Вероника Ткачёва - Лобстер и картошка в мундире

• Название: Лобстер и картошка в мундире
• Автор: Вероника Ткачёва
• Жанр: Русское современное

«Лобстер и картошка в мундире» собрала под своей обложкой лучшие публикации автора в Facebook за последние несколько лет: смешные случаи из жизни, рассказы, сказки… Книга пронизана теплом, светом и юмором. В. Ткачёва – автор книг для детей и взрослых, некоторые из них месяцами держатся в десятке бестселлеров на Amazon и Bookmate, а её «7 женских историй» изданы к 60-летию Союза писателей России в серии «Лучший автор – 2015».

---

Я ищу человеческого общения. Не трындежа в социальных сетях. Не болтовни за чашечкой кофе в модном или не модном  – неважно – людном кафе. Я помню, как было у моих родителей. Посиделки на кухне до утра. Чай. Может, вино. Споры о чём-то. Разговор по душам. Ведь было. И не только у них. У всей страны было. Где это теперь? Куда делось?

Куда делась вся эта роскошь? Роскошь простых вещей.

Сейчас готовила пирог…

Сейчас готовила пирог.

И первый раз в жизни мне попались яйца с двойным желтком. Причём два подряд. Я сначала глазам не поверила – даже пересчитала скорлупки. Нет, всё правильно – второе яйцо разбила, а в миске три желтка. А потом и следующее такое же.

Нет, не надо мне говорить, что такие яйца существуют в природе. И что это никакое не чудо. Я знаю.

Но чтобы лично мне – первый раз. Да ещё купленные в магазине. Да ещё два подряд.

Не переубеждайте меня. Я точно знаю, что это к счастью!

Семья 1, семья 2…

Сейчас смотрела фильм про детский дом, которого уже нет. Его расформировали, потому что у нашего правительства появилась такая очередная идея (так и хочется написать «безумная») – укрупнять всё, что можно, а чаще – что нельзя: детские сады, школы, детские дома… Такие делать… фабрики – детские учреждения (как фабрики-кухни): так же полусъедобно для детских душ получается, да и для взрослых тоже. Душ, я имею в виду. Конечно, для тех, у кого она есть. Душа.

Так вот, смотрела и плакала. Детский дом был почти семейный – всего 23 ребенка в нём жили. Жили – не тужили. Все друг друга знали. Группы так и назывались: семьи. Семья-1, семья-2… «Ты где?» – «Я в семье-2»… И всё, расформировали его. Детский дом этот, почти семейный. Так люди, которые там работали, разобрали детей по своим семьям. Не всех, конечно. А сколько смогли. И каждый при этом уже имел своих детей, причём нескольких. И каждый взял либо стольких же, либо больше. У одной женщины вообще четверо детей было, так она ещё пятерых взяла…

И как же тяжко (наверное, до сих пор… наверное, навсегда) тем детям, которых не взяли, а отправили в другой детский дом – чужой, большой, укрупнённый, как полагается!.. Они вторично лишились семьи. Пусть под номером. Но  – семьи.

И моё бесконечное уважение и сердечная благодарность работникам бывшего «семейного» детского дома за то, что взяли в свои семьи детишек. Столько, сколько смогли. А может, и больше…

Одного такого человека спросили:

– Трудно любить чужих детей?

Он молчал несколько секунд в камеру. Недоумевал. А потом сказал:

– Взяли детей. И полюбили детей. Взяли. И полюбили. Что тут? Такие же дети.

Не в смысле «взяли и заставили себя полюбить их», а взяли в семью и любят.

Суконный язык юристов

Тут прочитала статью про юристов и их суконно-крючкотворный язык.

Что самое забавное (для меня)  – примеры, приведённые в ней, моим сознанием воспринимаются легко и не суконно. Я с удивлением поняла, что ПОНИМАЮ (простите за тавтологию, видимо, проснулось во мне что-то), в чём там дело-то, в выдержках из законов. И почему именно так сформулировано.

Например, «исполнительный лист принимается к исполнению». А нельзя иначе! Исполнительный лист – он и есть исполнительный. И как-то ещё его назвать невозможно в законе, где каждая буква, можно сказать, трактуется и толкуется. И толковаться она должна однозначно. И лист этот принимается именно к исполнению. И другое слово употребить нельзя, потому что это будет уже другая процедура…

Завелась я что-то.

Да-а-а-а, юр. образование бесследно для психики не проходит.

Я ничего не теряю

Вот мама моя – великий педагог. Правда, без образования. Вернее, образование-то у неё как раз есть. Хоть, можно сказать, она у меня без профессии осталась. Потому что образование у неё инженерное, что в Союзе указывало на совершенно неопределённую профессию. И к педагогике оно тоже не имеет никакого отношения. Тем не менее моя мама – великий педагог. Видимо, это у неё врождённое.

Мама на всю жизнь научила меня ничего не терять. Ни ключи, ни шапки, ни перчатки, ни зонты, ни, упаси бог, документы.

Если я и теряю что-то, ключи, например, или те же документы, то только на территории квартиры.

Могу положить их в надёжное место. И  – забыть.

Нахождение этого надёжного места я могу забыть. Потом ищу. Иногда долго.

Но я спокойна – потому что вещь-то дома. Она не потеряна. И даже не забыта, поскольку я о ней помню и периодически лихорадочно ищу.

«А может, я в ту коробочку с цветочками ключи положила, которая у меня на полочке в письменном столе за шкатулочкой стоит? – вдруг среди ночи осеняет меня. – Точно! Где ж ещё? Уже всё обсмотрела. И там смотрела. Но, наверное, невнимательно. Потому и не заметила. Точно! Там!» – лежу и думаю я до утра.

(Нет чтобы встать и посмотреть, успокоиться уже и спать дальше. Нет, надо верить, что заснёшь. А утром посмотришь. А ключи – там. Но мысли спать не дают. Ты их всё думаешь. И думаешь. И думаешь. И всё равно не спишь. Но и встать – это ж свет включать, это ж резь в глазах, это ж совсем сон разгонит…)

И так до утра.

А утром первым делом к коробочке с цветочками – нырк! Нет. Не там.

И роешь надёжные места всё утро по кругу, начиная со шкатулочки… И в такое утро точно опоздаешь. Проверено.

Но потом всегда находишь потерянное. Не в то утро. И не в другое. А может, вообще – вечером. А может, уже и не нужно. Может, уже дубликат с мужниных ключей давно сделан. Но рано или поздно – находишь. И всё-таки всегда приятно – не потеряла! Даже если и поздно нашла… И всё благодаря маме!

А вот теперь надо зайти издалека.

Как я уже говорила, мама моя осталась без профессии, хоть и с образованием. А папа был с профессией, а потом и образование соответствующее получил. Такое же, как у мамы – инженерное. Парадокс. Ну и что же… Папа почти с рождения всё мог починить. Он и сейчас может. То есть профессия его была предрешена, можно сказать, тоже с рождения. А мама в техническом – ну ни бум-бум. Никак. Совсем. Даже я, трижды гуманитарий (загибаем пальцы: юридическое, психологическое и журналистика) – больше в технике понимаю, чем моя инженерная мама.

Но, несмотря на это, образование у моих родителей тождественное, они даже один институт закончили. Правда, в НИИ разных работали, но по командировкам мотались одинаково. Весь Союз объехали. Что-то там всё в других городах инженерили.

И вот однажды моим родителям выпало уехать вместе. А я в четвертом классе училась. Не то чтобы маленькая, но и оставить одну на неделю как-то рано ещё. Бабушка должна была приехать, чтобы за мной присматривать. Аккурат после уроков. А перед этим я дважды потеряла ключи от квартиры. И вот теперь мне отдали последний дубликат. Больше ни у кого, кроме мамы и меня, ключей не было: ни у бабушки, ни у соседей, ни даже у папы. Уезжая, мама расписала мне всю обстановку и припечатала строгим голосом:

– Не потеряй ключ!

– Ага, – сказала я и пошла в школу.

Прихожу после школы. Весёлая такая. Как сейчас помню.

Бабушка на лавочке сидит уже. Меня ждёт. С ключом. В смысле, бабушка без ключа. Ей сказали, что я с ключом буду.

Ну, доставай, говорит.

Я ищу ключ. Везде.

В карманах – нет. В портфеле – нет. Идём по следу моему к школе – может, думаем, по дороге потеряла? По следу – тоже нет. И в школе нигде, естественно, нет.

Тут опять придётся сделать отступление. Жили мы на втором этаже. И папа мой, дай Бог ему здоровья, всегда был и остается большим фанатом свежего воздуха. Окно в родительской спальне не закрывается никогда. Даже в двадцатиградусный мороз. И тут тоже осталось – уехали родители одновременно, окно никто закрыть не успел.

А раньше у подъезда всегда стояли лавочки, на которых бабки бдили. Тоже – всегда. (Вот куда теперь делись эти лавочки, непонятно мне? Кому мешали эти лавочки? Да и бабки тоже?.. Ну да ладно…) Но бабки выходили к вечеру, а из школы я возвращалась к обеду. Поэтому сгонять с лавочки никого не пришлось. Попросили мальчишек. Они поставили лавочки одну на другую, влезли по ним, как по лестнице, в открытое окно. И отперли нам дверь.

До приезда родителей мы с бабушкой выходили из дома строго по очереди. Ключ-то был единственный. Который я потеряла. И теперь даже дубликат сделать не с чего было.

Приехала мама.

Бабушка скупо рассказала.

Такой злой я маму, наверное, больше никогда не видела.

Она не кричала. Не ругалась. Ни-ни пальцем или там ремнём. Не-е-е-ет.

Первым делом мама сделала дубликаты. Для меня. Для папы. Для бабушки. Для двух квартир соседей.

Перед тем как выдать мне ключ, мама достала коробку с рукоделием, нашла там самую красную, самую широкую, самую атласную ленту, вдела её в головку ключа и собственноручно повесила мне всё это на шею. При этом сказала:

– Будешь носить теперь так. Как малышня. Раз смотреть за своими вещами не научилась.