Светлана Ермолаева - СТРАНА ТЕРПИМОСТИ (СССР, 1951–1980 годы)

• Название: СТРАНА ТЕРПИМОСТИ (СССР, 1951–1980 годы)
• Автор: Светлана Ермолаева
• Жанр: Русское современное

Героиня романа Ксения Кабирова родилась в 50-ти градусный мороз в конце первого послевоенного года в г. Якутске. С раннего детства она предпочитала мальчишечьи игры, была непослушной, вредной, например, дети пекли пирожки в песочнице, она их пинала ногой, сыпала песок в глаза за обиду. В ее душе как будто застыла льдинка. Через много лет она написала: «Заморозило морозами сердце детское мое…» И в юности не стало лучше: ее исключили из комсомола за аморальное поведение, не допустили до экзаменов в школе… Замужество не смирило ее характер: нашла коса на камень. Поиски получения квартиры привели ее на работу в Совет Министров Казахской ССР. Правительственное учреждение описывается автором изнутри, наблюдаемое жестким взглядом «замороженной» Ксении. Она окрестила его Домом терпимости. Что вышло из ее подавления своей личности? Поиски себя и выхода из этого состояния едва ни привели ее к гибели. Книга публикуется в авторской редакции.

---

Вдруг ближе к осени родители снова засобирались, складывая вещи в два чемодана и большой фанерный ящик. В этот раз Ксеня обрадовано засуетилась и тоже засобиралась, сама не зная, куда, аккуратно и заботливо укладывая свою любимую куклу и ее одежки в картонную коробку. Она даже не заплакала, когда отец выбросил на помойку старого плюшевого мишку с оторванным ухом и без левого глаза-пуговки, так ей хотелось никогда больше не видеть этот двор, эту злую бабку и «чужие анютины глазки». Хотя ей так нравилось, засыпая, поглаживать мягкий плюшевый бок…

НОРИЛЬСК, город вечной мерзлоты, зеков и вольнонаемных

Ты не плачь, не грусти, Как царевна Несмеяна.
Это милое детство прощается с тобой…

(пела Майя Кристалинская)

1955-63 годы. На Крайний Север родители Ксени приехали, когда ей было восемь лет. Они, не скрывая, говорили родственникам и знакомым, что отправились сюда за длинным рублем. Между собой мечтали, когда окончится срок вербовки, зажить, как люди, и чтобы в доме было все. И вот на долгие годы – город вечной мерзлоты и таких морозов, что кипяток, выплеснутый из ведра, едва не на лету превращался в лед. На долгие годы – снег и электрический свет. Свет – дома, с раннего утра и до позднего вечера, пока не укладывались спать, и на улице – желтые пятна фонарей на высоких деревянных столбах. И снег – сияющий так, что глазам больно.

Но снег сиял недолго. Вскоре он становился серым, а потом вообще черным. Металлургический и медный заводы отравляли воздух выхлопами производств. Загазованность в Норильске была выше нормы во много раз. Не зря жителям платили «северные». Было, конечно, и лето, и солнце, – правда, без привычных глазу лучей. Оно походило на апельсин, и летом висело в небе бесконечно, не светя и не грея. Холодному северу нужно холодное солнце. Апельсины она тогда ела часто, их продавали зимой, когда солнца не было, и от них пахло каким-то другим миром, к которому Ксеню неизвестно почему тянуло. А зимой – снег и свет.

Выходя ранним утром из дому в школу, она невольно зажмуривалась. Белый-белый и пушистый снег золотился под фонарями и голубел в тени. Жалко было на него ступать, хотелось присесть и погладить рукой. Ксеня так и сделала однажды: присела и сняла рукавичку. Руку как ожгло. Морозто стоял нешуточный, за сорок градусов. Она торопливо натянула рукавичку и заспешила в школу.

Вообще снег на Севере был особенный: не мягкий и пушистый, а жесткий и колючий, он гулко и весело хрустел под ногами, обутыми в валенки. Частенько Ксеня шла в школу, когда по радио объявлялась «актировка» – из-за сильного мороза или пурги отменялись занятия. Но кого-кого, а ее так и тянуло в школу именно в эти, «актированные», дни. Она даже умудрялась сама просыпаться, тогда, как обычно мать не могла ее добудиться. Почему ей хотелось пойти именно тогда, когда этого можно было не делать, – она и сама не знала. Скорее всего – просто наперекор матери или в угоду собственной строптивости.

– Ну, что ты вскочила? «Актировку» же объявили, нельзя нарушать запреты руководства города. Они лучше знают, что можно и что нельзя, – недовольно ворчала мать.

– А я пойду, – упрямилась в ответ Ксеня.

ХХI век: Север

Пурга мела и заметала
Город мой милый Норильск.
Шарф на лице, как забрало:
Осколки снежинок неслись.
И даже глаза задевали,
Кололи и, жмурясь от них,
Я против пурги восставала
В годах малолетних своих.
Закрывшись шарфом, как забралом:
Слезились от ветра глаза.
Душа от борьбы ликовала
И презирала «нельзя!»

Ее давно раздражала мелочная опека матери. Как и многие дети, она считала себя достаточно взрослой, а значит – самостоятельной в поступках. В пальто на вате и лыжных штанах с начесом, в трех парах рукавиц, и шея укутана толстым шерстяным шарфом, в котиковой шапке с ушами, завязанными на подбородке, она мчалась все триста метров до школы, не переводя дыхания. И все равно на середине пути щеки и вздернутый нос начинали полыхать огнем. Потом нос немел и как будто вообще исчезал. Мерзли руки, особенно большие пальцы. Ксеня, вытащив их из отдельных норок, соединяла с остальными и отогревала, сжав в кулаки.

Не раз наблюдала Ксеня северное сияние. Небо озарялось волнистыми широкими полосами разноцветного света, причем полосы двигались, как живые, перетекая одна в другую и создавая невообразимой красоты небесное полыханье. Становилось даже немножко страшно, глаза щипало, а в груди возникало сладкое чувство невыразимого восторга, даже благоговения, но Ксеня не знала этого слова, перед чудом природы.

XXI век:

«Здесь зима, как будто бы гора,
белая, покрытая снегами.
И ледовым светом тишина
вся окутана небесными холмами.
Черная пурга, как королева,
властвует, кружася, над землей.
То сиянье затмевает небо
северной пленительной красой!
Ночь усыпана волшебными огнями,
серебром покрыта вся земля.
Это милый Север, Заполярье и твоя
любимая страна!

(посвящение маме, героине романа, от дочери Майи)

Не зная Севера, дочь моя романтическивозвышенно окрасила суровый город, обнежила его, обтеплила, и превратила зону в сказку, которая была страшная, а стала красивой.

О своей внешности Ксеня еще не задумывалась, но удивлялась, если ее называли хорошенькой. А чего хорошего-то! Взгляд под припухшими веками злющий, упрямый, нос кнопкой и торчит кверху, рот толстогубый, и нижняя губа выпячена. Фу! Кто-то из мальчишек однажды назвал Ксеню «губошлепом». С того раза она постоянно поджимала губы – это стало привычкой – лишь бы противное прозвище не пристало к ней. Вообще Ксене казалось, что она похожа на какого-то зверька, особенно, когда злилась. Тогда она показывала язык в спину взрослым. А злилась она часто и язык показывала тоже. Была у нее еще гадкая привычка сутулиться. Отец иногда брал за плечи и выпрямлял их, сводя вместе лопатки. У Ксени чуть слезы из глаз не брызгали: было больно.

– Вырастешь горбатой – никто любить не будет, – почему-то раздраженно говорил он.

– И не надо! И я никого не буду любить! – отвечала она и резко вырывалась из отцовских рук.

Приехав в Норильск, они сначала жили в поселке Индустриальный, в балке. Так назывался щитовой сборный домик с печным отоплением на два хозяина. Питание было скверное, мясо свиное, его Ксеня не ела, один раз попробовала: на вкус, как дерево, яйца мороженые, овощи сушеные. Их девочка вылавливала из супа и тайком выкидывала. Молоко, которое Ксеня помнила по вкусу минусинское, было восстановленное из порошка. Если сильно хотелось, она пила его, зажав нос. Лишь сливочное масло и хлеб можно было есть, что она и делала, поедая бутерброды, и становилась крепкой, как гриб-боровичок.

От поселка до города было с километр. Ксеня вместе с другими поселковыми девчонками и мальчишками ходила в город в школу. Там же находились магазины, почта, баня, разные учреждения, а также Дом культуры инженерно-технических работников. Он назывался сокращенно ДИТР, в нем работала бухгалтером мать Ксени. Все фильмы, привозимые с материка, сначала демонстрировались в ДИТРе, а потом уже в городском кинотеатре «Родина». В 8 лет Ксюша посмотрела первый советский детектив «Убийство на улице Данте» с Михаилом Козаковым в главной роли. Она даже фото стащила со стенда и хранила в альбоме. На сцене выступали артисты из Москвы и Ленинграда с опереттами Дунаевского «Вольный ветер» и др., а также операми Верди «Травиата», «Риголетто», Кальмана «Сильва». Почти все Ксеня смотрела из ложи второго этажа. Днем работали разные кружки для детей инженерно-технических работников.

Ксеня, по желанию родителей, ходила в балетный кружок. А какая из нее балерина? Почти все девочки в группе были худыми, с ногамипалочками, а одна так вообще светилась, как прозрачная. А плотненькой Ксюше приходилось тяжеленько, туго, как она жаловалась своей соседке по балку Зинке. Но зато родителям нравилось, они даже хвастались – «как маленькие», – думала Ксеня, – перед знакомыми. Три года, будто повинность отбывала, занималась она с грехом пополам балетом. Балерины из нее не вышло. Не вышло также гимнастки, пловчихи, художницы. Она постоянно записывалась в кружки, но через два-три занятия посещать переставала. Ей хотелось сразу, а везде требовался труд и терпение. Трудиться она не любила. Другое дело – книжки читать. Чтение ей никогда не надоедало.

Зимой балки по самые крыши заваливало снегом – особенно после сильной пурги, когда мело день и ночь напролет. Пока мать утром готовила завтрак, отец откапывался: расчищал дорожку, чтобы выйти на свет Божий, как говорила мать, отбрасывал по сторонам снег широкой деревянной лопатой. А дорога в школу? Они не шли, а почти бежали, собираясь в стайки по нескольку человек. Фонарями освещалась только дорога, по бокам ее было темно, и балки, занесенные снегом, возвышались, как огромные сугробы. Фонари, висящие на высоких столбах, и те заметало снегом по самый верх. Ходить было жутковато, особенно когда они пробегали рысью, не глядя по сторонам, мимо зоны.