Альфред Кох - Ящик водки. Том 3

• Название: Ящик водки. Том 3
• Автор: Альфред Кох
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-699-07181-4

Выпьем с горя. Где же ящик?

В России редко пьют на радостях. Даже, как видите, молодой Пушкин, имевший прекрасные виды на будущее, талант и имение, сидя в этом имении, пил с любимой няней именно с горя. Так что имеющий украинские корни журналист Игорь Свинаренко (кликуха Свин, он же Хохол) и дитя двух культур, сумрачного германского гения и рискового русского «авося» (вот она, энергетика русского бизнеса!), знаменитый реформатор чаадаевского толка А.Р. Кох (попросту Алик) не стали исключением. Они допили пятнадцатую бутылку из ящика водки, который оказался для них ящиком (ларчиком, кейсом, барсеткой, кубышкой) Пандоры. И оттуда полезло такое! Даже не пена и не зеленые черти. Оттуда полезла российская история с перезревшего застоя до недозрелой автократии, минуя побитую инеем и молью завязь демократии и либерализма. А где российская история, там крамола. Плохие подданные вышли из двух интеллектуалов, которые даже не лезли на передовую. Они не умещаются в окоп, вот в чем их беда. Ни при Брежневе, ни при Горби, ни при Ельцине, ни при Путине.

---

— У нас еще хуже получилось. Предназначение Руси было такое: построить Третий Рим, возродить римскую доблесть, римский дух, византийский дух. Россия к этому готовилась пятьсот лет. И когда она, наконец, созрела для этого, ей сказали: нет.

— Самое главное в жизни — оно и не состоялось.

— Логика следующая. Человека тренировали всю жизнь, он должен был стать олимпийским чемпионом. Готовили, готовили… Говорили — ты в этих соревнованиях не будешь участвовать: вдруг ты потянешься, порвешься. Тебе надо готовиться к главному. Он на тренировках такие результаты показывает!

— И тут — бойкот Олимпиады.

— Да! Объявляют: мы не поедем на эту Олимпиаду. Человек в шоке: да через четыре года я уже буду старый! Я не смогу! Все кончено.

— И когда после этого говорят, что надо придумать русскую идею, и делают вид, что такой идеи отродясь не было… Это вяло звучит.

— Россия должна была стать великой славянской православной империей. Вся ее история — подготовка к этому. Петр Первый не случайно начал с Азова — а не с Нарвы. Это уж потом он начал через Балтику пробираться. К Европе. Потому что понял, что через Черное море не пролезть.

— Вот мы сейчас об этом с тобой почему говорим? Потому что это вовсе не является общепризнанным фактом. Мы к этому продираемся…

— Нет, ну почему? Милюков-то именно это говорил.

— Господи, где это он говорил? Кому?

— Это было общеизвестно накануне Первой мировой войны.

— Но в учебниках, по которым мы учились, этого не было. Там что-то врали про передел рынков, про империалистических хищников…

— Да, нас этому не учили.

— Значит, у нас забрали это основное видение России, русских задач. И мы должны об этом на старости лет сами догадываться, читая Милюкова!

— Да. Но подсознательно-то мы это чувствуем. Ты, кстати, помнишь, с чего мы вообще начали? С дискуссии о причинах такой неадекватной ревности к хохлам. Вот она откуда!

— А ведь точно!

— Хохлам даром досталось то, что кровью полито, типа, реками русской крови. Мазепе досталось, который продал Петра за бочонок золота и сбежал вместе с короной нации к султану, присягнул ему. Досталось этим пидорасам — Свинаренкам различным.

— Сам ты пидорас! А кровью, кстати, полито русской — а не немецкой.

— И еще какой немецкой!

— Ладно! Откуда — немецкой?

— Ну а кто там офицерами были, в этой армии? Все эти Минихи и прочие всякие Тотлебены…

— Ты забыл, что матрос Кошка — из хохлов.

— Это уж потом. А при матушке Екатерине немцы были. Они участвовали в отвоевании северного Причерноморья у турок. Петр Первый обосрался, не смог отвоевать его — ни Азов, ни Прут. Под Прутом, как ты помнишь, он в плен попал, его жена откупила чуть ли не за ночь с пашой.

— Но тогда не было немецкой большой политики.

— Кстати говоря, у Петра жена — немка была. Екатерина Скавронская. Ха-ха! Служанка пастора Глюка из восточнопрусского Мариенбурга.

— Да. Уж ни того ли, который первый перевод Библии на латышский язык сделал? Ха-ха.

— Кстати, вполне возможно. Года совпадают. Не так много, наверное, было пасторов Глюков в Ливонии…

— Да.

— Она дала турецкому паше, и за это Петрушу выпустили. А так бы сидел бы он в плену у турецкого султана… Она, немка, выручила русского императора.

— Выручила, да. Слушай, а сколько ж это лет прошло от вмешательства Англии в Крымскую войну до Октябрьской революции? Грубо, навскидку, семьдесят лет прошло? (70 лет — этот срок тебе ничего не напоминает?) То есть фактически случилось следующее. Октябрьская революция произошла не потому, что русские — мудаки или там они резать кого-то хотели. А просто потому, что на хера тогда империя, если миссия — impossible!

— Последний рывок был как раз незадолго до революции, в Первую мировую. К тому времени Александр Второй промежуточную задачу решил: освободил Балканы, братьев-славян, от турок. И сделал их, по сути, сателлитами России. Нас выпустили в Грецию, и следующим этапом должно было стать окончательное завоевание Балкан и выход к Босфору. Ведь разъезды казачьи при Александре Втором дошли до Стамбула. Но их вернули — потому что Англия и Франция пригрозили нам войной. Потом второй рывок был — Первая мировая война. Когда стало ясно, что задача не будет решена, похоже, уже никогда, — тут империя и развалилась.

— То есть логика железная во всем этом.

Комментарий Свинаренко

И снова это случилось через семьдесят лет. Видно, на столько хватает завода. Возможно, это как-то связано с длительностью человеческой жизни. Тот же дед мой, 1901 года рождения, строил империю очень увлеченно. И умер в 1992-м, через год после ее распада. То есть вот когда он, грубо говоря, в 61-м оформил пенсию, и все это железное поколение ушло, их задор пропал, а дальше пошли уже совершенно не железные шестидесятники. Начались буквально шестидесятые годы, все начало сыпаться. Не потому что кто-то умный и кто-то что-то осознал или вычитал из самиздатских книжек, а просто движок заглох. И дальше тридцать лет машина ехала по инерции. И после остановилась. Видно, и в первый раз было так. Люди, которые в начале Первой мировой выходили на улицы демонстрировать за поход на Константинополь, были аналогом наших пенсионеров, которые до сих пор демонстрируют с красными флажками и портретами Сталина. И у сегодняшних, и у их предшественников были, наверно, такие же горящие глаза и такие же гнилые зубы. И та же готовность умереть за идею великой империи. Вообще же это красиво — готовность умереть за идеал.

Кох: А после товарищ Сталин построил новую империю на базе развалившейся. Как бы обновил ее — с другой задачей: завоевать всю Европу. Ликвидировать Англию с Францией — и тогда уже спокойно заняться Босфором. И эта задача не была решена. Потому что вмешалась Америка.

— Не дают сыграть десятерную — сажают все время без лапы, без двух, без трех.

— Ха-ха!

— Обычная игра, простой преф…

— А казалось бы, на руках прекрасные карты!

— На руках — да, но игроки переглядываются…

— И там маленькая дырочка есть… И — мы получаем паровоз…

— Никакой нет ни дружбы, никакой благодарности…

— И прухи нет, что обидно! Ну, нету! Вот есть маленькая дырочка. Всем, сука, такая дырочка сходит с рук, а Россия остается без лапы…

— Проиграно столько, что фактически уже надо сказать: ребята, все, этому парню нельзя больше садиться играть.

— Ха-ха!

— Не пускайте его в казино! А то он дальше прое…ет вообще все. И будет ходить с голой жопой. И, кстати, ходит уже.

— Ну, теперь тебе понятно, почему обидно за Крым? За Одессу? За Николаев? За Херсон?

— Ну, теперь-то, бл…, да! И не случайно, значит, в числе первейших вопросов — отношения с Украиной! И дальше, впритык, вот ведь забавно, — идет декларация России и Штатов о прекращении холодной войны. Это «прекращение» — как бы последний аккорд во всех этих обсдачах. Последний гвоздь в гроб великой идеи. Все, мы уже никогда не будем бороться за империю, ни в каком виде. Приехали.

— Но за либеральную-то империю мы еще поборемся! Ха-ха!

— Ну, либеральная-то уже без войны.

— Да, без войны. Это уже чисто экспансия — капитала, ментальности, образа жизни, жизненных стандартов, установок.

— Это — сколько угодно! То есть как Штаты — чтобы все жители планеты ходили в бейсболках и жрали бигмаки.

— Да! Великая американская мечта. И американский вестерн перебил французский фильм.

— Значит, что должно получиться? Что иностранцы должны ходить в лаптях? В кирзе? Говорить по-русски, щи хлебать…

— Это значит, что мы должны родить жизненный стандарт, который будет адекватен всему постсоветскому пространству.

— Жизненный стандарт — это что? По бабкам или как?

— Ну, вообще что-то такое — и по бабкам, и моральное, и материальное, все. Ну, ты понимаешь, в чем была великая американская мечта?

— Это образ жизни.

— Да. И мы должны привнести его.

— Хорошо бы его сперва придумать, а после уж привносить.

— Он сам должен сформироваться. Он сейчас и вырабатывается в России.

— Может, и вырабатывается. Тебе как партийному работнику [1] виднее. Я вот еще что хочу сказать про холодную войну. Очень выразительный термин — «прекращение». Когда речь идет о войне. В войне ведь, как известно, либо победа, либо поражение. Если одна из сторон говорит о прекращении войны, то, стало быть, это не она победила. Она, соответственно, войну проиграла! Потерпела поражение. Вот я тут снова вспоминаю Игоря Малашенко. Странно, что он мне так часто приходит на ум, при том что мы с ним всего-то раза три-четыре виделись и разговаривали… И тем не менее. Он рассказывал, что его профессия была — вести холодную войну.

— Ага.

— Он то и дело ездил в Вашингтон, сидел там по полгода, по году, писал какие-то отчеты. Я его спрашивал: «А ты ненавидел их, американцев? Это ж война, даром что холодная. Ты готов был их урыть, разбомбить?» Он отвечал: «Нет, это была игра. И они понимали, и мы, что это игра. Все это сдерживание ядерное — это было как шахматы». И еще. Он считает серьезной политической ошибкой то, что от народа скрыли факт нашего поражения в войне. Об этом следовало объявить торжественно, в президентской речи. Я себе представляю, как публика собралась у радиоприемников и ТВ и отец нации говорит: «Господа! Друзья! Товарищи! Братья и сестры! Война, которую мы вели с империализмом…»