Леонид Канашин - Лейтенант Копылов. Армейский роман

• Название: Лейтенант Копылов. Армейский роман
• Автор: Леонид Канашин
• Жанр: Русское современное

«Лейтенант Копылов» – несомненно, самый правдивый роман о службе и жизни молодых армейских офицеров. Несмотря на драматизм многих описываемых событий, книга наполнена добрым юмором и глубокой авторской самоиронией. Вместе с героями книги читатель будет огорчаться и радоваться, попадать впросак и выбираться из, казалось бы, самых безнадежных ситуаций. И вот вопрос – удастся ли главному герою, пройдя через все испытания, сохранить юношескую чистоту и верность идеалам дружбы и добра?

---

Командир взвода подземных укрытий лейтенант Степанчиков, небольшого роста, полноватый, с доброй улыбкой на округлом лице, всегда находился в прекрасном расположении духа. До увольнения в запас ему оставалось всего несколько месяцев. В идеально чистом и ладно подогнанном к его полноте мундире он исправно, по часам, приходил на службу и также точно, по часам, покидал расположение части. И к офицерам-сослуживцам, и к солдатам Степанчиков обращался только на «вы», что среди обычно-привычных ругани и мата выглядело комично. Подчиненные Степанчикову солдаты, если рядом не было командира роты, откровенно игнорировали приказы своего взводного, что последнего не особо волновало. «Сельская интеллигенция, пиджак!» – презрительно отзывался о нем Жеребцов.

Большинство офицеров батальона относились не только к Степанчикову, но и к нам, начинающим офицерам-двухгодичникам, с плохо скрываемым пренебрежением и насмешкой. Да что там офицеры, даже некоторые солдаты из числа старослужащих делали попытки построить отношения с нами по схеме: вы, хоть и лейтенанты, но все равно молодые салаги, а мы – уважаемые «деды Советской армии».

Как-то раз Жеребцов в рамках ненавязчивого воспитания во мне любви к технике, поручил мне сходить в соседний артиллерийский полк и принести оттуда ротор. Ротор ему обещал там один знакомый капитан. Я постеснялся спросить командира роты – что это за ротор такой; ну, думаю, раз уж он там договорился, то дадут то, что надо. А сам прикидываю, что же это такое? Вспоминаю из школьной программы: статор, ротор, турбины, гидроэлектростанции, Братская ГЭС… В общем, решаю, надо брать с собой солдат побольше, чтобы его, этот ротор, дотащить. Хватит ли отделения – семь человек? Ладно, если не хватит – вызову на подмогу еще одно… На всю жизнь я запомнил взгляд обалдевшего капитана-артиллериста, которым он окинул меня и моих бравых солдат, когда мы подошли к нему строем, и я доложил, что мы прибыли от Жеребцова, чтобы забрать ротор.

– Вы что, совсем уже там ох..ли в своем саперном батальоне?! – только и промолвил он, доставая из нагрудного кармана маленькую пластмассовую детальку и вручая ее мне…

Когда мы вернулись в расположение батальона, Жеребцов заметил необычную веселость моих солдат, и мне пришлось все ему рассказать. Он долго ржал, а затем сказал солдатам строго:

– Никому об этом не трепаться! Не хватало еще, чтобы над нами в других ротах смеялись!

***

А вот Андрею Веселовскому с ротным не повезло. Командир дорожной роты старший лейтенант Попов считал себя исключительно талантливым офицером и не сомневался в своей будущей блестящей карьере. К своим сослуживцам он относился как к массовке на съемках фильма про его замечательную жизнь. У Попова была этакая суперменская манера поведения: стальной взгляд исподлобья, резкость в движениях, категоричность в высказываниях. Он приходил в бешенство, если его приказы исполнялись не так быстро, как ему хотелось. При этом он не желал слушать никаких объяснений и пачками раздавал подчиненным взыскания. Попов хотел непременно сделать свою роту образцово-показательной, лучшей не только в батальоне, но во всем Забайкальском округе, и раздражался из-за того, что ему, такому прекрасному командиру, достались в подчинение такие бестолковые офицеры и солдаты…

Однажды Андрей пришел со службы, едва волоча ноги, потный и грязный, как никогда прежде. Он рухнул на кровать и сказал, немного отдышавшись:

– Этот придурок Попов уже всех задолбал! Представь, сегодня он устроил роте бег в противогазах! Мы, как идиоты, бегали в противогазах по степи вокруг поселка, а он, сволочь такая, ехал за нами в машине и еще подгонял! Я чуть не сдох!.. Хорошо хоть мне на втором круге солдаты подсказали спичку в клапан вставить. Оказывается, вся рота бежала со спичками в клапанах, один я задыхался!..

Старшего лейтенанта Попова не любили солдаты, за его спиной над ним смеялись офицеры-сослуживцы, да и командование батальона было не в восторге от такого дерганого командира роты, помешавшегося на карьере. В армии самый верный способ избавиться от неудобного офицера – это порекомендовать его вышестоящему командованию, как одного из лучших, на повышение. Вследствие этого, бывало, что не только самолюбивые карьеристы, но и откровенные лоботрясы продвигались по службе быстрее офицеров-тружеников. В случае с Поповым все ждали, когда же он, наконец, поступит в Военную академию. Ему давали прекрасные рекомендации, выделяли время для подготовки к экзаменам, но он проваливался из года в год. В батальоне ходил анекдот. Будто бы возвращается в очередной раз Попов из Москвы, и комбат его спрашивает: «Ну, ты хоть что-нибудь сдал?». Попов отвечает: «Больше сдал, чем не сдал – мочу сдал, кровь сдал, кал сдал… только лишь физику и математику не сдал!».

***

Наша служба в этот период сводилась к трем основным занятиям: к работе в парке по ремонту и обслуживанию техники, к дежурству в нарядах и к занятиям с личным составом в учебных классах. По причине острой аллергии на военную технику работа в парке меньше всего мне нравилась. Суровая забайкальская зима уже полностью вступила в свои права. Приведя своих солдат после утреннего развода в парк, я некоторое время топтался около них на пронизывающем ветру, наблюдая, как они что-то там делают в непонятных мне оледенелых машинах, а потом пятился по-тихому на КПП парка, где в теплой комнате дежурного офицера можно было отогреться, и куда постепенно стягивались все младшие офицеры батальона.

В густой завесе табачного дыма порой только по голосу можно было узнать офицера, стоящего у противоположной стены. Даже самая незамысловатая шутка и самый примитивный нижепоясовой анекдот принимались здесь «на ура» и отмечались взрывами молодого здорового смеха. Этот «перекур» мог продолжаться до самого обеда, если раньше веселую офицерскую компанию не спугивал комбат или кто-нибудь из его заместителей, обнаруживших, что парк, где в это время по расписанию должен работать весь личный состав батальона, вообще пуст, так как безнадзорные солдаты тоже норовили в такую пору рассредоточиться по теплым местам – кочегаркам, сушилкам и каптеркам.

Командиром нашего батальона был майор Коблов, недавно закончивший военную академию и прибывший в часть всего месяца за два до нас. Говорили, что у него есть «мохнатая рука» в штабе округа, и что он долго в батальоне не задержится, а скоро пойдет на повышение. Это был высоченный, атлетически сложенный, слегка грузноватый мужчина под сорок с постоянным постно-брезгливым выражением на бульдожьем лице. Предыдущий комбат уволился из рядов Вооруженных сил по выслуге лет еще до приезда в часть Коблова, и в этот промежуток обязанности командира исполнял замполит майор Оксенчук. Замполит, похоже, вошел во вкус командования и еще какое-то время после прибытия нового комбата вел себя так, словно именно он в батальоне настоящий командир. Коблов, казалось, относился к этому спокойно, но однажды он при всех так грубо поставил замполита на место, что все поняли: двоевластие закончилось. Оксенчук после этого сразу ушел в тень и стал тихо делать свою обычную работу: руководить политзанятиями, организовывать наглядную агитацию и солдатскую самодеятельность. Ходили слухи, что у замполита в каждой роте, как среди солдат, так и среди офицеров, есть тайные осведомители, и что он регулярно пишет в политотдел дивизии донесения о настроениях среди военнослужащих батальона.

Командир части из-за своего пристрастия к уставной форме одежды получил среди солдат прозвище «Шинель». Вообще-то, уставная зимняя форма одежды – шинель и сапоги – мало подходит к забайкальским условиям. Ни шинель, ни сапоги не спасают здесь от мороза. Все офицеры гарнизона, за исключением тех, служба которых проходила в теплых штабных помещениях, одевались зимой в ватные бушлаты и в громоздкие, ватные же, штаны. Счастливчики, близкие к тыловой службе, носили зимние танковые комбинезоны на меху. Самая популярная обувь – серые армейские валенки. В ватных куртках ходили и солдаты, хотя им так полагалось одеваться только во время ремонта техники. Ротные командиры смотрели на это сквозь пальцы, комбат же этого нарушения воинского порядка не выносил. Выявив на территории вверенной ему части бойца в телогрейке, он подзывал его к себе, брал за грудки и, тряся солдатика, шипел сквозь зубы: «Где твоя шинель, мать твою?!».

Вскоре у комбата появилось новое прозвище, так и оставшееся за ним до конца нашей службы – «Боксер». Оказалось, что комбат в молодые годы успешно занимался боксом, что не все навыки им утрачены, и что он кое-что может и теперь: застанет где-нибудь в каптерке или в сушилке одинокого солдата – и по морде его, сонного, по морде, чтобы неповадно было спать, когда другие находятся на занятиях или в парке! Я сначала не очень в эти рассказы верил, но однажды на офицерском собрании Коблов заявил, что каждый офицер обязан добиться среди своих подчиненных абсолютного авторитета, и сопроводил эти слова поднятием вверх своего огромного кулака, чтобы ни у кого не оставалось сомнений в том, что конкретно он имеет в виду…