Наталья Куракина - Записки с Марса и Венеры. Проза

• Название: Записки с Марса и Венеры. Проза
• Автор: Наталья Куракина
• Жанр: Русское современное

Лирическое повествование о молодых людях, чья юность пришлась на 80-е годы ХХ-го столетия. История о том, что случается, если не успеваешь трудиться над ошибками или исправляешь их не вовремя. Памяти школьных и студенческих друзей и учителей посвящается эта книга.

---

Спать расположились таким образом: все восемь «девятых» были в одном купе, некоторые – на третьих полках. Я с ревностью слушала смех и говор, шедший оттуда. Потом они переместились в соседнее купе и завели разговор о государственной и личной собственности, подсмеиваясь друг над другом. Я долго не могла уснуть и, просыпаясь ночью, всё время слышала его голос.

Двадцатое марта.

Утром, как назло, закрыли туалет и пришлось идти умываться с той стороны, где было их купе. Я, с трудом переборов себя, пошла умываться. Все они сидели в одном купе, в проходе. Тут был и Кулижский, тут были все. Я старалась не смотреть на них.

К туалету в тамбур вышла Нина. Она сказала, что невозможно было спать, они всю ночь просидели в их купе. Про Пашу она сказала, что он «час поспит – опять придёт поболтать, потом опять час поспит». Да, вечером носили чай, и я слышала, как он говорил: «Нам три стакана, пожалуйста.»

Потом я всё выглядывала в проход, видела его, встречалась с ним глазами. Будто какой-то магнит находился в той стороне. Потом я ушла в купе к семиклашкам. Мы просмеялись и проболтали всё оставшееся время. В конце пути пришёл Кулижский с мальчишками и, сделав умное лицо, спросил нас насчёт собственности о семечках – мы грызли семечки. Потом он добавил, что вот они всё время смеются, а от нас не слышно никакого смеха. Михайлова что-то ответила ему, и они ушли.

Приехав в Москву, мы вышли на перрон. Руководители о чём-то совещались. Потом все стояли в помещении Казанского вокзала, взрослые уходили куда-то.

Я всё следила за ним. Он был то со своими мальчишками, то с девчонками, а чаще – со всеми сразу. И вот нас повели к автобусу, в котором нас должны были отвезти в гостиницу

«Турист». Я была рада без памяти. Мы с Ниной стояли вместе, а слева оказался Паша. Он говорил о чём-то повседневном, а я удивлялась, что он вообще КАК ВСЕ – ест, как все, спит на верхних полках в поезде… Я предпринимала всякие телодвижения – то стояла, задрав голову с умным видом, рассматривала часы на Казанском вокзале, поворачивалась к нему в профиль… Нас везли в гостиницу мимо ВГИКа, я смотрела на Москву и болтала с Бурлаковой, с которой сидела. Заметила. Что на Паше вместо куртки – полупальто, он даже поднял воротник, и я подумала, что он поменялся с кем-то.

Ужинали мы в ресторане. Шикарно. Я сидела с Ниной, Ларой Гаврильчук, Касаркиным, Киношем и Лисовским. Было очень неловко есть при всех – как всегда, – к тому же, впереди за столом, почти напротив, сидел ОН.

Нас разместили в корпусе 5.Наша с Ниной комната была на втором этаже, мамина на четвёртом, по соседству с Пашей, а семиклашки оказались на третьем. Мы были ужасно всем довольны.

После ужина в метро поехали на Красную площадь. Бежали в бешеном темпе, и мне это очень нравилось. Долго плутали, больше часа, потом приехали в ГУМ. Все разбрелись, условились встретиться в девять вечера, чтобы посмотреть на вечерний Кремль и смену караула у мавзолея. Но дело было в том, что К. и мальчишки потерялись в метро. Но потом в ГУМ они всё же попали, а К. назначила ем встречу возле входа в половине девятого. Сначала Нина ходила с нами – то есть, со мной, мамой, Киношем и моей сестрой. Мы просто летали по ГУМу от одной секции к другой. Потом увидели К. – она стояла за лифчиками. От неё и узнали, что она сказала мальчишкам собираться в восемь тридцать у входа. Оставив Нину, – она пожелала бегать с Ткачёвой, мы полетели дальше., купили пластинки Высоцкого (!), повертелись ещё и остановились пить воду на первом этаже. Тут подошли мальчики. Кулижский сказал: «Людмила Николаевна, а что, если мы купим бутылку шампанского и поедем отмечать мой день рождения?»

Мама: «Мальчишки, да вы что, с ума сошли? Ни в коем случае!»

Мы стояли в очереди за водой. Я походила вокруг да около, в буквальном смысле, девчонки были рядом. Тут я увидела Пашу. Он тоже что-то сказал маме, и я решила ввернуть слово. Я сказала: «Ну и ну, совсем уже…»

Паша круто повернулся ко мне и спросил: «А что? Что такое? В чем дело?»

Я: «Будто не знаешь. Это с восьмого-то класса употреблять спиртные напитки!»

Он: «Какие именно?»

Я: «Ты же знаешь прекрасно.»

Он: «Нет. А какие?»

Я: «Ты же слышал, что сказал Кулижский».

Он прямо наступал на меня, подходя близко и заглядывая в лицо. Я отступала – делала то шаг вбок, то назад, а он шёл вместе со мной, подойдя вплотную. Просто танец. Я не смотрела на него, я глядела перед собой какими-то остановившимися совиными глазами и несла какую-то чушь, ругая себя мысленно за то, что вообще начала разговор.

Собственно, говорила я не ему, но рассчитывая на него, на то, что он услышит. Вот и рассчитала… В конце концов я сказала: «Шампанское». А сама подумала – спиртное.

И пожалела, что сказала.

Он ответил: «И всё? Ой, не смешите меня!»

Я попыталась ответить нечто вроде «Ничего себе – и всё!» и тут же подумала, что в его глазах предстала какой-то идиоткой с дурацкими взглядами. Я была повергнута. С гадким настроением вышла на улицу. Мальчишкам жутко хотелось ехать в гостиницу. Они сказали, что у Климова болит горло, да и Паша заболел. Всё это выглядело как-то неправдоподобно – я поделилась с Ниной своими догадками. «Девятые» уехали, а мы все смотрели смену караула. Я любовалась вечерним Кремлём. Меня поразила эта красота, увиденная воочию, а не по телевизору.

Чувство симпатии, простой человеческой симпатии закралось у меня к Кинашу. Такой славный мальчишка! Спокойный, выдержанный, и уж точно не любитель шампанского.

Когда ехали в метро обратно в гостиницу, Нина сказала, что пойдёт на день рождения к Кулижскому. Я спросила: «А тебя приглашали?»

«Павлик сказал чтобы приходили все», – ответила Нина.

«А тебе лично это говорили?»

Я спросила семиклашек, приглашали ли их. Ответ был отрицательным. Нине я сказала, что ни за какие коврижки туда не пойду, даже вместе с ней, потому что не разделяю взглядов этой компании, и от моих убеждений меня никто не заставит отказаться. Во всяком случае, Нине я рассказала о разговоре с Пашей, который произошёл в ГУМе.

Мы приехали в гостиницу. Не помню, зачем, но мы поднимались в номер 420, встретили одну из их одноклассниц, которая прогуливалась по коридору в завязанной на животе рубашке. Я мимоходом слегка ткнула пальцем в узел, завязанный на её животе…

В четыреста двадцатой жили наши руководители. В четыреста девятнадцатой жили «девятые».

Мы с Ниной шли по коридору, когда в четыреста девятнадцатой я услышала возню. Открылась дверь. На пороге стоял ОН, без пиджака, в своих синих брюках, на полусогнутых ногах, чуть ссутулившись, в рубашке неопределённого цвета, с чуть взлохмаченными кудрями. Он стоял в дверном проёме, и я секунду любовалась им, и тут же услышала его вопрос: «Где Людмила Николаевна?» Обращался он явно к Нине, она оказалась ближе к нему, а я, как всегда, плелась в хвосте. Нина пожала плечами, а я сказала —«Пойди и спроси вон в том номере». Он вышел, постучал в соседний номер, оттуда вышла мама и они стали разговаривать о вечернем так называемом обходе, его, по всей видимости, интересовало, в котором часу намечается отбой.

Потом он проковылял в свою комнату, а по дороге сказал Нине, что был в баре, и что там «ничего нет». Всё это лихорадочно неслось перед глазами. Вдруг он сказал «Подождите, я сейчас!», метнулся в свой номер и, нелепо скособочившись, на ходу набрасывая пиджак, спеша тайно организовать намеченное и сделать это побыстрее, оглянулся по сторонам, буквально подпрыгивая на ходу, и выбежал в коридор. Господи, как нелепо он выглядел!

И его засосала эта среда! И он ничем не отличается от остальных! А я думала, что он не такой, как все, он лучше всех! И никакой симпатии уже не было к нему, второпях набрасывающему на себя пиджак в дверном проёме, пугливо озирающемуся по сторонам,

Он спросил, какой номер нашего телефона. Спрашивал это два раза, и я сказала, что не знаю, хотя, по всей вероятности, он обращался к Нине, потому что смотрел на неё.

Втроём мы прошли коридор и стали спускаться по лестнице, и он без умолку говорил что-то, адресуя вопросы Нине. Я хотела сказать ему – «а приглашаются все желающие?» и всё выбирала момент. И вот такой момент выдался и, стоя наверху лестницы, а он на две ступеньки ниже, – вернее, сначала он был рядом, а потом стал спускаться, – я сказала:

«Павлик, а приглашаются все желающие?» Он переспросил. Я повторила вопрос, не совсем отдавая себе отчёт в том, действительно ли хочу знать на него ответ, думая в тот миг только о том, что вот он стоит рядом со мной, тот, которого я люблю чуть ли не больше всех людей на свете, с кем говорю сейчас…

Я ни в каком сне не могла увидеть, что через пару лет услышу от него строки его собственного стихотворения «Я – человек, а не образ святой»