Александр Расев - Убийца 20 лет назад

• Название: Убийца 20 лет назад
• Автор: Александр Расев
• Жанр: Иронический детектив

Ироничный детектив – весьма своеобразный жанр для этой небольшой книги. Её действие происходит в разных временных пластах. Какие-то события вполне современные, какие-то – из конца 40-х – начала 50-х годов. Основная сюжетная линия развивается в начале 80-х. Костик совсем молод, он только что окончил школу и в ожидании призыва на военную службу устроился работать на завод. Костик живет с больным отцом. И вот однажды он обнаруживает, что отец пропал. Впрочем, поиски были недолгими, Костик нашел отца в больнице. Чтобы выполнить его поручение, парень едет в Ленингард. Эта поездка позволила открыть множество семейных тайн.

---

А Мария расцвела. Она и в школе была ярче одноклассниц, а рождение ребенка превратило ее просто в красавицу. Она располнела, но не стала толстой, копна черных волос неожиданно превратилась в ухоженную прическу, движения стали плавными, грудь вздрагивала при каждом вздохе, словом, мужики сходили с ума при каждом ее появлении.

С Катериной у Марии отношения тоже не были ни дружескими, ни враждебными. Она принимала ее в доме, иногда приходила сама, но редко. Никаких женских общений с взаимными вздохами, перемываниями косточек и прочей чепухой. Только когда Катя забеременела, Маша взяла на себя функции советчика и опекуна, как-никак рожала недавно, а Катерине обратиться было не к кому, не бежать же с каждым вопросом в консультацию. Забота о будущем ребенке, казалось, их сблизила.

Андрей был рад этой дружбе. У него вообще все шло прекрасно. На работе уставал, как черт, но ребят своих, бригаду свою любил, да и платили неплохо. Костик подрастал, становился забавным и очень похожим на отца.

К тому времени и жить стало полегче. После отстранения Хрущева довольно быстро отменили карточки на хлеб, стали появляться продукты, да маленький огород в деревне около красивой, петляющей среди деревьев речки. Что еще надо!

Однажды ночью, когда Андрей, потушив свет и нырнув под одеяло, прижался всем телом к своей красавице, та холодно спросила:

Это от тебя у Катьки ребенок?

От неожиданности Андрей захлебнулся воздухом. Вот уж чего не приходило ему в голову! Он сначала смеялся, потом ругался, потом говорил спокойно, ничего не помогало. Мир в семье рухнул.

4.

Я проснулся поздней ночью. Нестерпимо хотелось в туалет. Спрыгнул с полки, накинул пиджак, проверив в кармане ли сигареты, и пошел по вагону. Поезд стоял. За окнами было темно, только тусклый фонарь освещал ржавую табличку-указатель на платформе. Туалет был закрыт, решив пока перекурить, я вышел в тамбур.

Шел снег. Ветер стих, деревья стояли темные, но на кустарниках уже лежали белые шапки. Я курил, смотрел в окно, и вспоминал, какими глазами отец провожал меня из палаты. Давно не замечаемое мной чувство нежной заботы читалось в них. Наверное, оно было всегда, только я этого не видел.

Много ли я знал об отце, о его жизни, о том, что в ней было до меня? Да и о том, чем он жил до болезни, имел весьма смутное представление…

Отчаянные позывы организма нарушили лирическое настроение, и я вернулся к туалету. Дверь все еще была заперта. Пришлось идти через весь вагон в другой конец.

Все спали, было тихо и тепло, даже душно. Я шел по узкому проходу, уворачиваясь от ног, свисавших с верхних полок. Около своего места остановился, чтобы поправить одеяло, сползшее чуть не до пола. Машинально повернул голову и обратил внимание, что женщины, которой вчера мы давали валерианку, на месте не было. Я посмотрел на багажные полки – вещи все стояли на своих местах. Не особенно удивившись этому (мало ли) пошел дальше.

Проводник стоял около своего купе, скручивая желтый флажок. Я кивнул ему головой и дернул ручку туалета. Было закрыто.

А в ту сторону что, дойти трудно? – откомментировал мое движение ворчливый голос.

Там закрыто.

Занято, наверное, подождать бы мог.

Да ждал я. Откройте, пожалуйста, не могу больше.

Нетерпеливые какие, – проворчал проводник, но дверь открыл.

Я юркнул в санузел и щелкнул задвижкой.

Когда я выходил, поезд уже тронулся, вагон покачивало, колеса мерно постукивали. Проводник стоял около бака с кипятком, наливал чай в стакан.

Ты не сердись на меня, – тихо проговорил он, – испугался я сильно. Десять лет езжу, и ничего подобного не случалось.

Да ладно…

Накричал на тебя.

Врач говорит, больной он. А милиционер как, выживет?

Откуда я знаю? Вроде жив был. Стонал, когда несли.

Там потом женщине плохо стало, рядом с ним сидела. Хорошо, что врач в вагоне оказался.

Хорошо. Чаю не хочешь?

Я согласился, мы прошли в его купе, он достал второй стакан, печенье, мы пили чай и разговаривали. Вернее, говорил он, а я соглашался, кивая головой.

Минут через двадцать глаза стали закрываться, я прислонился к стене и почти уснул, когда проводник, тихо похлопав по плечу, сказал, что уже поздно и шел бы я спать.

Добравшись до полки, я снова обратил внимание, что женщины все еще нет. Бабуля подняла голову.

Сынок, – прошептала она, – ее давно уж нет. Не случилось ли чего?

Кивнув головой, что, мол, посмотрю, я пошел к тамбуру. Туалет был все еще закрыт. Пришлось вновь идти к проводнику.

Он уже лег и на мои слова нехотя открыл дверь.

И что ты предлагаешь? Открывать дверь, а вдруг там кто сидит?

Если сидит, откликнется. Говорил же, у нее с сердцем плохо было.

Тьфу ты, черт. – Проводник накинул пиджак, взял ключ и мы пошли по вагону.

Что вы все ходите? – сонным голосом проворчала молодая женщина, прижавшаяся с края нижней полки. Все остальное место рядом с ней занимал ребенок, спавший, раскинув руки и ноги и открыв рот.

Извините, – прошептал я. Проводник потянул меня за рукав, пошли, мол, и не вступай ни в какие разговоры, тише будет.

Туалет все еще был закрыт. Проводник дернул за ручку, постучал костяшками пальцев. Тишина. Он дернул сильнее. Снова ничего. Пришлось использовать ключ.

Когда дверь открылась, мы увидели, что женщина сидела на унитазе, откинувшись к окну, глаза ее были закрыты, платок сполз, одна рука лежала на поручне, другая – на вороте платья.

Вот дьявол! Умерла, что ли? – дрогнувшим голосом спросил проводник. Я пожал плечами. – Врача надо.

Надо конечно, но я понятия не имел где ее искать. Пошел по вагону, заглядывая в лица спящих пассажиров. Наконец показалось, что нашел. Женщина была похожа на врача, такая же полная и кудрявая. Я наклонился к лицу, она неожиданно открыла глаза, и я понял, что ошибся. Отступать было поздно.

Что нужно? – довольно громко спросила разбуженная пассажирка.

Простите, пожалуйста. Мне врач нужен. Не знаете, где искать?

Господи, почему я-то должна знать? Понятия не имею. Проводника сейчас позову.

Так это он меня и послал. Понимаете, там, в туалете женщине плохо стало. Не знаем, жива, не жива.

Женщина поднялась, запахнула халат, нащупала ногами обувь.

Ладно, схожу, посмотрю, может, помочь чем надо. А где врач не знаю. Вроде там гдето. Посмотрите.

Что случилось-то? – шепотом поинтересовался военный с верхней палки.

Да плохо кому-то стало, врача ищут, – разъяснила разбуженная мной попутчица и, поправив еще раз халат, пошла к туалету. В ответ раздалось неясное бурчание.

Я направился дальше. Через купе никого, напоминающего женщину-врача, не оказалось.

Опять ходят. Что вы не спите? Ребенка разбудите, – раздраженно прошипела молодая мама.

Врач нужен.

Не знаю врача, но я медсестра.

Там женщина в туалете. Может, уж умерла. Посмотрите, хотя бы.

А ребенка как оставлю?

Я пригляжу, милая. Сходи, – откликнулась пожилая соседка с полки напротив. – А та врачица сошла. Видела я.

Медсестра прихватила пакет с какими-то свертками, поправила одеяло на малыше и мы пошли.

Хотя я старался действовать тихо, но, как видно, сон в пути чуток. Нас провожали шепотом, поднимаясь с полок и поглядывая в след. Вагон проснулся.

Пока меня не было, женщина пришла в себя. Она качала головой и пыталась что-то сказать, но у нее ничего не получалось. Мы с проводником подхватили больную под руки, приподняли, медсестра, и первая из разбуженных мной пассажирок привели, насколько возможно, в порядок ее одежду.

Надо на место отвести, – предложил я.

А вдруг ей двигаться нельзя? – испуганно прошептала медсестра.

Что же, в туалете так и будем держать? Ничего, доведем потихоньку, – согласился со мной проводник. Скоро станция, вызовем "скорую", пусть разбираются.

Однако легко было сказать "доведем". Первые же шаги показали, что все не так просто. Вагон раскачивало, больная совершенно была не в состоянии передвигать ноги или хотя бы опираться на них, повиснув тюком на нас с проводником. Женщины суетились вокруг, пытаясь помочь, но узкий проход сводил их усилия на нет.

Так или иначе, до нужной полки мы добрались.

Давление смерить надо, а я не вижу ничего, – медсестра раскрыла пакет, достав статоскоп.

Да включите вы свет, – уже достаточно громко посоветовал кто-то. Проводник отправился включать свет.

Бедная, – сочувственно вздохнула бабуля. – Говорит, на похороны едет. Внучек у нее… Ох, слезы наши горькие.

Бабушка прижала к глазам концы своего платка, плечи затряслись. Потом она успокоилась, опустила руки и, обратившись к медсестре, спросила:

Теперь ее, наверное, ссодют?

В больницу ей надо, – с сомнением в голосе ответила медсестра, освобождая больной руку и разматывая статоскоп.

Не надо ей в больницу, милая. К внуку ей надо. Пусть увидит. Не ссаживайте вы ее.

Да что вы говорите? – возмутилась помогавшая нам пассажирка, которую я принял за врача. – А вдруг она умрет? Кто будет отвечать?