Михаил Серяков - Культ солнца у древних славян

• Название: Культ солнца у древних славян
• Автор: Михаил Серяков
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-4444-8924-6

Новая книга известного исследователя славянского язычества М. Серякова посвящена культу солнца у наших далеких предков и, в определенной степени, является продолжением его труда «Дажьбог – прародитель славян».

У славян солнце было одним из основных объектов поклонения. Накануне крещения в пантеоне Владимира 980 г. древние летописи фиксируют даже двух солярных божеств – Хорса и Дажьбога, занимающих второе и третье место после верховного громовержца Перуна. По мнению многих исследователей, Хорс был заимствован славянами у их южных ираноязычных соседей и является примером скифского религиозного влияния на верования наших далеких предков. Дажьбог, согласно «Слову о полку Игореве», был предком либо только русских князей, либо всего русского народа.

Автор убежден, что великий солнечный миф не был одной лишь абстрактной идеей, на протяжении столетий он самыми разными способами проявлял себя в жизни наших далеких предков, являясь ее духовным стержнем.

---

Данная песня недвусмысленно указывала на связь символики колеса и солнца в этом празднике:

Спиридон-свет-поворот
Стоит прямо у ворот,
Колесо в руке несет,
Красно солнышко зовет…[54]

Как отмечали исследователи еще в XIX в., катание крестьянами горящего колеса с холма подражало движению солнца на небе. Об этом говорит и календарная приуроченность данного ритуала. В Белоруссии, например, колесо, облитое дегтем, зажигали на масленицу, когда оно символизировало возрожденное после зимней спячки солнце, и на Ивана Купалу, когда солнце поворачивало на зиму[55]. В более поздний период колесо использовалось даже для гадания о погоде. А.М. Горький, описав семик на Оке, упоминал о скатывании с горы на Ярилино поле обернутого смоляной паклей колеса. Огненное колесо, по предположению исследователей, было как бы жертвой Яриле, еще одному русскому языческому божеству, имевшему солярный характер, и если оно докатывалось до реки, считалось, что лето будет солнечным и счастливым[56]. Само представление о дневном светиле как о катящемся по небу колесе отразилось и в русском выражении «Солнце закатилось». У других восточнославянских народов мы встречаем устойчивые выражения типа «Солнце колесом у гору идзець» или «Колесом – колесом сонычко в гору йде». Аналогичный образ отразился и в словацкой песне:

Гей, солнышко, гей,
Покрой (своим светом) горы и долы,
Поднимись повыше,
На этой нашей крыше,
Ступай колесом[57].

Судя по всему, колесо стало символом солнца вскоре после того, как этот предмет повозки был изобретен человечеством. Хорошо этот символ был известен и другим индоевропейским народам. Так, например, в Англии еще с кельтских времен сохранился народный обычай в мае устанавливать на окраине села так называемый «майский столб», высотой 10–15 м. Наверху столба крепилось колесо, от которого к земле протягивались разноцветные ленты. В совокупности все это сооружение явно символизировало солнце и испускаемые им лучи. У восточных славян образ катящегося колеса восходит, как минимум, к эпохе Древней Руси, от которой до нас дошла подвеска в виде колеса с изогнутыми спицами, подчеркивающая процесс его движения (так называемое «сегнерово колесо») и однозначно классифицируемая специалистами в качестве солярного символа. О том, что колесо было некогда объектом даже религиозного поклонения, говорит сохранившаяся до сих пор шутливая поговорка «Жили в лесу, молились колесу».

Сам этот праздник определял характер всей последующей зимы: «Если на Спиридонов день солнышко играет – будут на Святках дни ясные»; «На Спиридона солнце – на лето, зима – на мороз». Более того: по погоде первых двенадцати дней, следующих за днем Спиридона, делали выводы о погоде каждого из 12 месяцев наступающего года: погода 13 декабря показывает погоду на январь, погоде 14 декабря соответствовала погода на февраль, 15 декабрю – март, 16 декабрю – апрель и т. д. По этому празднику принимали такое жизненно важное для крестьянина решение, как определение времени весеннего сева: «Если на Спиридона с утра будет солнечно, то не спеши с ранним севом»; «Сей, глядя по тому, когда на Спиридона пасмурно: если утро пасмурное, сев должен быть ранний; если пасмурно в полдень – то средний сев будет самый удачный; если вечер пасмурный, то наилучший сев будет поздний»; «Если на Спиридона будет перемена ветра – сей на будущий год гречиху: хорошо уродит». Весьма показательна связь Спиридонова дня с началом весны: «Отколе ветер на Солнцеворота, оттоль будет стоять до Сороков (9/22 марта) весеннего равноденствия».

К Рождеству Христову, первоначально совпадавшему с днем зимнего солнцеворота, был приурочен обряд колядования, во время которого колядовщики ходили по домам, пели колядки, прославляли божество Коляду и желали хозяевам богатого урожая, приплода скота, счастья и здоровья. К новогодним святкам были приурочены и южнославянские русалии, повторявшиеся через полгода: «Поскольку для календарной обрядности характерна приблизительная полугодовая повторяемость, летние русалии были, вероятно, в известной степени реминисценцией зимних. Об этом свидетельствует сущность новогодних русалий – заклинание благосостояния общины в целом и всех ее членов, функция русалиев – носителей благополучия… Генезис обрядности связан с идеей кругооборота времени, нового расцвета природы как результата торжества солнца над силами тьмы. Новогодние русалии – явление типологического характера, корни которого лежат в мифологических представлениях и связанных с ними культовых действах»[58]. Как свидетельствуют письменные источники, русалии справлялись и в Древней Руси, постоянно вызывая ожесточенную критику со стороны церковников, стремившихся любой ценой искоренить этот исконный языческий праздник. Так, например, нашествие половцев на Русь в 1068 г. летописец объясняет приверженностью народа к своим древним обычаям и пренебрежением его к церковной службе: «Но сими дьяволъ лстить и другыми нравы всячьскыми лестьми превабляя ны от Ба трубами и скоморохы, гусльми и русальи. Видим бо игрища оутолочена, и людiи много множьство (на них), яко упiхати начнуть другъ друга, дозоры дѣюще от бѣса замышленаго дѣла, а цркви стоять егда же бываеть годъ молитвы мало ихъ обрѣтается в цркви. Да сего ради казни приемлемъ от Ба всячскыя, и нахожденье ратных по Бжью повелѣнью, приемлем казнь грѣхъ ради наших»[59]. Хоть помимо летописи русалии неоднократно обличались как происки дьявола в древнерусских поучениях против язычества, однако люди отказались верить, что церковная служба лучше обеспечит их благополучие, чем древние языческие обряды. Созданный через полтысячелетия в эпоху Ивана Грозного «Стоглав» вновь фиксирует широкую распространенность этого праздника в народе, отмечаемого притом несколько раз на протяжении года: «Русали о Ивановѣ дни и въ навечерни Рождества Христова и крещения (варианты № 3 и 4: и въ навечерiи Богоявленiя Господня; вариант № 2: и крещенiе и Васильева дни кесарiйскаго) сходятся мужи и жены и дѣвицы на нощное плещеванiе и на безчинный говоръ и на бѣсовские пѣсни и на плясанiе и на скаканiе и на богомерзкие дѣла. И бываетъ отрокомъ осквернение и дѣвамъ растлѣние. И егда мимо нощь ходитъ, тогда отходятъ къ рѣцѣ съ великимъ кричаниемъ аки бѣсни и умываются водою. И егда начнутъ заутреню звонити, тогда отходятъ въ домы своя и падаютъ аки мертвiи отъ великого клопотания»[60]. Итак, из этого памятника следует, что восточные славяне, как и их южные собратья, справляли русалии в момент летнего (Иванов день) и зимнего (Рождества Христова) солнцестояний, что в очередной раз свидетельствует о солярной природе этого праздника. Учитывая то, что счет времени по русалиям проникает даже в летопись XII в., где они связаны с «семиком» (седьмой неделей после Пасхи, завершаемой праздником Троицы), равно как и то, что на Украине и впоследствии «семик» назывался «русалчиным великоднем», т. е. русальской Пасхой, Б.А. Рыбаков указал, что русалии на Руси справляли четыре раза в год – зимой (25 декабря в Рождество Христово и 6 января в Крещение) и летом (в «семик», точная календарная приуроченность которого была сдвинута Пасхой, и 24 июня на Ивана Купалу)[61].

Март и начало года у индоевропейцев

Следующей поворотной точкой славянского языческого года было начало весны. Связывалось оно и с представлениями о прилете птиц из вырия и праздновании весеннего равноденствия. Г.Г. Шаповалова так характеризует в целом комплекс связанных с этим временем обрядов: «Весенние обряды представляли собой ряд циклов, направленных на приветствие и благословение “начал”. Первое начало – весеннее равноденствие, 9 марта. Это первые весенние птицы, первое тепло, вернее его признаки, – начало дум о весне и севе. Второе начало – первое весеннее новолуние (Пасха – обход дворов волочебниками) – это радость от реального возвращения тепла, возможности опять начать сельскохозяйственный год, пополнить свои запасы, первый гром, первый дождь. Третье начало – первая трава, первый приплод – Егорьев день. Четвертое начало – Семик и Троица – первая листва, реальные всходы озимых, засев яровых, совершение браков»[62]. Именно с этого периода у наших предков и начинался отсчет нового года. Данная особенность славянского языческого календаря неоднократно отмечалась исследователями. Так, например, Д.О. Святский в своем исследовании писал: «Год наших языческих предков начинался с месяца “сухого”. С принятием христианства и вместе с ним юлианского календаря, весенний месяц “сухий”, начинавший собой год, был переименован в март»[63]. Отталкиваясь от встречающихся в летописях датировок, И.А. Климишин отмечает, что при определении начала года в расчет принималось положение не только дневного, но и ночного светила: «В результате тщательного анализа летописей был сделан вывод, что Новый год начинался на Руси с появлением новой Луны в первые весенние дни, близкие к весеннему равноденствию, когда снега сходили с полей и вся природа просыпалась от долгой зимней спячки. Но прошедший год мог иметь 12 месяцев, т. е. 354 дня, или же 13 месяцев – 384 дня. Поэтому и начало Нового года на Руси не могло приходиться на одну и ту же дату юлианского календаря, а скользило по числам марта, падая в некоторые годы на февраль и на апрель»[64]. Память о былой значимости марта в языческом календаре была настолько сильна, что уже в христианскую эпоху народные предания и апокрифы связывали с ним момент сотворения мира и человека, правда, уже в новой, библейской трактовке. Так в «Житие св. Стефана Пермского» по этому поводу написано: «Мартъ мѣсяць – начало всѣмъ мѣсяцемъ, иже и первый наречется въ мѣсяцѣхъ… Марта бо мѣсяца начало бытiѣа – вся тварь Богомъ сотворена бысть отъ небытья въ бытье, марта же мѣсяца въ 21 (25?) день и первозданный человѣкъ, родоначальникъ Адамъ, рукою божiю созданъ бысть»[65]. Начало марта на Руси считалось началом Нового года вплоть до 1492 г., когда данный праздник был приурочен к 1 сентября. В связи с отмечавшимся выше солярным характером праздника Коляды интересно отметить, что Новгородская кормчая 1280 г. описывает его как «в 1 день марта совершаемое тържьство». Следует отметить, что традиция начинать Новый год именно с марта восходит к эпохе индоевропейской общности и ее отчетливые следы встречаются нам в календарях различных народов данной языковой семьи. Так, например, начало Нового года в иранском календаре до сих пор приходится на праздник Навруз (Науруз), соотнесенный с весенним равноденствием и отмечающийся около 21 марта. В связи с описанными выше ивановскими кострами в европейской традиции следует отметить, что и иранцы за несколько дней до наступления Навруза раскладывали на улицах огонь. Исследователи точно так же связывают этот народный обычай с традицией почитания солнца. Помимо этого праздника начала года и обновления природы особым вниманием у иранцев пользуется праздник осеннего равноденствия Михриджан (Мехрган), справляющийся около 23 сентября и посвященный богу Митре. Отмечавшееся выше представление о дневном и ночном светилах как глазах божества были соотнесены иранцами с этими праздниками, только во время которых день и ночь бывают дважды в течение года равны друг другу: «Науруз с Михриджаном – это два ока времени, как Солнце и Луна – очи неба». Подобно тому, как на Руси начало мироздание связывалось с мартом, аналогичные представления имели место и в Иране: «Что же касается толкователей из персов, то они… сделали Михриджан вестником дня воскресения и конца мира, ибо в этот день (все, что) растет, достигает предела, и вещество роста иссыхает, и животные перестают плодиться. (…) Точно так же они объявили Науруз вестником о начале мира, так как в (день Науруз) имеют место противоположные (Михриджану) обстоятельства». Традиция начинать год именно с марта существовала до календарной реформы Нумы Помпилия и у древних римлян, давших ныне общепринятое название этому месяцу в честь Марса, бывшего у них изначально не столько богом войны, сколько богом плодородия, растительности и дикой природы. Овидий приписывает счет месяцев с марта основателю Рима Ромулу, считавшемуся сыном бога войны и, в честь него, «года начало отцу кровному он посвятил». По мнению, поэта это произошло так: