Алексей Астафьев - 9+1

• Название: 9+1
• Автор: Алексей Астафьев
• Жанр: Русское современное

Но Чахлаш так просто не сдавался, он выбрал левый глаз в качестве ответчика и решил сверлить его до потери пульса. Минут через пятнадцать потерялся периферийный фон, вместе с ним исчезло время и исказилось пространство восприятия. – Что, экспериментируешь? – Да нет… – Ищешь вчерашний день? Ну чего ты мечешься, как тигр в клетке… успокойся, дружище, все должно получиться хорошо… – Как я, – говорит Чахлаш, – успокоюсь, когда ничего не понятно. Ну, скажи мне – кто я такой, чтобы успокоиться?

---

Сэидо убрался в доме. Завернул госпожу Танабэ в одеяло и отнес в жилище Танаки. Облил дом горючей смесью и поджег. Пока огонь занимался, Сэидо последовал примеру Танаки-сан. Слишком поздно, поздно, поздно… А-А-А-А-А… Наконец, боль жизни померкла и нездешняя пелена разбавила желчь потерь спертым, но не обвиняющим светом.

Сосед Кимура ухаживал за моим потухшим телом и раздавленной душой. Мою поправку запустил именно он, сказав ничем вроде бы не примечательную фразу.

– Дал весточку в центр. Жди родню, Ми.

Центр, центр,… центр… как бы трудно тебе не было – не отчаивайся… чем могу помочь… Мама, ты все знала… знала?

Братья и сестры приехали через два дня. Они молчали и не отражали ни печали, ни удивления. Школа театра добавила в их лица проницательности и ума, но едва ли изменила к лучшему сердца. Каждый плюнул в меня, не истратив при этом ни одной эмоции.

«Чем мне помочь вам?»

Бросив меня на телегу во дворе, они отправились спать. Тепло. Но жестко. Я кантовала себя, пока не свалилась выставленными локтями и ватными ногами на землю. Боль пронзила нервную систему и, пульсируя каскадами, пошла на спад. «Чем вам помочь?»

На утро Сугуру отвез меня в комнаты при монастыре. Там было с лихом, таких как я – инвалидов ума и тела. Отчаянная злоба жгучей кислотой выплескивалась из них.

«Чем я могу помочь?»

Кормили скудно. Не смотря на отравленный вкус к жизни, аппетит у большинства мучениц был неплохим. Я оставляла себе малые крохи, по очереди и справедливости распиливая и без того никудышную порцию для других. Поначалу меня считали полоумной дурой. Но уразумев некую систему в моих действиях, подкрепленных искренним желанием помочь, со стыдом на глазах покаялись. И стали называть доброй сестрицею. На радостях признания я отказалась от всей еды.

«Как я могу помочь вам?»

Ξ

…52 года жизни превратили Ми в сухую старушонку. Она неустанно твердила о смирении и о знании правильного действия. Не получая желаемого эффекта от просветительских бесед, она малость раздражалась непроходимой тупостью юродивых. Но не отчаивалась и безответно вопрошала рецепт вселенского счастья, завещанный ее яснознающей матушкой. Однажды, слушая истории несчастных сестер и сопереживая острыми сердечными иглами, Ми упала в глубокий обморок, твердя в забытьи лишь одно: «Как я могу помочь». На девятый день Ми замолчала. Кто-то поднес зеркало. Гладко. Ее уложили в поминальницу до утра.

Среди ночи душераздирающий вопль разорвал покойную удушливую тишину. Люди монастыря обеспокоились, стали шептаться и роптать. Сна более не предвещалось. После непродолжительного обряда кремации, убогие устроили мозговой штурм на предмет содержания крика. После получасовых потуг, прения остановились на следующем:

– Эй, Су, почему же ты не вышел? Мерзкий ублюдок!

Грязное ругательство, несвойственное деликатной речи Ми, расценили, как призыв сжечь мосты со своим «темным я». Дальнейший сакральный смысл, ввиду множества неизвестных, искать отказались. Но каждый, с кем Ми делила свою жизнь пополам, озадачился риторическим вопросом. Чем я могу помочь?

+1. Николай Боков

Велимир

В актовом зале детского сада «Колобок» было темно. Велимир любил темноту. Он арендовал это помещение для практических занятий со своей немногочисленной, но довольно стабильной группой. После совместной практики он часто оставался один. Заваривал крепкий кофе, садился в лотос и церемониально смаковал горячий напиток. Первый глоток. Чудесно! Вдоль окна, рядком тянулись силуэты миниатюрных стульчиков. Дети! Второй глоток. М-м-м-м! Справа у стены внушительно молчал рояль. Детство, как же ты восхитительно и мимолетно! Третий. Прекрасно! Вот дверь, ведущая к выходу наружу. А слева в груди сильнее замолотил моторчик жизни, должно быть от кофеина. В какую дверь он стучит? Куда ведет? С четвертым глотком новизна приятных ощущений вместе с желанной температурой кофе пошла на убыль. Что ж, все когда-нибудь заканчивается…

Велимир отставил чашку и понесся к недоказанным мирам медитации. Где-то на полпути он увидел старые штопаные носки, втиснутые между чугунными корявыми отсеками батареи. Он помнил эти носки с прыщавой юности. Тогда они тоже были старыми и штопанными. А появились они на свет божий 23 февраля от рукодельных усилий его мамы. То был подарок его отцу. Велику же они достались по наследству, после того как отец погиб на стройке девятиэтажного социализма по нелепой, но типичной советской халатности.

– Вот, сына, носи – память отцова будет, – сказала Вера Николаевна и положила носки поверх раскрытого ученического дневника.

Велику тогда было пятнадцать. Тот самый возраст, когда порывистое уважение к матери-одиночке вытесняет личные предпочтения, способные поранить переживательную материнскую любовь. Веля зашел к себе в комнату и засунул носки в дальний ящик шкафа. Память так память, носить же необязательно. Подростки не страдают от переохлаждения ног – их ноги сводит зимой настолько, что ломота обморозки сменяется колючим онемением. Но они никогда не думают о возможной простуде и осложнениях. Им даже в голову не приходит надеть старые штопаные носки или шапку до десяти градусов мороза. Они должны быть на высоте во внешнем облике и манерах держаться. Показаться на публике лохом в нелепой шапке или в гостях у Аленки Синицыной снять сапоги, выставив напоказ штопаную деревенщину – ну уж нет! В жизни подростка почти ничего нет, на что можно опереться, редко кто близок с родителями или свободен от мнений сверстников. Не носить зимой шапку и старые носки – это не фарс. Это точка опоры во внешнем мире. Так как во внутреннем – беспробудный кавардак.

Когда растешь без отца – приходится быть сильным. Если не сразу, то потом – в более взрослой жизни. Принято считать, что это происходит по причине раннего взросления (один ведь мужик в семье остался!). Но кто его знает? Возможно, отцы ломают сыновей несправедливой весовой категорией силы и слова, развивая тем самым комплекс неуверенности в себе. А нет отца – так и крушить характер некому. Матери такого, обычно, не умеют – не их компетенция. Вот дочурке в жизни напакостить – это запросто. А сыну – не-а.

Ну что ж, лежали, значит, носки в шкафу семь лет. Такие были времена – хочешь смейся, хочешь плачь. Берегли! Быстро развивался Велик, гнал свой ум вперед, точно спортивный велосипед, собственными усилиями прокладывая путь. Да нигде-то, а по взгорью. И вот, к двадцати двум годам Веля покорил свой первый пик – Машук и увидел много чего интересного, много чего глупого и великое множество несущественного. Вопросов к жизни, надо сказать, поубавилось. В смысле, конечно, количества. Но те, что остались – впились в мозг как гарпун в китовую плоть. И проклюнулась тогда еще одна вершина – Казбек. Но для начала нужно было спуститься с Машука. Вниз всегда быстрее, чем вверх и настолько же сложнее удержаться на ногах, да что там на ногах – удержаться бы в принципе. И потащило, закрутило Велика на родину могучих вопросов. Ай да Велик! Так и как? Так! Так что не Велик уже никакой, а Чемпион Чемпионыч, в крайнем случае – Велимир!

Выдвинул Велимир ящик, перерыл содержимое и выудил оттуда отцовские теплые шерстяные носки. Свершилось! Больше не было необходимости морозить ноги и голову.

Теперь Велимиру было сорок семь, он сидел в самой удобной позе во вселенной и никак не мог вспомнить – куда запропастились его символические, а вместе с тем ужасно материальные и от того необычайно целостные отцовские носки. Как странно? Он не терял их и не искал. Они просто выпали из поля зрения столь естественным образом, что не возникло ощущения пропажи и недостатка. Как такое вообще может быть? Носил-носил, ухаживал за ними – аккуратно стирал, подшивал, сушил и вдруг – бац и нету! Ни носок, ни памяти о них. Он одевал их даже летом в резиновые сапоги, когда отправлялся в походы и в лес за грибами и травами. Не говоря уже о колючей зиме, обманчивой весне и промозглой осени. Сколько же он их не видел? Года два? Пожалуй, не меньше. Вопрос с носками встал в правый острый угол и требовал удара в девятку. Велимир чувствовал настоятельную необходимость в скорейшем решении. Очень важно и очень срочно! Слишком ценный клубок причинно-следственных связей!

Вспомнил! В маленьком фотоальбоме, стоящем на полке «колобковского» секретера нашлось нужное документальное свидетельство. Лето, природа, местечко близ Пестово, недельный поход с палатками, на переднем плане Велимир кидающий в угли картошку, сзади – старенький пассат-универсал, а на его черной раскаленной солнцем крыше они самые. Сушатся. Поход в честь пятилетия группы радикального ЦИГУН. Вечером того же дня пришли местные нахальные увальни с деревни. Один из них попросил полтинник до среды, он же сказал, что вопрос, в общем-то, риторический. Понятное дело, сказал он это иначе, своими деревенскими словами. На что последовала разнообразная реакция учеников – кто раздражился, кто приготовился к нелепой стычке, а кто банально испугался. Велимир не стал торопить события, такая ситуация – отличный индикатор зрелости для своих птенцов. Федор Кучин, практикующий с Велимиром с первого дня, стушевался. А вот Колька Боков нет. Он подошел вплотную к деревенской мафии, улыбнулся, достал стольник и положил его в нагрудный карман.