Данил Корецкий - Основная операция

• Название: Основная операция
• Автор: Данил Корецкий
• Жанр: Боевик
• Год: 2004
• ISBN: 5-699-03991-0

Доведенный бытовым и служебным идиотизмом до отчаяния, капитан-лейтенант Чижик соглашается угнать ракетный подводный крейсер стратегического назначения; в Москве бесчинствуют многочисленные банды; обнищавшие ученые готовы продать одной из ближневосточныхстран портативный ядерный фугас; чеченские террористы угрожают взорвать Кремль; идет беспощадная тайная война в высших эшелонах власти... Знакомый читателям романов «Пешка в большой игре» и «Акция прикрытия» генерал спецслужбы Верлинов и его товарищи проводят ряд специальных операций по стабилизации обстановки в России.

---

Последний раз он ощутил сильный страх в девяносто первом, на Семипалатинском полигоне. Испытывалось «изделие М» — ранцевый фугас с механизмом инициации имплозивного типа и мощностью, эквивалентной пятистам тоннам тринитротолуола. Шел обратный отсчет, Сливин находился в заглубленном командном пункте перед экраном монитора. Каждый раз, когда срабатывала его «игрушка», он чувствовал себя сказочным богатырем, способным сотрясать землю и сокрушать горы. Хотя на КП находилось много важных персон — три генерала и не меньше десятка полковников, Сливин остро ощущал свое превосходство. Без него высшие офицеры были бы не нужны на полигоне. Да и вообще не нужны. Сейчас они с умным видом ждут взрыва, не имея понятия, как именно он произойдет. Сливин являлся здесь единственным человеком, который представлял физику предстоящего процесса.

«Девять, восемь, семь…» Он как будто на цветном экране видел девятикилограммовый шар урана235, заключенный в сферическую оболочку из тринитротолуола с тридцатью шестью электрическими детонаторами. Сейчас детонаторы отключены от собственного реле времени фугаса и замкнуты на пульт командного пункта. «Шесть, пять, четыре…» При подрыве обычного заряда уран мгновенно обжимается, промежутки между атомами резко сокращаются, безобидная масса становится критической, начинается цепная реакция. А внутри урановой массы находится немного бария в золотой оболочке — это и есть его изобретение, «нейтронный донор», позволяющий значительно усилить нейтронный поток…

«Три, два, один…» Что будет дальше, знают все присутствующие: сильный толчок, неземной мощи вибрирующий гул, высокий столб пыли над сопкой, измененное на несколько минут восприятие действительности — времени, освещенности, движений, звуков… «Ноль!»

И ничего не произошло. В звенящей тишине голос руководителя испытаний показался гласом небесным: «Повтор!» И снова ничего… Несработка! Самое худшее, что может произойти. Потому что надо спускаться в штольню, к изделию, и устанавливать причину отказа. А кто знает, какие процессы идут внутри стальной оболочки, в каком положении взрыватели, как ведут себя свободные нейтроны… В принципе, взрыв может произойти в любой момент!

В суровые сталинские времена существовало неписаное правило: сдается в эксплуатацию мост, запускается на него первый эшелон, а внизу, под пролетом — все, кто имел отношение к строительству. От главного конструктора до главного инженера. Рухнет новостройка — всем кранты! Впрочем, им что так, что так кранты — хоть под мостом стой, хоть в кабинете сиди, хоть дома на диване лежи… В атомной промышленности, основанной еще товарищем Берия, строгости сохранялись дольше всего. Поэтому конструктор не мог ждать результатов на КП и обязательно лез в штольню. Да и кто лучше его разберется на месте — что к чему…

Пока отбойными молотками взломали бетонную пробку, дело подошло к вечеру, неровная двухметровая дыра чернела на сером фоне, как вход в преисподнюю. Если бы все прошло штатно, там и была бы преисподняя — радиоактивная труба со спекшимися в камень стенками, смертельная для всего живого. Вскрытие уже «заряженной» штольни столь же противоестественно, как эксгумация захороненного покойника. Из глубин сознания неоднократно проверенных атеистов поднимались темные волны суеверного страха, и приходилось преодолевать себя, чтобы пролезть в несуществующий по коммунистической идеологии ад.

Внутри пахло сыростью и притаившейся смертью. Было темно — лампочки на протянутом под сводом проводе почему-то не горели. Шесть ответственных лиц в касках и рабочих комбинезонах, освещая путь фонарями, с усилием переставляли ватные ноги. Каждый представлял, как вспыхнет впереди адское пламя, расплавляя и корежа толстые, зигзагообразно установленные стальные противоволновые щиты, рельсы узкоколейки, испепеляя полуметровые бревна крепежа и водянистые человеческие тела. Впрочем, то, что в штольне не было освещения, вселяло надежду: могло произойти обрушение свода, повредившее провода. Это самый простой вариант неисправности, устраивающий почти всех. Значит, к изделию претензий нет, конструктора и изготовители ни при чем. А вот начальник полигона генерал Симонов виноват — не подготовил штольню как надо. Но и его вина не столь серьезна, чтобы голову снимать, завтра повторят испытание, отчитаются, на радостях и Симонова простят…

Так и оказалось. Когда прошли метров восемьсот, почти до конца штольни, уткнулись в завал, и все стало ясно: действительно многотонный пласт земли осел, выдавив двутавровую крепежную балку, она и порвала жгут проводов дистанционного управления и контроля. Симонов выматерился, Сливин на радостях хлопнул по плечу представителя изготовителей, ремонтная бригада выдвинулась на расчистку завала, а все остальные отправились в гостиницу пить водку.

«За то, чтоб завтра закончить!» — звякнули стаканы, но тост не сбылся. Утром объявили о создании ГКЧП, озабоченный Симонов прервал испытания и вновь замуровал штольню до особого распоряжения. Но его так и не поступило. Вначале разбирались с последствиями путча, потом начались катаклизмы распада СССР, и полигон оказался в другой стране — независимом Казахстане, который своего ядерного оружия не имел и испытывать чужое не желал. Через пару лет, когда вывозили оборудование, Сливин побывал на полигоне последний раз. На сопке над «изделием М» цвели маленькие желтые цветы, дул противный ветер, норовивший запорошить глаза степной пылью, закрывавшая вход бетонная пробка просела и растрескалась. Впрочем, кроме него, это никого не интересовало.

Сейчас, сидя на кухне собственной квартиры, Сливин испытывал такой же страх, как в штольне с невзорвавшимся ядерным зарядом. Но теперь страх исходил от неприметного автомобиля, точнее от того, что было с ним связано. Те люди не потерпят отказа. Да они просто убьют его! Возможно, взрыв машины под окнами и демонстративное убийство были призваны оказать воспитательное воздействие. И надо сказать, цель достигнута. Отказываться Сливину не хотелось. Но и совать голову в петлю опасно. Ну, получишь большие деньги, только какой в них толк, если тебя упрячут на десяток лет за решетку…

Одно дело — небольшие коммерческие сделки, а совсем другое — то, что ему предлагают. Хотя принципиальной разницы нет. «Надо либо иметь чистую совесть, либо не иметь никакой», — вспомнил Сливин известный афоризм. Но с другой стороны, никогда не поздно покаяться. Если он поможет разоблачить тех, ему гарантируют прощение и защиту.

Конструктор вылил в стакан остатки коньяка и выцедил ароматную жидкость мелкими глотками. Спиртное придавало смелости еще в большей степени, чем оружие. Но по мере того, как утихал страх перед теми людьми, нарастала тоска из-за Маши. Где она? А главное — с кем?

Маша находилась в «люксе» на двенадцатом этаже гостиницы «Космос» с недавним гостем их дома Лечи. Несмотря на то, что они пришли сюда лишь десять минут назад, она, совершенно голая, стояла в той же позиции, которая недавно так возбудила мужа, а Лечи, скинув только нижнюю часть одежды, делал то, в чем мужу было отказано.

Когда чеченец позвонил и назначил свидание, Маша лишь на миг задумалась. По взглядам, которые бросал на нее гость, она предполагала подобную возможность. И знала, что согласится встретиться с широкоплечим кавказцем, столь же мужественным, сколь и обходительным. Повседневная жизнь очень пресна и обыденна, иногда можно позволить себе расслабиться и «вильнуть» — так они с Маринкой называли кратковременные интрижки на стороне. Она была достаточно искушенной, чтобы допустить большую вероятность физической близости, но не предполагала столь стремительного развития событий.

На нее произвел впечатление шикарный автомобиль и большой букет роз на длинных крепких стеблях, который ослепительно улыбающийся Лечи вручил ей, как только захлопнулась широкая дверца.

— Какая прелесть! — она зарылась лицом в темнорозовые лепестки. — Сколько же это стоит зимой-то?

— А-а-а, — небрежно отмахнулся кавказец. — Какая разница! Что, у нас денег нет? Есть деньги! А для красивой женщины ничего не жалко!

Автомобиль стремительно несся по обледеневшей Москве, и казалось, водителя не беспокоят ни дорожные условия, ни светофоры, ни другие машины. Маша почему-то вспомнила, что Василий избегал ездить в гололед, соблюдал правила и очень боялся гаишников. Муж был элементом пресной жизни. В салон не проникали звуки с улицы, даже гула мотора не слышно, словно спидометр, показывающий сто десять километров, стоял на неподвижном тренажере, лишь имитирующем быструю езду.

— Вы так и не узнали, кто тогда устроил стрельбу? — спросила Маша, чтобы нарушить неловкое молчание.

Лечи дернул головой, будто его ужалила оса.

— Нет! Ничего понять не можем. Недавно одного бандита убили. Лекаря, его люди теперь на всех кидаются. Думали — они. Проверили — не они. Ничего понять не можем. И милиция ничего не понимает. Главное, никто не знал, что я к вам еду!