Николай Шахмагонов - Друзья Пушкина в любви и поэзии

• Название: Друзья Пушкина в любви и поэзии
• Автор: Николай Шахмагонов
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-4444-8823-2

Книга писателя Николая Шахмагонова посвящена теме любви в жизни и творчестве друзей Александра Пушкина. Василий Жуковский, Константин Батюшков, Денис Давыдов, Николай Юсупов. Имена тех, о ком пойдёт речь, широко известны, известны их свершения во имя Отечества или просто добрые дела во имя своих родных и близких. Но как раз самая яркая, самая светлая сторона в их жизни – любовь – часто оставалась «за кадром».

---

И поэт вступил в чертог Царя…

В Петербурге дела Жуковского шли очень хорошо: царское семейство к нему благоволило. В 1817 году там печаталось собрание стихотворений поэта в двух томах. Один экземпляр этих стихотворений вместе с отдельно изданным «Певцом в Кремле» был поднесён министром народного просвещения, известным князем А.Н. Голицыным, Государю, который назначил поэту пожизненный пенсион в четыре тысячи рублей ассигнациями.

Иван Иванович Дмитриев, как известно, не только поэт и баснописец, но и государственный деятель, писал А.И. Тургеневу: «Кажется, поэт мало-помалу превращается в придворного; кажется, новость в знакомствах, в образе жизни начинает прельщать его…»

Известна также эпиграмма:

Из савана оделся он в ливрею,
На ленту променял лавровый свой венец.
Не подражая больше Грею,
С указкой втерся во дворец —
И что же вышло, наконец?
Пред знатными сгибая шею,
Он руку жмет камер-лакею.
Бедный певец!

Упомянутый Грей Томас был английским поэтом XVIII века.

Эпиграмму приписывали Пушкину баснописец, издатель и публицист Александр Ефимович Измайлов (1779–1831) и будто бы Фаддей Венедиктович Булгарин (1789–1859), писатель, журналист, критик и издатель. Жуковский, прочитав, попросил Николая Ивановича Греча: «Скажите Булгарину, что он напрасно думал уязвить меня своею эпиграммою; я во дворец не втирался, не жму руки никому. Но он принёс этим большое удовольствие Воейкову, который прочитал мне эпиграмму с невыразимым восторгом».

Между тем Греч полностью привёл текст эпиграммы и сделал такой комментарий: «По отзывам некоторых лиц, это эпиграмма Пушкина, а по другим – Воейкова».

Писатель-декабрист Михаил Александрович Бестужев (1800–1871) привёл эпиграмму в своих мемуарах и отметил: «Помню, как зашла речь о Жуковском и как многие жалели, что лавры на его челе начинают блекнуть в придворной атмосфере, как от сожаления неприметно перешли к шуткам на его счет. Ходя взад и вперед с сигарами, закусывая пластовой капустой, то там то сям вырывались стихи с оттенками эпиграммы или сарказма, и, наконец, брат Александр, при шуме возгласов и хохота, редижировал (редактировал) известную эпиграмму, приписанную впоследствии А. Пушкину…»

Ну а князь Пётр Андреевич Вяземский сделал к эпиграмме пометку, что эпиграмма «не Пушкина, а Александра Бестужева, что подтверждается братом его в “Русской старине…”».

Кстати, А.Е. Измайлов привёл эту эпиграмму в несколько иной редакции:

На саван променяв ливрею,
На пудры – лавры и венец,
С указкой втёрся во дворец.
И что же вышло, наконец?
Пред знатными сгибая шею,
Жмёт руку он камер-лакею.
Бедный певец!

Бестужев в одном из писем П.А Вяземскому заметил: «Жуковского видел утром у выхода, он здоров, и пудра стала его стихия».

Ну, понятно – раз при дворе, значит, с точки зрения прозападных особей, уже достоин лишь иронии и сарказма. Ну и большинство декабристов показали себя отменными клеветниками и интриганами. Редко встречались среди них таковые, как Иван Иванович Пущин (1798–1859), заявивший, что если бы он был в день дуэли рядом с Пушкиным, пулю Дантеса встретила бы его грудь.

И на кого клеветали?! На Пушкина, на Жуковского – на цвет русской литературы, на светочей русской поэзии.

Александра Осиповна Смирнова-Россет вспоминала о Жуковском:

«Добряк он и был, но при этом сколько было глубины и возвышенности в нём… Хотя он был как дитя при дворе, однако очень хорошо понимал, что есть вокруг него интриги, но пачкаться в них он не хотел, да и не умел».

1815 год становится для него трамплином в службе государевой.

4 сентября его пригласил в Павловск русский поэт сенатор Юрий Александрович Нелединский-Мелецкий (1751–1828), в прошлом статс-секретарь Павла I и почётный опекун Воспитательного дома. Это был царедворец, пользовавшийся особым доверием. Именно он после того, как прошло предложение Литта о титуле Царя, составлял всеподданнейшие прошения о принятии Императором титула Благословенного. Когда начались приготовления к встрече Государя в Петербурге, он вместе с кн. Вяземским и Батюшковым составлял хоры и стихи. Ему было поручено Императором неотлучно находиться при Особе Императрицы Марии Фёдоровны. Именно по его инициативе и с совершенного согласия Марии Фёдоровны Жуковский был назначен её чтецом. И началось возвышение. Уже вскоре после назначения чтецом Орест Кипренский взялся писать портрет Жуковского. Поэт был принят в доме первого директора Публичной библиотеки, президента Академии художеств Алексея Николаевича Оленина (1763–1843).

И, конечно, впереди были знаменитые «Приютинские вечера» – встречи в усадьбе Олениных в Приютино, где частыми гостями бывали Гавриил Романович Державин, Иван Андреевич Крылов, Николай Иванович Гнедич, князь Пётр Андреевич Вяземский, Александр Сергеевич Грибоедов, видные художники, музыканты и другие творческие знаменитости.

В сентябре Жуковский посетил Царскосельский лицей и встретился с юным Пушкиным. Вскоре Василий Андреевич стал «арзамасцем» и получил прозвище «Светлана», видимо, по его уже ставшей знаменитой поэме.

В конце года вышел сборник стихотворений Жуковского. Первая часть собрания его поэтических произведений.

Назначение чтецом при вдовствующей императрице Марии Фёдоровне было только началом придворной службы. Вскоре, уже в конце 1817 года, Василия Андреевича сделали учителем русского языка супруги великого князя Николая Павловича великой княгини Александры Фёдоровны.

В.В. Огарков рассказал:

«Жуковский усердно готовился к своим занятиям с ученицей, и, по всем данным, занятия эти шли успешно, что должно объясняться помимо умения учителя и талантливостью его слушательницы, образованной и с художественным вкусом женщины. Поэт составил для великой княгини особую грамматику, но главный интерес занятий с ученицей заключался в том, что она, страстно любя немецкую литературу, сделала указания поэту на пьесы, которые желала иметь в переводе, и с большим вниманием относилась к этим переводам. Такое параллельное чтение оригинала и переводов предоставляло хорошую возможность для сравнения подлинника с копией. Все эти переводы (например, знаменитой баллады Гёте “Лесной царь”), указанные и вдохновленные великой княгиней, были напечатаны маленькими изящными книжками, носившими название “Для немногих”. В описываемое время были переведены многие вещи, доставившие Жуковскому славу».

В 1815 году Жуковский опубликовал в журнале «Сын Отечества» стихотворение, которое назвал «Молитва русского народа». В стихотворении были поначалу две строфы:

Боже, Царя храни!
Славному долги дни
Дай на земли!
Гордых смирителю,
Слабых хранителю,
Всех утешителю —
Всё ниспошли!
Перводержавную
Русь Православную,
Боже, храни!
Царство ей стройное,
В силе спокойное!
Всё ж недостойное
Прочь отжени!

Стихи были представлены вначале императрице Марии Фёдоровне, а затем Императору Александру I, который в конце 1816 года издал указ, возводивший это стихотворение в ранг Государственного гимна и устанавливающий порядок его исполнения. Утверждалось исполнение этого гимна при встречах Императора. Для исполнения была приспособлена музыка британского гимна, написанная Генри Кэри.

Позднее Жуковский дописал ещё одну строфу:

О, Провидение!
Благословение
Нам ниспошли!
К благу стремление,
В счастье смирение,
В скорби терпение
Дай на земли!

Оставался государственным гимном России вплоть до 1833 года, когда был сменён гимном «Боже, Царя храни!».

А случилось так. В 1833 году Император Николай I нанёс визиты в Австрию и Пруссию. И везде его встречали гимном «Молитва Русского народа», исполняемым на мотив английского гимна. Но если Императору Александру такое исполнение, очевидно, нравилось – связь его с Англией достаточно известна, – то Императора Николая Павловича это совсем не радовало. В свите Императора был композитор и дирижёр Алексей Фёдорович Львов (1798–1870), участник Русско-турецкой войны (1828–1829 гг.), проявивший себя в боях под Шумлой, а также при осаде и взятии Варны, награждённый бантом к ордену Св. Владимира IV степени и орденом Св. Анны II степени. Ему-то и поручил Император написать свою, русскую музыку к Гимну Российской империи.

В декабре Гимн был впервые исполнен, причём первоначально его называли по-прежнему: «Молитва русского народа». А 31 декабря 1833 года Император Николай Павлович своим Указом сделал его официальным гимном Российской империи под новым названием «Боже, Царя храни!»

Композитору была пожалована осыпанная бриллиантами табакерка с портретом Государя. 11 апреля 1834 Львов стал флигель-адъютантом.

Текст был расширен Жуковским и представлял собою:

Боже, Царя храни!
Сильный, державный,
Царствуй на славу, на славу нам!
Царствуй на страх врагам,
Царь православный,
Боже, Царя,
Царя храни!
Боже, Царя храни!
Славному до́лги дни
Дай на земли́, дай на земли́.
Гордых смири́телю,
Слабых храни́телю,
Всех утеши́телю
Всё ниспошли.
Перводержавную
Русь Православную,
Боже, Царя, Царя храни!
Царство ей стройное
В силе спокойное,
Всё ж недостойное
Прочь отжени.
Воинство бранное,
Славой избранное,
Боже, храни!
Правды блюстителям,
Чести спасителям,
Миротворителям
Долгие дни.
О, Провиде́ние,
Благословение
Нам ниспошли! Hам ниспошли!
К бла́гу стремление,
Счастье, смирение,
В ско́рби терпение
Дай на земли́!

(повтор первого куплета)