Ольга Ожгибесова - Сага о маленьких радостях. Записки заядлого собачника

• Название: Сага о маленьких радостях. Записки заядлого собачника
• Автор: Ольга Ожгибесова
• Жанр: Русское современное

Эта книга посвящена животным – в первую очередь, пуделям, которые на протяжении долгих лет дарили любовь своим хозяевам.

---

Зато эта собака была воплощением доброты. Идеальный характер! Я не помню, чтобы она что-нибудь сгрызла. Я не помню, чтобы она хоть раз зарычала. У нас был «трюк»: я поднимала ей губы, обнажая челюсти, и говорила: «Бери сердится!». Она вообще никогда не лаяла! Только по команде «Голос!».

К сожалению, жизнь ее была недолгой и драматичной. Тогда собак не вакцинировали в 2 месяца, как сейчас, да и сама вакцина была не идеальной – даже после прививки собака спокойно могла заболеть чумой (это был бич! – как сейчас клещи или энтерит), разница состояла в том, что привитая собака имела больший шанс выжить, чем не привитая.

Бери заболела, когда ей было месяцев восемь. Надо отдать должное моей маме – она таскала ее на уколы, лечила, как умела, и все-таки вытащила. Но ненадолго. Чума дала осложнение на ЦНС. Сначала Бери подволакивала лапу – помню, как мама делала ей горячие ванны с хвойным экстрактом, и бедная собака без звука лежала в воде столько, сколько полагалось. Про уколы и лекарства я уже и не говорю… Но примерно год спустя у нее начались эпилептические припадки. Это было страшно! Сначала раз в месяц, потом раз в две – три недели, потом еженедельно. Потом ее стало бить практически каждый день… Летом я уехала в пионерский лагерь, – родители воспользовались моим отсутствием и прекратили ее мучения…

Когда деревья были большими

Жить без собаки я уже не могла. Поэтому со слезами уговорила родителей разыскать клуб декоративного собаководства, который тогда только-только отделился от служебного и ютился на правах пасынка то в каком-то ДК, то в ЖЭУ, то где-то еще. Помню, как зимой, по темноте, мы с мамой ходили по дворам, и прохожие в удивлении шарахались, когда мама задавала им вопросы о каком-то собачьем клубе. И нашли-таки! И записались на щенка малого черного пуделя.

О, эта запись! Сейчас заводчики могут о таком только мечтать. На дворе стоял 74-й или 75-й год. Очередь на пуделей составляла… Я даже не скажу – сколько, но нас сразу предупредили, что ждать щенка придется не менее 2-х лет. Я была согласна и на это! Но время шло, и энтузиазм моих родителей угасал. В общем, по истечении названного срока шансов получить щенка у меня оставалось все меньше и меньше. Спас случай.

Близкие родственники жили в Набережных Челнах – строили КАМАЗ. Там пуделей, как, впрочем, и других породистых собак, не было и в помине, и они попросили моих родителей приобрести им щенка в Свердловске. И когда пришла заветная открытка (кто помнит теперь, что тогда рассылали открытки с сообщением о том, что подошла ваша очередь на собаку, – как на подписное издание?!) отец поехал и купил щенка. Но не мне, а моей двоюродной сестре!

Я тогда училась в десятом классе. Зима 1978 года, середина февраля. Помню, вечером пришла из школы, открыла дверь, и навстречу мне выкатилось черное лохматое чудо! Я закричала так, что щенок шарахнулся в сторону, упала на колени, схватила его в охапку и сказала, что никому не отдам. А когда увидели, что в родословной в графе «дата рождения» стоит 21 декабря – мой день рождения, стало ясно, что эта собака может быть только моей!

В общем, родители обещали оставить мне щенка, если в клубе выделят второго – для родственников. Не помню, что я говорила руководителям клуба, как убеждала, наверное, плакала, но они пошли мне навстречу и выделили вне очереди второго щенка, который благополучно уехал в Набережные Челны. А у меня появилась Груня – Аграфена, Агриппина Дормидонтовна, лучшая собака в мире!

Лучшей она была, конечно, для меня, а с точки зрения экстерьера – вполне средненькая собака. Мне даже предлагали отправить к родственникам именно ее, а себе оставить ту, вторую, у которой родители имели класс «Элита». Но я уже не могла отказаться от Груньки.

Отцом ее был привозной москвич по кличке Грей. С ним тогда перевязали чуть не всех свердловских сук – считалось, что московские собаки на порядок лучше, чем в провинции, поэтому стоило появиться заезжему столичному кавалеру, как к нему тут же выстраивалась очередь невест. Впрочем, породы Грей не улучшил – щенков давал растянутых и, в большинстве своем, прямоногих. Мать – не помню. Зато в дедах присутствовал Блекки-Блям, пудель известного писателя Бориса Рябинина. Мы, свердловские и не только собачники семидесятых, выросли на его книжках. «Твои верные друзья», «Друг, воспитанный тобой», «Советы собаковода»… Это сейчас «собачья» литература лежит во всех книжных магазинах, а тогда, в 70-е года ХХ столетия, она была на вес золота. Тем более что Борис Рябинин, собаковод со стажем, рассказывал о своем собственном опыте.

С «дедушкой» нам довелось как-то случайно столкнуться на трамвайной остановке – это была единственная встреча и с собакой, и с писателем.

Ой, про Груньку, прожившую у нас 13 лет, я могла бы рассказывать бесконечно! Любимейшая собака, о которой мы вспоминаем до сих пор! Умница! Мудрая… Преданная…

С ней мы начали ходить на мои первые выставки. Выставки тогда проводились только летом и только в парке им. Маяковского, на какой-то поляне. И никаких клещей мы не боялись – даже не подозревали об их существовании! Пуделей, как ни странно, приходила чертова туча! Сегодняшние организаторы могут о таком количестве только мечтать. В нашем классе, к примеру, выставлялось порядка двадцати собак. И стоило это удовольствие всего-навсего пять рублей.

О качестве пуделей, их подготовке и внешнем виде я, конечно, помолчу. Стригли, как умели, чесали тоже. Мне, к примеру, руководители секции говорили так: после мытья сушить надо с феном. При этом как именно сушить – никто не объяснял. Ну и… не стреляйте в пианиста, он играет, как умеет.

А шерсти у Груньки было море! Чесали обыкновенной расческой, мыли обыкновенным мылом… Какие там шампуни! Какие бальзамы, от которых сегодня ломятся полки зоомагазинов, – для длинношерстных собак, для короткошерстных… В нищем Свердловске, да и в Москве эпохи застоя ничего этого не было и в помине! Собаку водили в обыкновенном кожаном ошейнике и не страдали оттого, что шерсть вытиралась, потому что она просто не вытиралась!

Да, в детстве и деревья были выше, и трава зеленее… С точки зрения экстерьера Груня, конечно, была ниже среднего – морда кирпичом, глаза круглые, задние ноги прямые. Но на выставки мы все же ходили. Насчет ног я как-то сразу смекнула, что надо изобразить ей «штаны». И поскольку шерсть позволяла, то изобразила: выстригала колено. Бегать лучше она от этого, конечно, не стала, но экспертиза тогда была – нынешней не чета. Никто собачку особо не щупал – ну, есть коленочка и есть, и замечательно.

Помню, поехала на выставку в соседний Первоуральск. Эксперт поставил Груньке «оч. хор.» и спрашивает меня: а что она у вас в Свердловске получала? Мне бы соврать, да я была девушка честная, призналась, что «оч. хор». Эксперт вздохнул с облегчением… Мол, не промахнулся, не ударил в грязь лицом.

В детстве я мечтала стать дрессировщиком в цирке. Вместо этого поступила в университет. Нереализованность «мечт» отозвалась на Груньке: я ее дрессировала и выступала перед друзьями и родственниками. Грунькино выступление входило в обязательную программу всех праздников и посиделок. Она умела считать, танцевать, прыгать, кувыркаться, делать «Пух!» – то есть умирать по команде, ну и многое, многое другое. И это всегда вызывало бурю восторга.

А еще она умела закрывать за собой дверь. Это выглядело так: сижу я в своей комнате, входит Груня, – дверь, естественно, открывается. Говорю ей: Груня, закрой! Она идет, мордой отпихивает дверь от стены, потом встает на нее передними лапами, и под ее тяжестью дверь закрывается. Если прикрывалась неплотно, я говорила: хорошо закрой! Грунька возвращалась, снова поднималась на задние лапы и передними прижимала дверь. Ни одна моя нынешняя собака на такое неспособна! (Хм, надо попробовать…) А если учесть, что я приучила ее делать это за семечки, которые она обожала… Подружки визжали от восторга!

Начала вспоминать, – и в памяти всплывают какие-то мелкие подробности, о которых, казалось бы, давно и напрочь забыла. Ну, вот, к примеру, то, что в мое отсутствие спать Груня любила на кровати. При этом обязательно подгребала под себя покрывало, одеяло, мастерила уютное гнездышко и устраивалась сверху. Хотя по ночам, насколько я помню, в постели со мной не спала.

А еще, состарившись, она храпела во сне. Вечерами я смотрела телевизор, сидя в кресле-качалке. Груня забиралась ко мне на колени, удобно устраивалась, засыпала и… Храп стоял на всю комнату.

Груньку обожала моя бабушка, которая жила с нами. Она могла не покормить внучку, вернувшуюся из школы, но забыть про Груню – нет, это было невозможно! А еще она брала ее с собой на улицу – посидеть на скамейке. Одной скучно – других старух в подъезде не было, а с собакой – в самый раз. Что удивительно – гуляла Груня всегда без поводка, но не было случая, чтобы убежала. Делала свои дела, возвращалась к подъезду, запрыгивала на скамейку и чинно сидела рядом с бабушкой.