Макс Коллинз - Похищенный

• Название: Похищенный
• Автор: Макс Коллинз
• Издательство: Олма-Пресс
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 1998
• ISBN: 5-87322-385-8

В книге увлекательно рассказана потрясшая в свое время Америку история похищения годовалого ребенка легендарного летчика Чарльза Линдберга, первым совершившего перелет через Атлантический океан. В очередном романе о детективе Натане Геллере Макс Аллан Коллинз вновь возвращается к событиям 30-х годов нашего столетия и с присущим ему мастерством воссоздает тревожную атмосферу эпохи.

---

– Никто вам не верит, Минз, – сказал я.

– Простите?

– Никто не верит, что вы были вдохновителем этого похищения. Вы волк, прикинувшийся невинной овечкой.

Он негромко рассмеялся:

– Хорошо сказано, Геллер. Хорошо сказано. А вы сами что думаете?

– Я думаю, вы на этот раз впервые в своей жизни говорили правду или по крайней мере больше правды, чем обычно. А вот действительно ли вы хотите, чтобы вам поверили, или нет, это вопрос, на который я не осмелюсь ответить. Можно только догадываться о том, что происходит в темных коридорах вашей души.

Он кивал, улыбаясь своей проказливой улыбкой.

– На месте Аля Капоне, – сказал я, и улыбка его моментально исчезла, словно одно это имя приводило его в замешательство, – я использовал бы вас в качестве посредника. Как человек со связями в кругах бутлегеров, в политических кругах и высшем обществе вы являетесь идеальным посредником для Капоне, если не учитывать, конечно, что вы совершенно ненадежный человек.

– О, – сказал Минз, качая в воздухе указательным пальцем. – Ну а если я боялся бы своего нанимателя...

– Если бы им был Капоне или кто-нибудь, равнозначный ему, с Восточного побережья, например Лусиано или Шульц, вам пришлось бы действовать честнее, чем обычно, чтобы не накликать беду на ваш толстый зад.

– Геллер, это некрасиво с вашей стороны. Использование таких выражений неуместно в присутствии миссис Мак-Лин.

– Идите к черту, сэр, – сказала она ему.

Он явно упал духом.

– Возможно, я обидел вас, моя дорогая, но между старыми друзьями не должно быть столь враждебных отношений.

– Она заслужила право так относиться к вам, отдав вам сто тысяч, которые исчезли, – заметил я.

– Сто четыре тысячи, – поправил он меня.

Я с улыбкой покачал головой:

– Ни стыда, ни совести у вас нет, Минз.

– Я не в силах контролировать свое воображение, – мрачно проговорил он. – Мои фантазии – побочный продукт душевной болезни. Поэтому, друзья мои, я и настоял на том, чтобы меня положили в эту больницу.

– А может быть, вам просто не понравилась тюрьма в Ливентворте?

– Признаюсь, здесь действительно поприятнее, – весело проговорил он. Потом лицо его стало серьезным: Понимаете, я надеюсь, что мне сделают операцию на мозге, после чего я смогу быть нормальным членом общества и меня можно будет досрочно освободить из тюрьмы.

Гастон Минз пытался осуществить свою последнюю и самую крупную аферу: он тешил себя надеждой, что ему когда-нибудь удастся выйти из тюрьмы, хотя стеклянный взгляд его глаз говорил о том, что он сам не особенно верил в свой успех.

– Скажите мне одну вещь, Минз, – сказал я. – Пожалуйста, будьте со мной хоть раз откровенны, потому что то, о чем я вас спрошу, не имеет большого значения. Мне просто хочется знать.

– Геллер, мы с вами друзья уже много лет. Неужели вы думаете, что я откажу вам в такой мелкой услуге? Спрашивайте.

– В тридцать втором году я, Эвелин и ее служанка Инга останавливались в ее сельском имении под названием Фар Вью, и ночью кто-то ходил по дому, стягивал с постелей простыни, топал по полу запертого верхнего этажа. Это случайно не вы старались нас напугать?

– А, Фар-Вью, – задумчиво проговорил Минз. – Говорят, в нем обитают привидения, знаете. По ночам с грохотом падают некоторые вещи, не так ли?

– Я думаю, вы это знаете лучше нас.

Ему понравилось мое замечание.

– Даже через столько лет вы не можете забыть о своей встрече со сверхъестественным, Геллер, не так ли? Это вы-то, упрямый, проницательный реалист!

– Вы не хотите быть со мной откровенным, Минз?

– Геллер, вы из тех людей, что занимаются любовью с женщиной при включенном свете, – он с извиняющимся видом повернулся к Эвелин: – Пожалуйста, простите мне мою вульгарность, Одиннадцатый. – Он снова посмотрел на меня с осуждающим и одновременно веселым выражением на лице. – Разве вы не знаете, что в жизни есть вещи, которые лучше хранить в тайне?

– До свидания, Минз, – сказал я, вздохнув.

Эвелин ничего не сказала ему.

– Спасибо, что зашли, друзья мои, – бодро сказал он. – Да, Одиннадцатый, если я вспомню, с какого пирса бросил ваши деньги, то сразу свяжусь с вами.

Мы оставили его сидящим на кровати; с глупой улыбкой на унылом лице он походил на Траляля, у которого умер Труляля[16].

* * *

Френдшип, имение Мак-Лин за высокой стеной в предместье Вашингтона, было меньше Белого дома. Чуть меньше. Ее дом на Массачусетс Авеню, самый большой частный дом, в котором я когда-либо бывал, мог сойти здесь за крыльцо.

– Здесь раньше был монастырь, – сказала она, когда я свернул машину на подъездную дорогу, расположенную на замечательно благоустроенном участке. – Ты можешь себе представить, что за этими садами, за этими кустами ухаживают монахи в своих коричневых одеяниях? Десятки давших обет послушания садовников.

– Таких работников сейчас не найти, – сказал я.

День был холодным и пасмурным, наступали сумерки, и большой дом, построенный в начале девятнадцатого столетия, вырисовывался перед нами похожей на мираж громадой. Я объехал французский фонтан и с позволения Эвелин остановил «пакард» перед домом.

Я привык быть возле Эвелин, которая несмотря на свою склонность к мелодраме и озорству была женщиной сугубо практической; по дороге мы даже поужинали в дешевом ресторане-закусочной, где она с удовольствием съела жирный гамбургер и еще более жирную картофельную стружку, обжаренную в масле. Но я не забывал, что имею дело с дамой, которая обедала с руководителями государства и принимала в своем имении светское вашингтонское общество; в имении этом, как я обнаружил, имелись площадка для гольфа, теплица и пруд для домашних уток.

Сегодня я проводил вторую ночь в имении Френдшип. Поездка в Норфолк заняла всю среду: мы утром выехали из Нью-Йорка, во второй половине дня встретились с Кертисом и вернулись в Вашингтон вечером, чтобы на следующий день навестить Минза в больнице святой Элизабет. Во Френдшипе у меня была своя комната, как и в нью-йоркской гостинице, где мы провели одну ночь. Мы с Эвелин прекрасно ладили, но до интимности дело не доходило.

Мы сидели, развалившись в мягких креслах, стоящих под углом к камину, в котором лениво потрескивал огонь, отбрасывающий желтые блики на стены гостиной; над камином висела написанная масляными красками картина, изображающая отца ее мужа. Стены гостиной были покрыты бледной штукатуркой – результат недавней реконструкции дома, – в ней стояла новая дорогая современная мебель из темного дерева и было много приставных столиков с красивыми лампами и семейными фотографиями; несмотря на огромный и явно старинный восточный ковер, обстановка здесь казалась более современной, чем в любой комнате дома на Массачусетс Авеню.

Все, что мы узнали, по крайней мере то, что я нашел важным, мы передали губернатору Хоффману по телефону. В свою очередь губернатор сообщил нам новость: Роберт Хикс, его криминолог (правильнее было бы сказать, криминолог Эвелин, поскольку она платила ему) с помощью химических анализов краски подтвердил мое предположение относительно полки в кухонном чулане Хауптмана.

– Молодчина, Натан, – сказала она, отпив вина из бокала, – ты был прав. – На ней были черная домашняя пижама и черные комнатные туфли на высоких каблуках.

Я допивал свой второй коктейль «Бакарди».

– Мы добились кое-каких успехов, но их недостаточно, чтобы обеспечить Хауптману еще одну отсрочку, не говоря уже о проведении нового суда.

Она улыбнулась и покачала головой, видимо, не соглашаясь со мной.

– Ты установил, что Фиш был связан с этими спиритами из Гарлема. И Оливер Уэйтли и Вайолет Шарп тоже, я уже не говорю о Джефси.

– Это все неубедительно, – сказал я, в свою очередь покачав головой. – Герту Хенкель не станут слушать – сочтут, что любовница Хауптмана желает обелить своего приятеля. Кто знает, что скажет чета Маринелли, если они еще не сбежали из города. Уэйтли и Шарп нет в живых, Джефси глуп, как пень. Разговор с Кертисом убедил меня, что большая часть его истории, если не вся она, является правдой, но нет никаких доказательств, подтверждающих ее; и то, что сказал нам сегодня Минз, согласуется с рассказом Кертиса и другими имеющимися в нашем распоряжении сведениями. Но вопрос в том, что все это нам дает? Минз – патологический лгун, находящийся в психушке. Наиболее убедительно мы сможем доказать, что полицейские сфальсифицировали доказательства, но за это нас могут невзлюбить в Нью-Джерси.

– А за что нас там могут полюбить?

Я рассмеялся, и смех мой эхом отразился от оштукатуренных стен.

– Возможно, за то, о чем я говорил губернатору, помнишь? Если мы посадим на стол в офисе Хоффмана сына Линди.

– Ты в самом деле думаешь, что ребенок жив?

– Я думаю, что это возможно.

– Тогда почему мы его не ищем?

– А что ты предлагаешь, Эвелин?