировался и продолжает ассоциироваться образ Отца. Познание же Отца является актом постыдным. Даже познание его величия.

С тех пор, как выйдя на крыльцо родительского дома Гарри М. Ланкастер неосторожно заикнулся о своем желании «познать все величие этого мира», стыд от неосторожно сказанных слов преследовал его. Ему было никуда не деться от неумолимого свидетеля. Он был бы рад доказать миру, что не имел в виду ничего плохого – что он оговорился, – но мир не верил Гарри, и Гарри это чувствовал. Миру не требовалось других средств, чтобы передать Гарри свой ответ, кроме чувств самого Гарри, ведь Гарри был его порождением.