Вита Витренко - Кофе по-венски

• Название: Кофе по-венски
• Автор: Вита Витренко
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2017

Юлия любила, взаимно и страстно. Но Роман был женат. Доведенная этой безвыходной любовью до края, она уезжает в австрийские Альпы, где пытается построить свою жизнь с нуля. Однако в эмиграции приходится несладко… Она выходит замуж за австрийца с русскими корнями, но продолжает любить того, первого. И внезапно узнает о его тяжелой болезни. С одной только мыслью: «Спасти!» – она летит в родной город. Спасти и забыть. Удастся ли ей это? Это роман о чувствах, о вере, о долге, о том, что обстоятельства порой сильнее любви. Это роман о выборе, о морали, о том, что черное может быть белым, а белое черным, и о «не судите, да не судимы будете». Это роман об Украине, об Австрии, об эмиграции, о тоске по родине и о том, что «там хорошо, где нас нет». Это роман о семейных тайнах, о страсти и об одиночестве. Это роман о нас, о нашем поколении coffee-to-go.

---

Жениться на ней сразу Маркус, конечно, не собирался. Был на восемь лет старше Юльки, отлично знал языки, много путешествовал, получая доход от собственного дела – спортивного магазина (честь продолжать пекарские традиции выпала семейной ветви, тянувшейся от старшего сына прабабушки Городецкой). Как большинство мужчин здесь, Маркус дорожил своей свободой. Но Юлька сказала: «Просто так жить не буду, прости!» И он восхищался ее прямотой, в который раз бравируя любимым: «Русская душа! Понимаю!» И женился как миленький, правда, оформив контракт: мол, доброта добротой, но знаем мы этих славянских барышень, «кинуть» мужа для них – раз плюнуть. Юльке было совершенно egal – все равно. Просто она больше не могла быть любовницей. Слова этого не выносила, когда слышала – сводило все внутри до рвотных спазм: хватит, мои ненаглядные, этот костюмчик на меня уже мал.

С ребенком не получалось. Маркус хотел: раз уж женился, чего тянуть? Ему сорок, пора растить наследника. «Ты здорова?» – настороженно спросил он, когда после полугода открытой жизни Юлька так и не понесла. Она тогда вспыхнула, ушла прямо во время ужина, с вызовом хлопнув дверью, и вернулась лишь к полуночи – заплаканная, несчастная (идти-то все равно некуда), а через три дня по-деловому положила ему на стол справку от женского врача: все в порядке. Маркус гладил ее по голове: «Прости, прости. Я не хотел тебя обидеть. Ты хорошая. У нас будет сын, я очень хочу сына».

Хотела ли детей Юлька? Внутри остался саднящий шрам от потери того – первого, главного, любимого. Злость на себя и обида на Ромку, что не были достаточно осторожными… Конечно, у них с Маркусом будут дети. Что ей теперь остается?

Глава 2. Батюшка

Юлька гнала по автобану со скоростью 130 км/ч старую шкоду свекрови – щедрый презент на свадьбу. Покупать свою не хотела: были деньги, оставшиеся от продажи киевской квартиры, да держала их на черный день. Но красная малолитражка, несмотря на солидный 10-летний стаж, пока не подводила.

За окном на фоне гладкого лазурного неба (день выдался морозным и солнечным) проносились горы. Монументальные, с заснеженными вершинами, словно с компьютерных обоев, в свое время украшавших экран ее ноутбука (все мечты сбываются, помнишь?).

Юльке нравилась Австрия. Эта маленькая ухоженная страна сильно отличалась от ее «неосяйної-неозорої» Украины, погрязшей в долгах, коррупции, выхлопных газах и мусоре. Каждый австриец относился к своей родине как к собственному дому. Холил и лелеял природные богатства (свое!), не возмущался строгими законами (а ну-ка, запрети в Украине ловить рыбу в самых рыбных местах или собирать грибы в разгар осени?) и со старательностью тимуровца подбирал любую бумажку, выхваченную задирой ветром из стоявших на каждом углу урн. Ни в лесу, ни возле озер, ни на официально разрешенных местах для пикника – нигде и никогда не видела Юлька разбросанной, в кровавых пятнах кетчупа пластиковой посуды или распластавшихся больными медузами грязных полиэтиленовых пакетов. И этой бережной, хозяйственной любви к своей земле нельзя было не позавидовать. «Почему у нас не так?» – часто спрашивала себя, ощущая почти детскую обиду за родную землю.

А какие же здесь дороги! Машина шла по автобану, словно нож по сливочному маслу, а ямы и выбоины тут были таким же раритетом, как и дорожное хамство. Но эту благополучную, сытую, красивую Австрию Юлька, не задумываясь, променяла бы на стонущую, плачущую в веках, страдающую от ига монголо-татар/австро-венгров/поляков/москалей/бандитов неньку Украину, родную, настоящую, близкую, – если б могла там жить. После всего, что случилось, она не могла.

Дорогу в Зальцбург за последний год выучила назубок. Это был ближайший к ней город, где оказался православный (как тут говорят, ортодоксальный) приход с русскоязычным батюшкой. Юлька никогда не думала, что тут, в изгнании (именно так окрестила она для себя свой переезд), это станет для нее настолько важным: бывать в храме.

Она сроду не была религиозной. Родители – учителя, типичные советские атеисты (мама, конечно, в душе всегда верила, но крестила ее уже на совершеннолетие, когда официально были сняты запреты), книжки а-ля «Медный крестик» в школе, и этот всезнающий «научный» институтский подход… Она всегда говорила: «Можно верить и не ходить в церковь», но тут припекло, прижгло, подступило к горлу: нужен был выход. И она засуетилась, побежала, стала появляться на службах, читать «Закон Божий» и вникать, многое не понимала, искала литературу на православных сайтах, беседовала с батюшкой, человеком неравнодушным, который настоятельно советовал исповедаться… Гордыня жгла нутро: как же так, рассказывать кому-то о своих грехах, да еще о таких? Но боль эта, боль взаимной и горькой любви, любви грешной, обреченной, изначально провальной («Не гуляй с женатыми!»), не хотела в ней больше держаться. И Юлька, попостившись три дня и вычитав все необходимые каноны, попала-таки с третьего раза на исповедь («Все правильно, раньше не была готова – вот и не пускали», – прокомментировал отец Александр). Облегчение пришло, однако ненадолго. Ее религиозное рвение то слабело, увядало, растворялось в будничности, и она неделями не вспоминала молитвы, то вдруг крепло, разбухало внутри мощным стержнем, и Юлька выдерживала целый пост, не взяв в рот и капли животного (Маркус удивлялся и злился: «Зачем так себя мучить?»), и отстаивала нечастые службы… Но все равно вопросов было больше, чем ответов. И сомнение – нет, не грызло, жило в душе полноправным хозяином, скептически констатируя адский труд выгоревшего, обесточенного сердца.

– Можно к отцу Александру? – она стояла на пороге типичного австрийского «пряничного» домика с желтыми стенами, где вот уже двадцать лет обитал батюшка со своей семьей.

– Юлия, – узнала ее матушка Ксения, миловидная 50-летняя женщина с бледными щеками, из-под ажурного платка которой выбивалась почти седая прядь. – Что ж вы без звоночка? Батюшка занемог, голову с утра прихватило. Подождали бы до завтра, до службы.

– Простите, матушка, не права. Но очень нужно! Я много времени не отниму, поверьте. Подожду столько, сколько скажете.

Юлька не позвонила, потому что знала: батюшка мог вежливо перенести разговор, а ей требовалось услышать его непременно сегодня – слишком объемным оказался сон, слишком острыми были Юлькины чувства. Развеять, развеять сомнения, согнать с души тени прошлого! Матушка глубоко вздохнула, словно подчеркнула неуместность Юлькиного прихода, но провела ее в увешанную иконами комнату, не забыв шепнуть: «Платок накиньте». Юлька спохватилась, достала из сумки темную косынку: перед священником с непокрытой головой появляться дерзко.

Батюшка Александр в домашней одежде – светлая рубашка и такие же светлые полотняные штаны – появился через несколько минут. Это был высокий, статный человек с моложавым, хоть и убранным в морщины лицом. Бороду он носил недлинную, аккуратную: практически белый цвет ее и волос выдавал солидный уже возраст священнослужителя. Батюшка косил на один глаз, отчего прихожанам часто казалось, что он посмеивается над ними. Улыбался отец Александр редко, хотя человеком, по сути, был добрым, по-русски говорил с акцентом, не спеша, подбирая слова, слушал всегда внимательно.

Сам он родился в Германии, там же увлекся иконописью и получил богословское образование, потом был рукоположен, какое-то время жил в России, преподавал в Вене, а теперь стал настоятелем небольшого православного прихода, который «окучивал» словно любовно посаженный сад, хотя саднила временами мысль о том, что вера его на австрийской земле чужая…

– Извините, извините, пожалуйста, – залепетала Юлька. – Знаю, что служба завтра… Так получилось. Мне очень нужно поговорить.

– Успокойтесь и говорите, – разрешил отец Александр, потирая виски: в голове стучало.

– Мне приснилось, что он умер. Тот человек, которого я любила. Помните? Во сне он утонул. И это было так тяжело! Я до сих пор не могу прийти в себя!

Отец Александр, конечно же, помнил эту рыженькую растерянную прихожанку, попавшую в сети земной любви так крепко и мощно, что выпутаться не представлялось возможным и поныне. Он никогда не осуждал своих прихожан, памятуя, что человек слаб, со многими вел духовную работу годами, но не всегда она давала скорые плоды.

– Юлия, в вас еще живет обида. Вы не смирились, – он не дал ей возразить и зашелестел, глядя на ее уставшее, осунувшееся лицо. – Все, что происходит с вами сейчас, вы воспринимаете как испытание, или, скорее, наказание за тот ваш грех. Но это так далеко от истинного смирения! Вы не простили себя и того мужчину, хотя Бог вас простил и дал вам шанс на новую жизнь. И переезд в эту страну, и встреча с мужем – это воля Божья, и вы должны принять ее как истинную благодать, как подарок Его – и жить с миром в душе. Приснился – так поставьте свечу, помолитесь, напишите «за здравие», – он шумно выдохнул. От разговора боль усиливалась.