Эрик-Эмманюэль Шмитт - Человек, который видел сквозь лица

• Название: Человек, который видел сквозь лица
• Автор: Эрик-Эмманюэль Шмитт
• Жанр: Ужасы и Мистика

Небольшой бельгийский городок Шарлеруа потрясен кровавым терактом. Взрыв на паперти собора повлек за собой немало жертв. Подозревают, что за ним стоят религиозные фанатики. Огюстен, бездомный юноша, которому удалось получить стажировку в местной газете, оказывается вовлеченным в эти события. Пытаясь доказать свою пригодность к журналистике, он начинает собственное расследование. Незаметный, выросший в приюте паренек наделен уникальным даром – видеть крошечные существа, парящие над людьми. Кто это – ангелы, демоны, воспоминания, быть может, мертвецы, которые не смирились со своей участью?.. Неужто он сходит с ума или, быть может, он и есть тот мудрец, которому дано расшифровать чужое безумие? Эрик-Эмманюэль Шмитт в присущей ему оригинальной манере продолжает свое исследование духовных тайн человека…

Впервые на русском!

---

2

– Ну вот, он уже слегка порозовел…

– Значит, приходит в себя…

Я смутно различаю голоса. Но на сей раз не сквозь дремоту – сейчас вокруг меня какая-то черная бездонная пропасть, непроницаемый мрак, где я покоюсь в блаженном забытьи.

– Месье!

Мне тепло в этом мраке. Тепло и легко, все стало невесомым – и мое тело, и мои мысли. Освобожденный от того и от другого, я перестал быть самим собой. И это непривычное облегчение мне приятно.

– Да откройте же глаза!

Ну вот, опять…

– Откройте глаза!

В словах, обращенных ко мне, я улавливаю тревогу. Стоит ли реагировать?

– Откройте глаза!

Как, уже?

– Умоляю вас, откройте!

Нужно избавиться от этой панической обстановки, и я принимаюсь за дело, чувствуя, что способен выполнить приказ.

– Пожалуйста, откройте глаза!

– Как ты думаешь, он нас слышит?

Ну конечно же слышу. И конечно, открою глаза. Только потерпите немножко, я сейчас… я постараюсь…

– Месье, сейчас не время сдаваться, соберитесь с силами!

По настойчивости голосов я оцениваю, насколько я слаб. Веки меня не слушаются, они налиты свинцовой тяжестью, горят огнем. Чтобы поднять их, нужна сила штангиста. Делаю глубокий вдох и – хоп! – последнее усилие.

Ура!

Меня заливает дневной свет.

На фоне серого неба вижу два склоненных надо мной лица.

– Прекрасно, месье!

– Браво!

– Как вы себя чувствуете?

Пытаюсь что-то выговорить, но мне мешает сжавшееся, забитое чем-то горло. К горлу подступает рвота.

И у меня хватает сил лишь на подобие слабой гримасы.

Лица благодарят меня ответными широкими улыбками.

– Вам не трудно дышать?

Обеспокоенный этим вопросом, я сосредотачиваюсь на дыхательном процессе – вдыхаю, выдыхаю, медленно повторяю то и другое, мобилизуя бока, грудь и нос так старательно, словно впервые изобретаю дыхание.

– В легких боли не чувствуете?

Мотаю головой.

– А в подвздошье?

Реагирую так же.

На обоих лицах написано облегчение. По-моему, я им угодил. Теперь я уже довольно ясно различаю черты моих спасателей: у паренька круглое полудетское лицо балованного ребенка; девушка, бледненькая, хрупкая, внимательно разглядывает меня нежно-голубыми глазами фарфоровой куклы. Как же мне хочется, чтобы они задали новые вопросы, лишь бы доставить им удовольствие!

– Вы можете говорить?

Хочу сказать «да», но слово застряло где-то в глотке. Как странно! Мне все же удается выдавить:

– Мгм…

Этот невнятный звук – максимум, что мне удается произнести. Собственно, меня это не тревожит. Зато по лицам ребят видно, что им этого мало.

– Не обижайтесь, месье, но скажите: в обычное время вы способны говорить?

Я улыбаюсь.

– То есть вы подтверждаете, что в нормальной жизни вы не немой?

Улыбаюсь еще шире.

– Значит, это просто шок.

– Или боль…

– …которая мешает вам говорить?

Я размышляю, потом поворачиваюсь к пареньку, который сказал о шоке.

– А вы можете встать на ноги?

У меня нет никакого желания становиться на ноги. Но я догадываюсь, что для обоих молодых, сияющих добротой лиц это крайне важно. И поэтому препоручаю свое тело сознанию и пробую распрямиться.

Чужие руки помогают мне сесть.

– Браво!

– Замечательно!

– Продолжайте!

– Давайте-ка теперь встанем!

– Не паникуйте, не бойтесь ничего, мы вас поддержим.

Господи, как давно со мной не обращались так заботливо!

И я решаю встать, мобилизовав всю свою волю, как некогда, в шестилетнем возрасте, перед первым прыжком в воду.

– Держитесь!

Ноги мои подгибаются, колени дрожат, руки бессильно обвисли, но ангелы-хранители подпирают меня сзади… и вот я уже стою.

То, что я вижу перед собой, повергает меня в ужас: осколки стекла, деревянные щепки, мусор, тела на земле – одни стонущие, другие уже накрытые с головой, догорающий гроб, вокруг которого суетятся пожарные, искореженный катафалк, разбитые витрины, облако пыли; всюду бегают с носилками санитары, отъезжают, одна за другой, машины «скорой помощи», полицейские огораживают место происшествия, криминалисты фотографируют, а поодаль, за натянутыми лентами, скапливается плотная толпа зевак. Ноздри щиплет от едкой вони горелой резины. В воздухе порхают, упорно не желая оседать, серые хлопья пепла. Меня оглушают шумы – стоны раненых, окрики полицейских, плач детей, улюлюканье автомобильных сирен. В следующую секунду я понимаю, что произошло. Площадь Карла Второго никогда так не выглядела – бомба разворотила все.

Мои спасатели чувствуют, как я потрясен.

– У вас были при себе какие-нибудь вещи?

– Ваши вещи при вас?

Я мотаю головой.

Не могу отвести взгляд от гроба. Пытаюсь представить себе, что стало с человеком, виновником этого катаклизма, но беготня полицейских, кучи обломков, дым, трупы под простынями и всеобщая суматоха мешают мне что-либо разглядеть.

И внезапно я замечаю на мостовой руку, оторванную по плечо.

Это его рука. Из солидарности ощущаю боль в своем ушибленном плече.

– Ай!

– Вам больно, месье?

Никогда еще не видел руку отдельно от тела. Отворачиваюсь.

– Почему вы вскрикнули?

Я и рад бы ответить, но тут слезы заволакивают мне глаза, текут по щекам.

– Сейчас мы отправим вас в больницу.

Ох, лучше бы эти ребятишки дали мне время поразмыслить, прочувствовать случившееся! Но нет, они намерены действовать – действовать, и только, вон какие они целеустремленные, энергичные. Над ангелами довлеет одно тяжкое недоразумение: нам кажется, будто они охраняют нас, дабы избавлять от страхов и уныния, тогда как на самом деле это нам приходится их утешать.

Поддерживая с двух сторон, они ведут меня к «неотложке» лимонно-желтого цвета. При нашем появлении поднимается суета. Меня укладывают на носилки и задвигают в кузов.

Пока еще не сомкнулись дверцы, я успеваю заметить слева, метрах в десяти от машины, рядом с ратушей, Пегара и журналистов нашей редакции, все они, несмотря на энергичные протесты, вынуждены стоять за барьером, дальше их не пропускают полицейские.

Увидев меня, Пегар застывает – то ли не узнаёт, то ли не хочет узнавать. Но это длится всего секунду, потом его лицо радостно вспыхивает, и вот он уже ликует. Я вдруг стал для него козырем. И он с наигранной любезностью машет мне, пытаясь выразить мимикой одновременно «Ты в порядке?» и «Скоро увидимся!». Вижу, как он довольно потирает руки. Еще бы, вот счастье-то привалило: репортер газеты «Завтра» оказался на месте теракта и скоро поведает о случившемся в эксклюзивном интервью! Не сомневаюсь, что Пегар мысленно уже подыскивает броский заголовок для статьи.

Дверцы захлопываются.

«Неотложка» врубает свою воющую сирену, трогается с места и медленно, бережно везет меня по площади Карла Второго, огибая вырванные с корнем фонарные столбы. Я гляжу в оконце на весь этот хаос. Потрясение, испытанное при виде оторванной руки, как бы притупило мои чувства, позволяя более или менее спокойно смотреть на мостовую в потеках сажи и лужах крови, на экспертов, присевших на корточки в поисках улик, на врачей, которые осматривают раненых.

Когда машина сворачивает на улицу Вобана и эта мрачная картина остается позади, я уже твердо уверен, что среди жертв и обломков не было крошечного создания в джеллабе, порхавшего над плечом террориста.

В приемном покое меня переложили с носилок на каталку и задвинули в нишу посередине коридора с изумрудно-зелеными стенами. Как обычно, подальше, с глаз долой.

И я, как обычно, смиряюсь. Ловя обрывки разговоров всполошенных, бегающих взад-вперед медсестер, я узнаю, что медицинские бригады первым делом занимаются РТО – ранеными, травмированными и обгоревшими, так называемой группой риска, к коей я не отношусь. В больницу непрерывно доставляют тяжелораненых. Ударная волна от взрыва умножила количество жертв. И хотя человеческое тело, мягкое и податливое, сопротивляется ударным волнам лучше, чем твердые предметы, многие люди пострадали от разлетевшихся осколков стекла, гвоздей, камней, болтов, кусков кровельного железа и досок, которые изрешетили их плоть. Вокруг говорят о выбитых глазах, раздробленных костях, ампутации ног. «Жгут сюда, быстро!», «Этого в операционную!», «Звоните в Нотр-Дам или в Святую Терезу, узнайте, остались ли у них свободные места!», «Это ампутируем!», «Жгут!»… Напряжение возрастает, мобилизованы все врачи, даже те, у кого выходной или отпуск. К чисто медицинским проблемам добавляются чисто человеческие: пострадавшие вопят, возмущаются, требуют внимания. Если теракт на площади Карла Второго тела изуродовал по-разному, то психику поразил одинаково сильно. У некоторых пациентов ужас преобладает над болью, внушая воображаемые страдания.

Непрерывно верещат полицейские рации, пополняя список погибших. Медперсонал жалуется на нехватку оборудования, лекарств и операционных; государственные больницы вынуждены просить о помощи частные клиники. Иногда раздается душераздирающий женский крик, и мы понимаем: еще одна мать в приемном покое узнала о смерти своего ребенка.