Фарход Хабибов - Дивизия особого назначения. Освободительный поход

• Название: Дивизия особого назначения. Освободительный поход
• Автор: Фарход Хабибов
• Жанр: Альтернативная история

Летом сорок первого года на нашу страну напал сильнейший в истории враг…

Польша пала под его ударом за двадцать дней, Франция за сорок пять, а Советскому Союзу западные военные аналитики «отмерили» от двух недель до двух месяцев. Но все они просчитались. Война шла четыре тяжелейших года и закончилась полным поражением гитлеровской Германии. Потому что против захватчиков встала не только Красная Армия, но и весь советский народ.

Наш современник, бывший пограничник, продолжает воевать бок о бок с нашими предками в составе Дивизии Особого Назначения. Среди его бойцов не только русские, белорусы, украинцы, казахи, киргизы, таджики, узбеки, но и поляки, и даже немцы, бывшие военнослужащие Вермахта – настоящий интернационал.

Чтобы причинить наибольший ущерб рвущимся в глубь СССР полчищам гитлеровцев, Виктор Любимов ведет свою дивизию в Польшу с целью рассечь пути снабжения армии захватчиков и освободить десятки тысяч советских военнопленных.

---

Немцы налетели, разбомбили самолеты, красиво поставленные рядами на аэродромах, летчики-герои взлетали, но как воевать без оружия? В течение трех дней Западный округ остался без авиации и стал легкой добычей немцев.

– Значит, в том, что случилось, виноваты все?

– Нет, товарищ интендант третьего ранга, виновато начальство, виноваты мы, а вот красноармейцы и сержанты не виноваты, но страдают больше всего они. Побывал я в плену у гитлеровцев, отношение у них к генералам намного лучше, чем к красноармейцам и сержантам. Бейте фашистскую гадину, ребята, а мы, прилетев в Москву, обязательно донесем все эти слова до руководства страны. Нужно срочно все менять, а не то рискуем исчезнуть со скрижалей истории и как страна, и как народ.

– Товарищи генералы, не все так плохо, – говорю я. – Несмотря на мощь Германии и свои просчеты, Красная Армия героически борется с фашистами. Фашисты расчитывали на блицкриг, молниеносную войну и должны были победить нас за месяц-два. Но хай им бис, месяц прошел, начали войну немцы в наилучших условиях, но до победы над нами им не дожить никогда. Гитлеровские планы уже пошли по швам, а дальше будет хуже. Им никогда не взять Москву и Ленинград, а уж о победе над СССР они могут только в горячечных снах мечтать. Наше дело правое, победа будет за нами!

А потом три часа бойцы и командиры общались с генералами, мне пришлось наорать на ребят, чтобы отпустили Толкачева отдыхать. Он ранен, ему нельзя долго устраивать пресс-конференции. Зато остальные генералы долго общались с народом, записывали все предложения от ребят, обещая передать Сталину, Берии, Жукову и даже Шапошникову. А потом пришлось приказным порядком объявлять отбой.

Ну и я пошел к Маше, но мы сразу заснули.

Глава V «Мы Красная кавалерия, и про нас…»

[112]

22 июля 1941 года, где-то в Белоруссии

(в 100–150 км от Брестской крепости).

Вдруг срабатывает будильник на мобиле, и Мишель Лето (певец такой, бразильский вроде) начинает петь «Nosa Nosa»[113]. Ох, любит Анютка это Тело, то есть этого Тело, тьфу, песни этого певца по фамилии Тело, но раз музыка Тела (Телы, Мишеля, короче) звучит, пора вставать. Потому как утро, время вставать – и на работу, расхлебывать законные проблемы граждан Таджикистана. То есть незаконные проблемы, ну, проблемы с законами своих клиентов, хороших и не очень хороших граждан. Одеваюсь, собираюсь идти умываться в ванную, и тут в голову бьет мысль: а почему я в военной форме, почему Ани не видно? Да и форма как минимум необычная, и мобилы не видать, и кнопку отбоя сигнала будильника я не нажимал, а кто его «отбил», если Аньки нигде не видать? Кстати, вообще эта комната не похожа на ту, в которой я живу, да и прикид какой-то как минимум оригинальный. На стене нет плаката старинного с «Депеш Мод»[114], да и вообще это не стена нашей с Бусинкой хаты. Тут как страйковый шар, врывающийся в стройный ряд кеглей, в голову вламывается мысль: я попал, причем уже давно! Я же в прошлом, я же на войне, я же комдив ДОН-16, и Аня осталась в надцатых годах третьего тысячелетия, все вспомнил.

Нога практически зажила, и иду не хромая, выхожу из землянки и вспоминаю, что Манюни не наблюдал в своем закутке, значит, она встала раньше (Анюта б так не сделала). Ну и не решилась, наверно, будить херойски ранетого хероя.

У умывальника умываются (простите за тавтологию) бойцы ДОН-16, подхожу и пристраиваюсь на свободное место. Вокруг все здороваются, ну и я, конечно, тоже здороваюсь с красноармейцами и младшими командирами (воспитанный, мля). А почему только с ними? Да потому, что командиров в толпе не наблюдается. Насчет побегать мне еще рано из-за раны (или из-за потери крови, а «рано» и «рана» это не тавтология?), и потому двигаюсь завтракать, по пути планируя закинуть полотенце в штаб-землянку. Иду себе тихо-мирно, никого не трогаю, как появляется рядом Онищук:

– Разрешите обратиться, товарищ капитан?

– Да, Петр, что случилось?

– В деревне Светляки какие-то окруженцы убили немецких мотоциклистов. У нас есть сведения, что к деревне немцы направят карателей.

– Так, и что?

– Предлагаю встретить их, мы тут с лейтенантом Смирницким (тот самый контуженный сапер, командир группы взрывников) прикинули план, как немчуру встретить. За пяток километров до Светляков каратели будут проходить лесным проселком, вот там и встретим фашистов.

– Хорошо, Петр, бери тех, кто тебе нужен, и идите, как говорится, аллюр три креста. Ну и позавтракать не забудьте.

За командирским столом, в ожидании завтрака, сидят Елисеев, Абдиев, братья-летуны, Арсений Никанорович и генерал Огурцов.

Поздоровался со всеми, а с Ильиных особо:

– Арсений Никанорович, как дела, как ваше здоровье, уважаемый?

– Да хорошо все, мил человек. Ты, что там учудил, зачем, паря, пули ногами ловить, а?

– Ну, так получилось, Никанорыч.

– Плохой ты командир, Виталька, какого лешего ты полез вперед? А если бы убили? Теперь одыбаться[115] сто ден[116]… И когда ты станешь путным-то?

– Ну, значит, судьба такая.

Генерал пытается меня защитить:

– Арсений Никанорович., вы, мне кажется, слишком строги с капитаном, парень-то хороший, ну молод, горяч, с кем не бывает?

– Сергей Яковлевич, не надо его защищать, ему не пятнадцать лет. А ты тут мне фатализмом не занимайся, ты не просто сорви-голова и башибузук, ты командир особой части НКВД СССР, и ты уже не просто Виталий Игоревич. Не просто так себе, ты часть советского войска. И уноровить[117] ты должен не своим покастным[118] желаниям, а Родине! Да, незаменимых у нас нет, но пока назначим другого, пройдет время, а у нас времени на такие глупости нет. Впредь, как партийный руководитель, со стажем пребывания в славных ее рядах чуть больше твоего возраста, я ЗАПРЕЩАЮ такие махновские выходки. Ты у нас не чалдон[119] какой! Зарыл бы я тебя на расвете, тоже мне, ухач[120].

– Простите, Арсений Никанорович, больше не повторится.

– Думаешь, товарищу Сталину не хочется воевать с врагом? Но он не имеет права скакать с саблей на врага, на нем ответственность за всю страну. Вот в начале войны поверил он генералам, отвлекся на мирное строительство, и что? В результате немец прет как скаженный в глубь Родины. И пойми теперь, нароком[121] эти Тухачевские да Павловы грезили[122], или так, от дури великой.

– Арсений Никанорович, я все понял, простите, просто недавно я был старшим лейтенантом и командовал мелкими подразделениями, там надо чаще показывать на личном примере.

– Все, капитан Любимов, не надо оправдываться, это приказ партии, да и уставы говорят именно об этом.

– Вас понял, виноват.

– Но я вообще-то тут по другому вопросу. В деревне Лески содержался конский табун колхоза имени Свердлова, и мы решили, пока немцы не позаботились прибрать табун к рукам, передать его вам. Предлагаем создать кавалерийскую часть, коней товарищи колхозники уже гонят лесными тропами к вам, наберите ребят любящих и умеющих обращаться с лошадьми и создайте кавчасть, неважно, эскадрон это будет или сотней обзовете. В лесу твои танки и другие железки не пройдут, а конница пролетит хлеще хлесткого[123], понял? А то ведь и немцы хватят[124] коняшек-то…

– Товарищ секретарь горкома, вы правы, мы и сами об этом подумывали, только вот насчет фуража…

– Не надо, найдешь фураж, если своим железным драконам бензин и соляру находишь, то и для коней овес, сену или солому найдешь, зарыл бы я тебя на расвете. Пока фрицам недо хозяйства, заберите излишки (а их много-много) у селян, ну и сами накосите побольше сена, вон трава какая. Теперь насчет наших баранов, то есть моего предложения по мобилизации и последующему обучению.

– Так у нас все готово, Никанорыч, – говорит Елисеев, – ждем от вас списки деревень, с ответственными лицами, и туда отправим ребят. Вот только куда они пойдут?

– С этим проблем нет, в районе деревни Елгачи есть заброшенные лесозаготовки. Поляки лет десять назад пытались там рубить лес, нарубить нарубили, а с вывозом проблемы – болота вокруг, пытались наладить железную дорогу, да не вышло. Там уже готовят место для первой сотни парней и мужиков. Теперь что касается призывников: вот список деревень с указанием количества будущих бойцов. Правда, ответственных лиц я не надписал, сам понимашь, в фашистском тылу хожу, если попадусь с фамилиями, то ребятам крышка. Давай карандаш. Так вот, Каллистрат, значит, деревня Капшуки, там десять парней, четыре мужика и два окруженца-приймака, ответственный – бригадир Сулима. Пароль для Сулимы – Ашхабад. Идем дальше. Деревня Галеничево, двенадцать парней, четыре мужика и один приймак, зато танкист наш человек, пастух Соловец, пароль – Владивосток. – И битый час Арсений перечислял Каллистрату информацию, тот старательно записывал, я же вышел еще на третьей деревне.

Стоял на улице долго и, блин, мечтал об Ане. Вот ведь какой парадокс, жил когда с Анютой, мечтал о Мане, теперь Маша под боком, я размечтался об Аннушке, не зря женщины говорят, что все мужики – сволочи.