Василий Борисенко - Калифорнийская тайна Никсона и Громыко

• Название: Калифорнийская тайна Никсона и Громыко
• Автор: Василий Борисенко
• Жанр: Русское современное
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-9909935-2-5

Это монументальное творение, написанное свободным стихом, можно воспринимать как некую легенду. А можно – как сокровенную литературу из раздела «Обо всем Небывалом на свете».

Всю жизнь министр Громыко хранит удивительную тайну – находясь с дипломатическим визитом в США, они с Брежневым в сопровождении Никсона посещали таинственную базу, где хранятся обломки инопланетных кораблей и тела космических пришельцев, и встречались с чудотворцем, постигшим сокровенные таинства потустороннего мира.

---

Глава 2

Для силы духа и ума, ваш мастер слова будто бы, какая птаха,
И, без сомнения, он поработает языком для вас, как само пряха.

И вот со мной, кто как бы от берега родного, своего всё-таки отплыл,
Тот через миг мгновения уж в мир загадочный, тихонечко подплыл:
А над лесным горельефом в небе один из вертолётов здесь парит:
А в нём, конечно, как полагается: американо-русская делегация сидит.
Нет слов, как намаялись все эти бедолаги в предыдущей той главе;
Рассматривать НЛО, да и внеземных пришельцев, так сказать в натуре.

Пока вертолёт большой на землю калифорнийскую плавненько садится:
Представь себе, мой читатель, всё же, что здесь за ландшафт такой;
Куда приземлись путешественники наши на чудо света поживиться.
Вся эта местность, к сожаленью, же была на вид сильно мрачноватой:
Обычный, одинокий, деревянный домик, в виде пагоды хилой стоял,
И он прижимался сиротливо как бы под большой бутылочной скалой.
Весь дом уже в тени давно, и даже туман его низовья все тут опоясал;
Взяв, несомненно, в плен вот так, своей седой и влажной, пеленой.

Два аиста тут в любезностях курлыча, гнездятся на верхушке крыше:
Багряный свет скользил ещё по ним, из-за того, что были они выше.
Ручей от этого жилища, зигзагами и с брюзгами торопясь бежит,
Куда-то с шумом вниз, но о своём одном бубнит, как дух бурчи вый.
Чтоб через него пройти, горбатый мостик здесь по праву служит:
Он деревянный и резной, а чёрный лак придаёт ему тон отменный.
Ступеньки каменные к дому на подъём всех нас, конечно, доведут;
От не ходьбы по тропке этой, уже зелёный мох им завладел густой.

Как можно не заметить полуразрушенную из кирпичей ограду тут.
Их обвивают сплошь кругом плети дички лишь густого винограда,
А так же у домика углы до крыши: а ещё выступы у скалы крутой.
К сожалению, не весел даже окружающий покой местного пейзажа.
Сплошь вокруг просто страшный чёрный лес и ужасный бурелом;
По-видимому, тут ураганы, смерчи бывают часто, как в самом аду.
И сразу душу гнет, да томит в страхе всех, какая-то тревога колом;
Как будто прилетели чудо искатели к «бабушке Яги» на ворожбу.
И больше здесь не слухом, и не взором просто даже не найдёшь,
Вообще и никогда ни кур, ни коз каких-то, ни псов сторожевых.
И, без сомнения, хоть сотню вёрст иль миль ещё вокруг пройдёшь,
Представь себе, читатель мой, тут не найти совсем следов людских.

И лишь мытари двух супер держав великих, осмотрелись здесь с опаской,
Как сразу ж, с шумом-гамом улыбаясь, озираясь, повылезли из вертолёта.
Как к ним подошел молодой монашек, по виду, как от веры христианской;
С капюшоном, в чёрной рясе и смиренно, из-за разбитого кирпичного пролёта.
Он руки только, для приветствия молча на груди своей сложил, и лишь, затем
Раскланялся чудо искателям, и уж, следовательно, после этого смиренно всем;
Также молча, жестом показал, чтобы они к небольшой пагоде за ним прошли.
Все тоже, разумеется, понимая, закивали головами и сразу за ним заковыляли.
Хотя Громыко шел со всеми, он как-то недовольно и ехидством носом шмыгнул.
По его такой ухмылке можно лишь понять, какую шутку тут с ними пожелали —
Проклятые буржуи разыграть, чтобы опозорить все их идеалы в этой жизни.
Ведь надо ж, в какую трущобу затащили, чтоб уверовали в мистические бредни.
И президент Америки, такое не довольствие его заметил и, конечно же, смекнул:
«Видно этому заму, о «Потустороннем мире», не правдиво, неточно изложили».
И потому от этого уже у дома, на крыльце Никсон всех чудо искателей остановил,
И таким неверующим как Громыко, он настоятельно и серьёзно их предупредил.
«Друзья! – начал наставлять президент. – Я призываю к благоразумию вас сейчас;
Быть осторожными, во всём, ведь за дверьми Новый Мир, открывается для нас.
Оставьте наконец-то здесь на пороге этого дома, все свои вредные привычки:
Такие как гордыня, чванство, а также всякие лихие подковырки – поговорки.
Не дай Бог, к примеру, кто в мире том из вас безрассудно, попробует с хамить;
Тот, к сожаленью, в бездну ада сможет, по-глупому, сразу ж точно угодить.
Прямо говорю: не знаю я, сколько мы будем у этого первоучителя в гостях,
Там не бывает времени никогда: и даже стрелки замирают на любых часах.
Напоминаю: волшебник сам по национальности, по-видимому, азиат китаец.
Ему не нужен переводчик, ни какой, он в жизни нашей пребольшой скиталец.
Подумать только господа: прошел по свету все страны, материки и острова;
Пока не отыскал в горах Калифорнии, вот эти мирные, совсем спокойные края.
И почти один в тиши, и в полном от мира сего уединении в затворничестве
Постиг, возможно, в пещерном храме тут «Истинного ученья» в совершенстве».
И процитировал: «А сердце его оттого, что отверг он ученья иные, схожи с луной,
Чисто и зеркально оно: и на нём, представьте, ни пылинки ереси нет, ни одной».
Закончив так путешественникам говорить, хозяин штатов был просто непоколебим.
Он сразу же рукой махнул всей своей свите, чтоб они, не боясь, пошли за ним;
И развернувшись быстро тут на месте, в избушке ткнул с размаху дверь пинком,
И как бы с провожатым иноком из первых, в сей дом проворно влез бочком.
И чудо искатели все бесцеремонность, проявили и последовали таким Макаром:
Ворвались почти толпой, бегом, в тот скромный, с вида скажем, тайный дом.
Забыв за раз от власти своей греховной, от светских своих всех наслаждений,
Что ждёт впереди таких людей, которых бремя обняла уже, для испытаний,

Где б только ни был путешественник иль странник в чудной стороне,
Такого храма, я ручаюсь, без сомнения, он не видывал вообще нигде.
Внутри жилища тут нет окон, ни комнат, ни дверей, ни перегородок,
А г-образный, длинный, широкий коридор, и пол как лёд был гладок.
Здесь в стенках, как бы по бокам: светильники кувшинчики пылают;
И от них, конечно, всюду благодатные эфирные пары, клубясь, парят.
Но вот прекрасный коридор привёл всех до дугообразного проёма;
Когда прошли их, то открылась взору всем, громадный, странный зал.
А из глубин его доносились тихое, журчание ручейков: начало из начал.
Да, то был действительно, какой-то храм, очень гигантского объёма.
Сам зал, как круглый диск, с радиусом так, примерно, в 100 метров.
Из-за туманности вверху, наверное, потолок был ещё более высоким.
Нашим мытарям, как муравьям сюда заблудшим, не оценить размеров —
Сего крова, потому что им казалось всё тут неосязаемым – далёким.

Ещё отметим мы: в этом храме было множество проёмов без дверей.
Но подсчитать их можно, а таких тут ровно – девяносто одна штука;
И все, как близнецы похожи, в виде дугообразных, выгнутых бровей;
И, несомненно, видно налицо, таится в этом очень хитрая ловушка.
Но, к сожалению, мы об этом не узнаём, а так сам зал почти пустой.
Но не грех тут всем полюбоваться лишь одним драгоценным троном.
Стоял он лицом, зашедшим, посередине зала, для назначения благой.
Но, без сомнения, напоминает в отраженье зеркального пола издали
На божественный, распустившийся цветок лотоса на водяной глади.
В глазах это просто живая картинка, с очень зачарованным видом.
С одного бока сам трон казался путешественникам желто-медовым;
С другой стороны уже, или под другим углом, – багряным – червонным,
В ковровых накидках, в злаченых нарядах и в алмазных подвесках;
Был он высоким, на черепашьем щите, и по праву в царских окрасах,
И, следовательно, вот тут, на этом самом драгоценном троне, лично
Бессмертный и всесильный человек сидит, действительно, привычно.
А рядом, как полагается, склонившись к нему, его послушники стоят.
Благие все подвижники – ученики, одетые по сану в монашеские рясы.
Их восемь молодых ребят, которые искоса на наших мытарей глядят.
На что Громыко за-смеясь, сказал: «Да это явно ряженые лоботрясы».
Никсон сразу побледнел, а генсек сказал, чтоб его заму рот зажали.
В это время ученики внимали, чему прочитанная учителем сутра учит.
А мытари, уняв Громыкина, сейчас глазели тут на необычайное светило.
Которое было вверху над троном и, явно, над головой учителем парило
В метрах так, двадцать пять от пола, без сомненья, а может и более.
Оно было как жемчужина, но освещало весь зал в храме, тем не менее.

Вращаясь там, на месте колесом, оно как солнышко прекрасное, сияло.
Само примерно – так с яйцо, но писк свой однотонный тихо испускало.
И это крохотное чудо даёт неограниченное, неиссякаемое, тепло и свет;
И только людям грешным будет, безусловно, не ласков от неё привет.
Пока, пожалуй, озираясь тихо, вся группа к трону медленно здесь шла,
До греха водных дядек, такая речь от первоучителя – понятная дошла:

«Любое всё, что с виду формой обладает как-то,
В действительности, и по сути формы лишено.
Пустое ж место завсегда и никогда не пусто;
Хоть пустотой одной нам, кажется, всегда оно.
Шум один, иль тишина одна, молчанье и беседа
В действительности меж собой равны всегда.
Бывает иногда в полезном даже деле видно
Лишь только бесполезность скрывается одно.

Причины и следствия бед и несчастья, о которых мы здесь говорили,
Вещают лишь об одном: какую неправду лжецы на земле прославляли.
Когда по неведенью в нашей жизни люди зло вместо блага творили;
Какие народы земли для духа отраву от лживых пророков приняли.
Все наши помыслы, утехи мирские, как и всё тайное с миром родство,
Известно Всевышнему, но не мешает теченью, саму суть к измененью;
Возможно, намеренья для грехопаденья, подталкивает на то божество.
Испытывая так, чтоб жили мы не по своему, а по избранному течению.
Достойные ж, братья мои, по жизненному пути идя, совершайте деянья;
И вы узнаёте последовательность, пророчества от школы созерцанья.
Как трудно очень, пред бездной неизвестности, благочестивым идти:
Всё время, совершенствуясь к перерождению, по неизведанному пути.
Так, вы же изгоните вон, раз и навсегда, в конце концов, из своих сердец
Завистливые, лживые и всякие юродствующие душу, порочащие страсти.
Сумейте, продолжал праведник слова, – сор ереси от истины смести:
Да так, чтоб засиял вовек над вашей головой – божественный венец.
Ведь тлен из жизни, без сомнения, как и вся жизнь, из тлена вытекает
На смертных или на-бессмертных их Нирвана Бога только разделяет!

Но посмотрите-ка сюда, – продолжал истолковывать праведник слова, —
К нам в обитель: Девяти истоков пожаловали важные господа снова.
Но запомните, ученики мои, среди них есть один заблудший обманщик.
Он грешен так, как будто выполз к нам из пекла ада бес – приёмщик.
Но, как истинный партиец, обожает сильно злые подковырки и обман.
Такие неверующие в Бога люди, как правило, таскают при себе наган;
И уже сейчас от его ехидной трухлявой оболочки, смрад один идёт;
Но вот таким, конечно, верю, он сегодня к бесам на отмывку попадёт».

Несомненно, дабы лучше рассмотреть наших всех путешественников,
А может, просто из-за приличия, праведник с царского трона встал;
И поэтому на небольшое, некоторое время он, разумеется, замолчал.
А мой дух, так же вместе с дорогим читателем, в группе спутников,
Подошли степенно, почти к этому времени, до самого золотого трона,
И стали разглядывать хозяина храма, которому прибыли неспроста:
Сам он был немножко сухощав и, можно сказать, среднего так, роста.
Наверное, на вид лет шестьдесят, но очень крепкого, волевого стана.
Лицо у него точно и явно не сильно морщинистое и уж совсем не белое;
А цветом, так сказать, скорее так, было восточное, золочёное, желтое.
Ещё нельзя не отметить, широченные брови и зоркие очи, как у орла.
Даже зубы, заметили все потом, были у него чуть-чуть лишь редкие:
Но зато, уж конечно, отменно – крупные и жемчужно – белые – крепкие.
А борода у праведника коротка и редка и трезубцем была вся бела.
Сам праведник замысловато тут одет, как будто с царских он палат:
На нём сидит с большими очень рукавами, китайский шелковый халат.
А на голове его отменно сделанный убор косынкой из дорогой парчи;
И на ногах лишь укороченные, из дублёной кожи, коричневые сапожки.
Он руками, как бы опирался важно на металлическую, в палец, трость;
И со стороны, без сомнения, подчеркивало в нём достоинство и честь.
Такой человек таит в груди, бесспорно, незримый луч сияния святого;
Чтоб побеждать не силой, а молитвой душе губителя врага людского.
И только лишь хозяин храма тут открыл свои уста, как сразу ж снова,
Все чудо искатели вновь поняли без переводчиков такие вот слова.
Господа! Я приветствую вас с прибытием в храм: Девяти источников!
Я знаю также без знакомств, безусловно, все ваши фамилии и имена;
А ещё, что привело вас всех сюда под прикрытием, путешественников;
И в каких познаниях цепи, вам недостаёт, всего лишь одного звена.
По рангу, я Боде-дух Небесный, но вы называйте проще: дед Сун Дин.
Но, к сожаленью, на земле грешной остался я бессмертный лишь один.
Но с вами, господа, мне нужно договориться, как-то раз и навсегда,
Что я исполню вам чудачество любое, коль в этом ваша вся отрада.
Только с носа по одному желанью, от которого волос встанет дыбом;
Но без капли крови, чтоб душа у вас заколыхалось радостным костром.
Но зато взамен, за это, я у каждого из вас засушу кусочек мозга в голове,
Чтобы всё забылось тут для вас, а нас наконец-таки оставили в покое,
Наступило небольшое молчание в храме, а Сун Дин, как бы в забытье;
Заговорил потом тихо – пре тихо, не исключено даже, для себя стихами.
В словах мудрёных, почувствовалось, на мой взгляд, какое-то нытьё;
Вот-те строфы, но их просто трудно передать поэтическими словами.

Вредны бесчисленные снедающие, пагубные страсти:
От их влияния нам суждены всегда – одни напасти.
Однако же природа таковых от них почти едина;
И, кажется, печаль в судьбе опять непреодолима.
Но это всё, увы, от тысяч дум, волнений и забот,
С которых нас затянет в свой гибельный круговорот,
И им уж здесь не будет никогда, ни края, ни конца:
Раскрытые, растерзанные, смутьянские, гиблые сердца.

Но всё— таки настанет день, когда всему предел,
Положен будет нашим тяжким сильно испытаньям:
Лавине всяких пустотелых, столь неотложных дел,
Всем суетным мечтам, а также суетным дерзаньям.
Прибудет всё же день, когда к земным страстям
Дух человеческий, неугомонный разом охладеет,
Тогда душа, ослепшая на веки – вечные прозреет;
И, образ, взяв нетленный, вознесётся к небесам!

«И так, гости дорогие, – к пришедшим обратился вновь волшебник, —
Моих стихов вам не понять, хотя вас ровно здесь восемь человек.
Но вы летели столько времени ко мне, как на какой-то праздник:
Хотите истину узнать про этот, ну и, конечно ж, про грядущий век.
Что ж! Для вас готов любое сделать чудо, лишь от души пришло оно.
Но, как я и говорил, по одному желанию, это есть условие моё одно.
Пусть даже бредовая или мудрая идея, её исполню враз к примеру;
Притом, что в голову при этом, к сожаленью, вам не ёкнула сдуру.
И вот теперь, когда моё желание вам тоже, как говорится известно,
Скажите прямо, без кривляк: на моё условие сие вы согласны честно?»
Тут наши путешественники дружелюбно дружно, конечно, пошептались,
И сразу одобрительно после закивали головами, то есть согласились.
Тогда Сун Дин похлопал вмиг в ладоши, как истинный владелец дома,
Перед приверженцами – послушниками своими, и тут же распорядился:
«Сию минуту: накрыть в этом зале стол, для самого высшего приёма!»
Но сразу после слов своих, почему – то, от чего – то тут же испарился.
Но ненадолго, примерно, через одну минуту он снова появился здесь.
Прямо пред ошарашенными чудо искателями, просто как-то извиваясь;
Но за такой поступок свой он поклонился им, и этим извинился всем.
И сразу же потом Сун Дин забормотал губами заклинание своё затем.
И чудо! Из ничего появился на полу прямоугольный деревянный стол.
И он расположился там, где находился у чародея его золотой престол.

И как ни странно, уже напичкан был разными, изысканными яствами;
А запах с этих блюд, заставил всех гостей уж предвкусить слюнями.
Все ученики чародея, разбежались по дверным проёмам кто куда.
Но ненадолго, и вот уже к яствам на столе, несут и добавок уж сюда,
А также принесли послушники ещё обтянутые в кожи кресла-стулья,
И сразу ими, естественно, обставили богатый стол со всех его сторон.
И вот как в ресторане уж, шум да гам и разный посудный перезвон.
Теперь подробней, что из блюд с яствами тут увидел восхищённо я.

На столе большом, покрытом строго – чёрным лаком
С тонким, врезанным, замысловатым в нём рисунком
Разложены сотни лакомств – много рядно – ловко тут.
В чашах, вазах дорогих к искушенью сразу вовлекут.
А сколько в них плодов румяных или изумрудных;
Груши с заячью головку или мясистый виноград,
Груды яблок, персиков, бананов, ананасов сочных;
Радующий на вкус любой и на искушенный взгляд.
Ну и, конечно, здесь закусок просто море свежих:
Это рыба и икра, всякой масти видов осетровых,
Тут заправленные блюда лишь с подливкой острой.
Здесь с горошком вся, а вот уже под сладкой соей.
Безусловно, есть и с мясной начинкой баклажаны —
Будто только что с плиты горячей сразу принесены.
Есть даже шашлыки тут, а также всякие балычки;
В закопченном виде ещё дичь: утки, гуси, куропатки.
А сколько на столе колбас, это просто туча блюд:
А к ним томаты, и на их основе перчик и аджика
Почитателей своих, бесспорно, уж давно тут ждут.
Золотые сыры везде, а ещё со сливками клубника.
Здесь и рис отварной, со специальной приправой,
От него распространяется пар аппетитный такой.
А сколько хлебных пирогов воздушных и сдобных:
Столько же было пампушек солёных и медовых.
Сколько из рассола здесь нежно сладких грибов,
Или ряды салатов из хрустящей капусты да огурцов.
Яств и кушанья, различных валом, просто вдоволь,
Перечислить о застолье этом точно болей не берусь.
Без сомненья, все там были вкусовые сочетанья:
Винов вдоволь всех и всё, для такого угощенья.

И вот лишь под попечительством кудесника, за угощением расселись,
Глаза чудо искателей вмиг невольно жадно по застолью разлетелись.

Сун Дин тоже сел к столу, но перед едой расслабиться призвал.
Затем опять привстал и без церемоний, отведать пищу наказал.
А дальше по-простецки, всем гостям сказал лишь напоследок:
«Вы ещё не знаете, но перед вами я очень даже старый предок.
Сейчас за застольем всё, что вы будете, несомненно, пить и есть
Является тут божественным волшебным питанием, что ни на есть;
И, следовательно, если вы, господа, каждый день такую пищу ели,
То, без сомнения, тогда три столетия, без болезней вы б прожили!
И уж после этого моего скромного и чудодейственного угощения
Три дня не будете справлять свою нужду от благого причащения.
Столько времени, потом забудете ощущать ещё и чувство голода.
И потому тревожится затем, вам нет никакого от этого повода».
И лишь после этого кудесник сел, а его гости кушать принялись,
У многих путешественников от нетерпения даже руки затряслись.
Но всё же все здесь они свою бесцеремонность дружно проявили:
Набросились, как голодные волки, на еду и почти всё употребили.
Но волшебник распорядился, и сызнова накрыли так же этот стол.
А гости, поедая всё за обе щеки, говорили, чмокая, все до одного:
«Что за вкус и аромат? И что за дух в нас божественный зашел?!
Признаться честно, никогда и нигде мы не ели ничего подобного!».
А дальше здесь всё, может было бы за застольем таким отлично;
Но вот когда изрядно гости все до отвала тут наелись и напились,
Как бы из-за барского стола Громыко вышел дерзко непристойно.
И обратившись до Сун Дина, сказал ему, зловеще ухмыльнувшись:
«Владыка! Вам нужно знать, что не для того в гости едут далеко,
Что в своём родимом доме кушать, может, нет совершенно ничего.
Хотелось бы убедиться в вас на самом деле, какой бессмертный вы?!
Или, к сожалению, такая же труха, как все собравшиеся здесь мы?!
А в ваши фокусы не верю, и, следовательно, не желаю их я знать,
И в ваш капкан гипноза не позволю, своим товарищам попасть?!».
Лишь Громыко смолк, волшебник из-за стола к трону чинно вышел
И, развернувшись до гостей, сказал, как будто всё уже предвидел:
«Есть у русских поучительная поговорка: «от волка оборонишься,
А вот от злого ненавистного человека уже никуда, не упрячешься?!»
И только после этого он Громыкину здесь на заданный вопрос сказал.
«Ну что ж, герой, гляди сюда, – и палец кверху, говоря ему, поднял, —
Сейчас ты и все, безусловно, видят надо мной крохотное светило,
Но это, скажу так: внеземная сфера, чтобы моя душа в ней царила!
И чтобы разум твой и моих гостей в догадках сердце не томило,
Скажу вам по секрету лишь одно: в этой оболочке вся моя сила!

Но именно из-за неё я смог однажды бессмертие в себя вдохнуть!
А чтоб оно светило эдак?! Я в тигле золотом покорил живую ртуть!»
Здесь все головы приподняли и бросили окончательно пить и есть,
И к бровям приставили ладошки, чтоб вновь светило рассмотреть.
А это «Крохотное солнце», быть может, лишь величиною, так с кулак
Было, как я уже сказывал, примерно, в метрах около тридцати так.
И всё так же на плаву в пространстве теплотой дышало и парило,
Давая вечный день в подземном храме этом, как микромодуль НЛО.
«Ха-ха! Бессмертный? – и Громыко начал нарываться на волшебника, —
Так я на слове, как мошенника, сейчас тебя уже подловил, владыка,
И посмеяться никому не дам, над нашей коммунистической главой,
Хотя б и пришлось бы мне за правду – матку поплатиться головой!»
Тут все глядят, как в одно мгновенье, этот большевистский идеал
Перевоплотился на глазах у всех, и стал уже как уличный жиган.
Под продолжающийся свой хохот, он враз из своих брючин достал
Настоящий самый, скажем так, шпионский, чёрный, небольшой наган.
«А ну-ка, сидеть тихо, господа, – Громыко на американцев закричал, —
А не то с кудесником вас всех могу до одного, как собак перестрелять!
Сегодня я на вас, проклятые буржуи, очень даже сильно осерчал:
За одурачиванье пролетарий, таких людишек надо б точно истреблять.
Тут дальше, без сомнения, события уж больно круто развернулись.
От дерзости такой у всех приоткрылись рты, и языки зараз отнялись.
Зато хозяин дома, достойный чудотворец про-прадедушка Сун Дин
Не выдавал своего, к удивлению, никакого беспокойству тут один.
А, в общем, со стороны казалось, что ему, наверно, здесь всё равно,
Хотя наган этого злодея был направлен точно и только на него давно.
Конечно, сей рассказ мой больно тихонечко и медленно уж ведётся;
А дальше дело происходило так, как в комнате веничком метётся.
И министр Громыко никого здесь не собирается зазря страшить,
Но хочет взять на душу грех большой и личную правду доказать.
Для точности злодейства подошел к волшебнику почти вплотную
И, выстрелив в него четырежды, осознал в момент, что всё впустую.
Гордец Громыко побледнел тут, сконфузился, и даже содрогнулся,
И, быстро потерев глаза, которым впервые не поверил, испугался.
Зато дедушка Сун Дин нагнулся и, найдя четыре пули под ногами,
Подбросил ловко на ладошках их, и хило посмеялся пред гостями.
Тут лишь у гуляк страх сошел, и они вздохнули мигом с облегченьем.
Вскочили с мест, хлопая в ладони, как будто в цирке веселились.
Но Громыко никогда с позиций так своих, не уходит с пораженьем.
Он поднимает сызнова свой наган, и снова все тут насторожились.

По натуре Громыко тихий был, а тут как демоны в него вселились:
Зелёные злые огоньки в его глазах, отчего-то разом засветились.
На сей раз он цинично метится уже не в человека и не в людей;
А в чудо – сферу над Сун Дином, в его талисман «Маленькое солнце».
А с зала выкрики уже чудо искателей: «Ты что же делаешь, злодей?
Не смей, басурман, стрелять туда, ведь там, у чудотворца сердце?!»
Но, к сожаленью, скажем, к бунтарю слова встревоженных людей
Как будто бы так в пустое место, иль вовсе не доходят до его ушей.
И вот из его нагана, гремят уже два прицельных выстрелов всего,
Но только сам как скошенный замертво упал от злодеяния своего.

Но сразу ж рифмы, как нещадные грехи,
Сложились в ситуации такой в стишки.
Откроем мы ж тогда смятённые сердца,
Чтоб жизнь была без тлена, без конца.
Так, бренное тело, презрев и покинув,
Родной дух отошёл, оболочку отринув.
Вот пробил разлуки томительный час:
Тигель остался, а пламя огня уж угас.
Кто отлетевший тот дух потревожит?
Кто воспрепятствовать этому сможет?
Нам сразу знать то, всё пока не дано;
А в жизни бывает так, что всё решено!
Но всё же все подробности, дорогой читатель мой, уже в другой главе,
Чтоб с передышкой, несомненно, посвежей, виденья были б в голове.

Глава 3