Уолли Лэмб - Она доведена до отчаяния

• Название: Она доведена до отчаяния
• Автор: Уолли Лэмб
• Жанр: Зарубежное современное
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-17-100371-5

Завораживающая история женщины по имени Долорес Прайс.

История пути к себе длиною в жизнь.

История одиночества и поисков дружбы, любви и верности в нашем изменчивом мире.

История, в которой драма соединяется с юмором, а горечь – с сарказмом.

История, в которой есть место для боли и исцеления, для нежности и утраты, для отчаяния и надежды. И для борьбы за право быть собой и жить по собственным правилам…

---

– Или лучше сказать – тюрьму? – продолжала девчонка. – Любая школа, где запрещают носить нейлоновые чулки… – Она коротко затянулась – жест получился вызывающим и конспиративным. – Домашние задания, контрольные – я им не рабыня! Нам с Кенни и так есть чем заняться. У тебя есть бойфренд?

– Нет, – ответила я.

– Мы с Кенни гуляем уже семь с половиной месяцев. С шестого класса.

– Ого, – сказала я. – Он с тобой учится?

Девчонка фыркнула:

– Насмешила до смерти! Стану я нянчиться с мелкими. Кенни старшеклассник. Хотя на будущий год, когда ему стукнет шестнадцать, он уйдет отсюда, потому что все учителя к нему придираются. Он один раз видел, как привезли еду в школьную столовую – на боку фургона было написано «Корм для собак»! Кенни говорит, что нипочем не станет хавать собачью жрачку, даже ради вонючего аттестата. Ты когда-нибудь целовалась с парнем по-французски?

Я отвела глаза, но снова посмотрела на нее:

– Я, пожалуй, не отвечу.

– У меня фамилия Френч, хотя я не француженка.

– Что?

– Френч фамилия, говорю. Норма Френч. Я на четверть индианка чероки. Мне кто-то сказал, что французский поцелуй – это смертный грех, но это фигня. Кто это решил – папа римский? А он сам хоть раз попробовал, макаронник тощий? – Она протянула мне сигарету: – Курнешь?

Я покосилась на окна класса сестры Сретения:

– Нет, спасибо.

– Кенни похож на Элвиса. Тебе кто больше нравится – Элвис или битлы?

Я видела, что эта Норма Френч – лузерша, мы с Джанет Норд разобрали бы ее по косточкам, но я вдруг испугалась, что даже она перестанет со мной разговаривать.

– Ну, Элвис, – ответила я.

– Во, правильно, – она снова затянулась сигаретой. – Король рок-н-ролла, не забывай!

– А еще мне нравятся «Битлз», – сообщила я.

Кожа вокруг глаз натянулась, когда Норма засмеялась. Один из передних зубов у нее был серый.

– Эти чудики фиговы? Кончай комедию! Надо тебе вправить мозги, – сказала она. – Битлы все гомики, это сразу видно. Девчонки, которые обжимались у них на концерте, были донельзя возбужденные. Когда мне было два года, я проглотила гвоздь и до сих пор помню, как меня везли на «Скорой». В тысяча девятьсот шестьдесят третьем году я на автомобильных гонках пожала руку Мисс Америке, которая вблизи была страшная и с толстым, как телефонный справочник, слоем грима.

– А у меня приятель диск-жокей, – рискнула похвастаться я.

– Ну-ну. Я их дрочилами называю. Хоть бы кишку завалили и просто музыку ставили. Смотри!

Норма сунула зажженную сигарету в рот, закрыла его и снова открыла: сигарета торчала из-под языка и все еще горела.

– Боже мой, – сказала я.

– Меня Кенни научил. Мы с ним, наверное, обручимся в этом году. Он об этом подумывает.

Загремели три коротких школьных звонка.

– Вот блин, – произнесла Норма. – На!

Она сунула мне влажный окурок и не торопясь пошла ко входу.

Я застыла, держа окурок вертикально и пялясь на него, но тут же бросила и растерла по асфальту, как Лэсси.

Занятия в первую среду закончились исповедью. Большинство восьмиклассниц следили за порядком на скамьях для младших учеников и шли исповедоваться последними. Я была одной из шестерых в нашем классе, кого не удостоили этой чести.

Вверху благочестивый витражный ангел парил перед коленопреклоненной Святой Девой. Ангел, светловолосый, как Мэрилин Монро или моя мать, устремлялся в небо, у его ног курился густой белый дым, и мне вспомнилась телетрансляция запуска ракеты, от которой папа пришел в восторг.

«Вот съездим во Флориду и своими глазами все увидим», – пообещал он мне. Отец всегда много чего обещал. Он сломал мне жизнь.

Голоса исповедовавшихся долетали из-за занавеса.

– Да, но, святой отец, он сам все начал, вот что я пытаюсь вам сказать, – настаивал какой-то пацан. Стася Писек, сидя среди семиклассниц, оглядывалась назад и корчила рожи своей сестре Розалии. Норма Френч, державшаяся отдельно от остальных, явно забыла платок на голову. В ряду мантилий, шляпок с цветами и бархатных головных повязок она сидела, натянув на голову воротник ярко-красного свитера, застегнутый под подбородком. Рукава висели по бокам, как уши у бигля. Норма знаменовала собой мою единственную победу в Сент-Энтони, и я скривилась при виде столь жалкого отсутствия прогресса.

В исповедальне я перечислила отцу Дуптульски свои грехи – гордость, сквернословие и неуважение к матери, опустив нечестивые мысли и деяния, и повторила формулу покаяния.

После занятий я отсидела час. На Дивижн-стрит к обочине свернул «МГ» Джека и медленно поехал за мной. Я сделала вид, что не замечаю. Это как игра: если я обернусь и посмотрю, значит, он победил.

– Эй! – крикнул Джек наконец. – Подвезти тебя?

– Ой, здравствуйте! – воскликнула я с притворным удивлением. – Пожалуйста. Спасибо.

Верх кабриолета был опущен. Джек сорвался с места так, что взвизгнули шины.

В пепельнице дымилась сигарета. Я взяла ее и затянулась, не спрашивая разрешения. Джек покачал головой и улыбнулся:

– Шалунья, озорница!

– Тебе сюда нужно радиолу, – сказала я.

Он улыбнулся:

– Кто это решил?

– Я, Долорес дель Рио.

Глава 7

Джек начал подъезжать к школе после уроков два-три раза в неделю. В своей тетради я отмечала эти дни, но какого-то порядка вычислить не могла. Он ждал на парковке при церкви, ближе к Честнат-авеню. Каждый день я, затаив дыхание, сворачивала за угол дома священника.

Настроение у Джека менялось от раза к разу. То он покупал нам рожки мороженого и дразнил меня, называя красивой и гладя по волосам. В другой раз сидел угрюмо и жаловался на свою работу или на Риту. Формат шоу сковывает его хуже смирительной рубашки, говорил он; а менеджер радиостанции не хочет этого понять. Он, Джек, впустую тратит свои лучшие годы и почти обрадуется, если контракт не продлят. Он был бы сейчас в Нью-Йорке на двойном – тройном! – окладе, если бы не эта со своим треклятым деланьем детей. Жить с Ритой – как ступать по сырым яйцам. Казалось, Джек говорит больше с собой, чем со мной, саркастически фыркая или лупя кулаком по приборной доске.

Когда он становился таким, мне было тягостно и тревожно – я не знала, как себя вести. Однажды я сказала, что, по-моему, ему не стоит так трепать себе нервы из-за этих проблем.

– Да кем ты себя возомнила, секс-бомба? – повысил голос Джек, раздувая ноздри. – Лучшая для тебя политика заткнуться, блин, и не растыкаться!

Он ездил домой разными маршрутами, называя их «таинственными окольными путями». Однажды мы проехали мимо его радиостанции, в другой раз постояли, не выключая мотора, позади заброшенной средней школы – кирпичного здания с заколоченными фанерой окнами и высокими сорняками, проросшими сквозь трещины в асфальте.

– Большинство моих учителей, наверное, уже поумирали, – сказал Джек. – Туда им и дорога. – И рассказал, как однажды, много лет назад, его посадили на скамейку запасных, потому что он играл на той же позиции, что и чей-то сынок. – Они всегда рядом и не оставят нас в покое, – добавил Джек, взяв мою руку и рассматривая ее. – Нам с тобой нужно быть начеку.

Я сообщила бабке, что записалась в школьный клуб стенгазет и остаюсь с другими девочками украшать классы и коридоры. Джек всегда высаживал меня у суперетты, не доезжая до бабушкиного дома. Конни смотрела на меня из-за прилавка с бесстрастным видом, сложив руки под огромными грудями. Иногда на крыльце или у магазина стояла одна из сестер Писек, пялясь на нас во все глаза, пытаясь разгадать нашу тайну. От поездок с Джеком их подколки потеряли всякую важность.

– Рот закрой, кишки простудишь, – бросила я однажды Стасе.

Когда я возвращалась в дом бабки – обычно показывали «На пороге ночи», – то всегда бывала голодна. Я уминала печенье, картофельные чипсы, перезрелые бананы, не разбирая вкуса. Бабушка сидела с опущенными жалюзи, загипнотизированная очередной серией, безразличная к моим взбалмошным, рискованным поездкам.

Однажды днем, когда Джек не приехал, я ходила в центр с Нормой Френч. Ее бойфренд Кенни ждал нас в «Ланчионетте Лу». Он называл меня Долли вместо Долорес и сдувал целлофановые обертки от соломинок Норме в лицо. Я сидела с непроницаемым видом, заставляя себя слушать, над чем он смеется горловым смехом. Жирная кожа на его лбу была покрыта десятками воспаленных угрей.

– Хошь, чего покажу? – спросил Кенни и задрал нестираную майку, показав два засоса, которые Норма поставила ему на живот. Я встала и вышла, не желая сидеть с ними за одним столиком и смотреть, как они целуются взасос.

Сестра Сретение задала нам доклады по естествознанию к неделе после Хэллоуина. Из размноженного на мимеографе списка тем я выбрала «Чудо рождения человека». Уже больше месяца я хранила секрет Джека, ожидая, когда они с Ритой торжественно объявят новость. Всякий раз, встречая Риту, я пристально вглядывалась в ее лицо и живот, ища соответствующие признаки даже во взгляде и смехе. Но Рита ничем себя не выдавала. Она тоже умела хранить секреты.