Елена Арсеньева - Златовласая амазонка

• Название: Златовласая амазонка
• Автор: Елена Арсеньева
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-699-67559-3

Сердце красавицы Ангелины навсегда покорил гусар Никита Аргамаков, которому она со всей силой нерастраченной страсти отдалась на берегу Волги. Но молодым людям не суждено было соединить свои судьбы – война 1812 года ворвалась в их жизнь, подобно вихрю. То, что случилось дальше, Ангелина не могла бы представить себе даже в страшном сне: ей суждено было стать женой французского шпиона, наложницей солдата, богатой вдовой парижского нотариуса. Однако ни на миг не забывала она пылкого гусара, который – в этом у нее не было сомнений – стал отцом ее дочери… Смогут ли Никита и Ангелина победить злой рок, который заставляет их проходить через все новые и новые испытания?

Книга также выходила под названием «Князь сердца моего».

---

Все в зрительном зале было погружено во тьму – только светились огоньки рампы да несколько фонарей горело в проходах, и в их неверном свете можно было рассмотреть два яруса лож, предназначенных семейным помещикам и богатым горожанам.

Внезапно Ангелина увидела князя Шаховского: он стоял, облокотясь на барьер ближней к сцене ложи, и о чем-то быстро говорил со зрителями, сидевшими там.

В ложе горел огонек, едва освещавший породистый профиль старика Шаховского. Рядом с ним востроглазая Ангелина разглядела знаменитого писателя Карамзина: он жил в доме нижегородского старожила Аверкиева близ Сретенской церкви. Ангелина до дыр зачитала карамзинские романы «Бедная Лиза» и «Наталья – боярская дочь», мечтала быть представленной Карамзину, но понимала, что это невозможно. Ее восторг перед ним усилился, когда ей передали новое изречение Карамзина: «Наполеон пришел тигром, а уйдет зайцем!»

По слухам, он писал здесь главы своего исторического труда, относящегося к Смутному времени 1611–1612 годов.

Тем временем на сцене князь Димитрий, воздев руку, обратился к «ополчению»: «То чувство пылкое, творящее героя, покажем скоро мы на поле боя!» – и Карамзин первым закричал: «Браво!» – а зал разразился рукоплесканиями.

Стоявший рядом с Ангелиной Меркурий прерывисто вздохнул, и, покосившись, она увидела, что лицо его исполнено той же печали, которая тяжелым камнем лежала на сердце Ангелины.

– Они ведь ничего не знают, – пробормотала она, закрыв лицо ладонями. – Они еще ничего не слышали про Москву!

Ей было так тяжело, словно все горе отступающей, побеждаемой России лежало сейчас на ее плечах и пригибало к земле. У Ангелины подкашивались ноги, и она с облегчением повисла на руке Меркурия, когда тот осторожно повлек ее вперед:

– Пойдемте. Вы едва стоите. Я отведу вас домой.

Ангелине стало стыдно. Мысль о привычных хлопотах заставила ее встрепенуться:

– Нет, пошли скорее. Тебе надо лечь, отдохнуть хорошенько. Завтра небось Дружинин опять придет за тобою?

– Завтра? Ох, завтра… я и забыл совсем! – воскликнул Меркурий. – Завтра ведь ее уже привезут!

– Кого? – равнодушно спросила Ангелина. Но она запнулась, когда Меркурий шепнул горячечным, задыхающимся шепотом:

– Самолетную лодку!

В первую минуту Ангелина невольно потянулась ладонью ко лбу Меркурия: не жар ли у него?

Но Меркурий раздраженно отбросил ее руку и пошел к госпиталю, да так споро, что Ангелина едва поспевала за ним. Войдя во двор, Меркурий неожиданно обогнул крыльцо и, даже не простившись, зашагал куда-то в сторону.

– Ты куда?! – испуганно вскрикнула Ангелина, уверившись, что у Меркурия в голове помутилось, но тут же сообразила, что обидевшийся Муромцев просто-напросто идет к окну, под которым стоит его топчан, не желая пробираться через спящую палату.

Луна стояла в вышине, и Ангелине было хорошо видно, как Меркурий подтянулся к подоконнику, занес ногу, чтобы перебраться через него, но вдруг замер, словно пораженный неожиданным ударом, – и медленно сполз обратно во двор, свалился под окном на траву. Ангелина подбежала, упала рядом на колени и разобрала тихий шепот:

– Убили… убили меня!

Она не закричала только потому, что голос у нее пропал. Приникла к Меркурию, зашарила руками по его плечам, груди, отыскивая кровавую рану, потом сжала ладонями побледневшее лицо с закатившимися глазами.

– Что? Что?! – вымолвила сквозь рыдания.

Меркурий с трудом поднял веки, едва шевельнул губами:

– Он там лежит… там… – И опять бесчувственно поник.

Еще раз ощупав Меркурия и убедившись, что он не ранен, Ангелина решилась заглянуть в окно.

Она увидела, к своему изумлению, что на топчане Меркурия лежит какой-то человек и, чудится, крепко спит. В лунном свете она без труда узнала чернобородого ругателя, и вдруг тускло проблеснуло лезвие ножа, вонзенного в его горло…

Ангелина мешком свалилась во двор, припала к Меркурию, вся дрожа. Кровь бухала в ушах, но какое-то неведомое чувство вдруг подсказало ей: нет, это не сердце колотится, а раздаются чьи-то шаги – крадущиеся, почти беззвучные… оглушительные!

Она безотчетно пошарила вокруг, ища орудие защиты, хоть палку, хоть ветку, и не поверила ушам, услышав знакомый голос:

– Барышня! Где вы, отзовитесь! Князь меня за вами послал, я уж все глаза проглядел! Домой извольте ехать, барышня!

Господи милостивый, да ведь это не тать нощной, душегубец – это Филя, их кучер!

Ангелина враз обрела силы, окликнула его, велела помогать – поднять Меркурия, отвести его в коляску, да скорее, да тише!

Ее не оставляло ощущение злобного, недоброго глаза, вперившегося в спину, – и она перевела дух, лишь когда кони зацокали копытами по мощеному двору измайловского дома и в окне показался со свечой в руке князь Алексей, ворчливо окликнув:

– Куда это ты запропала, Ангелина?!

От звука родного голоса она чуть не закричала, желая скорее сообщить о случившемся, как вдруг прихлопнула рот руками, пораженная догадкой, будто молнией: ведь чернобородый, воспользовавшись отсутствием Меркурия, постарался-таки заполучить топчан, который давно привлекал его завистливую душу, но заодно получил и участь, уготованную Муромцеву… В точности как тот человек, что надел перед боем его смертную рубаху.

5. Любовное свидание в укромном уголке

Самые страшные слухи подтвердились: после кровопролитного сражения на Бородинском поле Наполеон вошел в Москву.

Смятение в умах царило неописуемое. Люди отказывались верить очевидному, предполагая в этом распространяемые французами измышления.

Всех изумляли причины, побудившие Кутузова дать бой при Бородине, хотя русское войско было гораздо слабее неприятельского и потому не могло надеяться на победу. Однако невозможно ведь было отступать долее! Кутузов желал воротить армии веру в себя, уже подорванную после бесчисленных позиционных маневров прежнего главнокомандующего.

По скупым сведениям, распространившимся в обществе, задача Кутузова состояла в том, чтобы подействовать на настроение обеих армий и умов в Европе (несокрушимый Наполеон изранен, изнемогает, обливается кровью!), – но так или иначе, а сдача Москвы была предрешена.

Все так, все логично и постижимо умом… но непостижимо сердцем. Древняя Москва для русских не просто город, но мать, которая их кормила, тешила и обогащала, а блестящий, нарядный Петербург значил почти то же, что все другие города в государстве.

По рассказам очевидцев, несколько недель зарево пылающего града освещало темные осенние ночи, а окрестности могли бы послужить живописцу образцом для изображения бегства библейского! Ежедневно тысячи карет и телег выезжали во все заставы и направлялись одни в Рязань, другие в Ярославль, третьи в Нижний Новгород, и вслед за прибытием новых и новых беженцев спокойствие окончательно покидало провинцию. Всяк ощущал одно: мы живем, не ведая, что ждет впереди, не смея даже задумываться о будущем, ибо, если Господь не сжалится над Россией и не пошлет ей свою помощь, такое понятие, как «будущее», исчезнет и для нее, и для ее обитателей.

Князь Алексей называл уныние грехом и приказывал своим домочадцам не грешить, приводя многочисленные примеры из древней истории и из жизни собственной и своей княгини. Ангелина и рада бы не унывать, но как ни вооружайся храбростью, а, слыша с утра до вечера лишь о погибели да о разорении, невозможно же не принимать к сердцу всего, что слышишь!

Да еще эта страшная история с Меркурием… Его самого чуть было не заподозрили в убийстве чернобородого, немалые досады ему чинившего! Да спасибо Ангелина защитила его правдивым свидетельством, что весь вечер и начало ночи Меркурий был под ее приглядом. Вдобавок обнаружилось, что сбежал из госпиталя санитар Михайло. Теперь кто-то припомнил даже, будто он был некогда кучером, да, попав однажды во власть белой горячки, едва не зарезал обоих своих седоков ножом, насилу, мол, его умилостивили. Припомнили, что сей Михайло с бородачом нередко лаялся – вот, верно, и не стерпело у него ретивое, разум его помрачился: зарезал он обидчика, да и ушел бог весть куда.

Однако никак не могла Ангелина себя убедить, что все так и есть, что не покушался некий злодей именно на Меркурия!

Зачем? Какая такая важная птица этот монастырский приемыш? Кому столь нужна его жизнь – вернее, его смерть? Не знала Ангелина, а все ж вещая женская душа покоя не находила. Черные мысли терзали ее, а поделиться было не с кем: старый князь с княгинею не верили, что кто-то решился бы причинить зло тишайшему Меркурию, а самого его в доме Измайловых уже не было. Сразу после странной той ночи приехал за ним Дружинин и увез его на Арзамасскую заставу, куда уже прибыли сто тридцать тяжело груженных подвод в сопровождении многочисленного конвоя. Востроглазые зеваки успели увидеть, как усталые солдаты переносили во двор какие-то шары, странные сооружения из стальных прутьев, рулоны тафты и множество вовсе непонятных вещей, причем руководил ими не только капитан Дружинин, но и Меркурий. Более он к Измайловым не возвращался, только передал Ангелине с оказией, на словах, свой сердечный привет и просьбу – о нем более не тревожиться.