Сергей Соловьев - Те, с которыми я… Вячеслав Тихонов

• Название: Те, с которыми я… Вячеслав Тихонов
• Автор: Сергей Соловьев
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-9067-2671-1

Имя Вячеслава Васильевича Тихонова – великого советского и российского актера – навсегда вписано в историю отечественного кино. Вдвойне счастливы те, кому посчастливилось общаться с легендарным актером лично. Книга известного кинорежиссера Сергея Александровича Соловьева, созданная по мотивам его фильма о Вячеславе Тихонове из цикла «Те, с которыми я…» для телеканала «Культура», пронизана трепетным отношением к выдающимся современникам, с которыми автора сводила судьба на съемочной площадке и за ее пределами. Его словесные портреты выдающихся мастеров экрана лишены банальных черт, общеизвестных фактов, они согреты неповторимой личностной интонацией автора, который рассказывает о своих коллегах по искусству свободно, раскованно, иронично, но и нежно, с массой ярких деталей и подробностей, известных только ему. Книга дополнена также фильмографией артиста, списком наград и званий.

---

Дело было в Пенькове  

* * *

Тихонов закончил мастерскую Сергея Аполлинариевича Герасимова, великого русского педагога, особенно грандиозного в своей режиссуре, в его глубочайшем и тончайшем понимании актера. Тихонов каким-то образом вот эту герасимовскую школу абсолютной правдивости актерского существования в мире, не только усвоил, он ее так поразительно сохранил. И когда второй великий выпускник герасимовской мастерской Сергей Федорович Бондарчук, причем нужно сказать, что они не были любимчиками Сергея Аполлинариевича Герасимова, просто как-то он их видел слегка даже боковым зрением все время. И вот потом они из бокового зрения как-то перемещались в центр его интересов. И я бы не сказал, что это доставляло ему такую уж огромную радость, потому что Герасимов, как всякий большой художник, был ревнив и амбициозен. И я сомневаюсь, что он так уж торжествовал по поводу того, что Сергей Федорович Бондарчук – не лучший его ученик – вдруг снимает эту грандиозную, которая поразила воображение людей всего мира, киноэпопею «Война и мир», где роль князя Андрея играет Вячеслав Тихонов. Сложнейшую, противоречивейшую роль, поскольку более противоречивого честного знатока человеческой души, чем Лев Николаевич Толстой, наверное, и не было в русской культуре человека. А из противоречивейших людей, о которых говорил Толстой, может быть, одним из самых противоречивых, из самых сложных персонажей был князь Андрей Болконский.

* * *

И я знаю, какие вообще муки испытывал Сергей Федорович Бондарчук, когда он искал исполнителя на роль Болконского. И самым главным претендентом был Иннокентий Михайлович Смоктуновский, который так и не сыграл эти две грандиозные толстовские роли: Каренина он не мог сыграть по здоровью (у него начинался туберкулез глаз), ему запретили сниматься в кино, и князя Андрея. Конечно, с одной стороны, я – ну огромнейший такой фанат Иннокентия Михайловича Смоктуновского, но, с другой стороны, я понимаю, как точно поступил Бондарчук, когда взял своего товарища по институту Вячеслава Васильевича Тихонова для исполнения роли князя Андрея. Он очень мучился, Вячеслав Васильевич, очень мучился, когда его утвердили на эту просто, конечно, фантастическую роль. Он страшно переживал по поводу того, сможет ли он с его естественным, простым, настоящим отношением к белому свету, за которое его знали и любили все зрители, сыграть вот эту противоречивейшую фигуру. Ему было необыкновенно трудно, ему было страшно трудно… Но тем не менее в нем жил какой-то, как ни странно, дух студенческого товарищества. Я потом уже знал Вячеслава Васильевича довольно хорошо как самого знаменитого человека в России… Я его знал. И он мог быть очень разборчивым. Он мог очень деликатно, но при этом твердо отказаться от чего угодно. Он не мог отказаться только от одного: когда ребята, с которыми он учился, ему что-нибудь предлагали. Иногда он сомневался, но выбор всегда был в пользу студенческого братства, вгиковского братства. И в общем-то он начал играть князя Андрея в силу вгиковского студенческого братства, в силу абсолютной веры в то, что его приятели по школьной скамье, в данном случае Сергей Федорович Бондарчук, его не подведут. И Сергей Федорович Бондарчук был в невероятно трудных душевных обстоятельствах тогда, когда он снимал «Войну и мир». Он был тем человеком, который вынужден был каждый день контролировать все и отсекать все, что могло нанести вред картине, вред Толстому. Вот это чувство у него было всегда железным. Все, что вредно Толстому, – все нельзя делать. И он ни разу не изменил своему нежному и серьезнейшему отношению к этому восхитительному персонажу.

Война и мир

* * *

И конечно, есть куски в «Войне и мире», грандиозно сыгранные Тихоновым и грандиозно поставленные Бондарчуком, которые абсолютно достойны того, что думал и писал когда-то сам Лев Николаевич Толстой. Это, может быть, самое главное и самое настоящее, что произошло в этой грандиозной, совершенно грандиозной работе.

* * *

Потом была немыслимая, невиданная, нечеловеческая слава. Я как раз познакомился с Вячеславом Васильевичем вот в этот момент его, так сказать, какого-то… Вы знаете, такой славы сейчас нет ни у одного актера. Нет, ни Гоша Куценко, ни Сережа Безруков… Я не знаю, кого еще назвать. Они даже не представляют. Они вообще даже не представляют этого, как вам сказать… Это были не фанаты, это было подлинное, настоящее народное обожание Тихонова. К Тихонову было ужасно родственное отношение, отношение, как к себе самому. Даже не к себе самому – как к любимому члену собственной семьи. То есть это не было: «ох, как он поет, ну как он давал, чика-пака-па-ка-та-чи-ка». Ничего он не давал: ни «чика», ни «пака» – ничего, так сказать, не выводил людей из обычного, так сказать, привычного им способа жизни в этой стране, в этой бедной, всегда бедной стране, в этой всегда несчастной стране. Но тем не менее, играя князя Андрея, он сыграл одного из нас всех, одного из нас всех, которого все в какой-то момент исторической судьбы родины называли князь Андрей.

Война и мир

Война и мир

* * *

Поэтому, когда князь Андрей появлялся на улице, творилось нечто немыслимое. Просто улицы вставали. Вставали автомобили. Слава богу, раньше не было этих «чик-чирик, чик-чирик». «Можно мне с вами сфотографироваться?» – «Можно!» – «А нельзя, так я тебе сейчас этим аппаратом глаз вышибу». Ничего этого не было. Они просто вставали и автографов не просили, ничего. Открывали вот так вот дверцы своих несовершенных советских автомобилей и открыв рот смотрели… Он особенно по улицам не ходил, Тихонов, он знал все это ощущение. Единственное, чего никто не хотел понять, – это сложности его душевной жизни, когда его вот так сканирует огромнейший народ ежесекундно. Это же нужно понять, что происходило с душой этого нормального, обыкновенного, хорошего человека. Но вот он когда куда-то проходил, все тут же останавливались и открыв рот смотрели, потому что они видели, как по улице идет он в образе князя Андрея.

Война и мир

Война и мир

* * *

Вообще, Тихонов был еще абсолютно необыкновенен в своей душевной организации, абсолютно необыкновенен. То есть я, например, всегда, когда говорю слово «аристократ», сначала представляю себе какую-нибудь английскую хреновину такую с бульдожкой, что-то там такое неясное с бульдожкой, а потом эту хреновину я стараюсь вытрясти из головы. И тогда в памяти, в душе и в сердце встает образ единственного подлинного аристократа, которого я видел в своей жизни и имел счастье с ним дружить. Это Вячеслав Васильевич Тихонов. И я знал, как и все остальные, я знал, что аристократов вообще выпускают в Кембридже, в Йеле, еще там где-то, я не знаю, где еще… Но на самом-то деле я-то прекрасно знал, что самая выдающаяся школа аристократизма, так уж получилось по жизни, она себя так не, как теперь говорят похабно, себя позиционировала. Она себя так не позиционировала. А было нормальное ремесленное училище в городе Сергиев Посад, откуда Тихонов был родом. И это ремесленное училище, куда попадали дети из в общем-то неблагополучных семей с тем, чтобы стать работягами, а никакими не князьями Андреями и не аристократами духа. Просто работягами пойти на фабрику и ишачить на эту советскую власть. Хотел сказать – поганую… Но, говоря о Вячеславе Васильевиче, не стану так говорить, потому что он никогда ее не считал поганой. Ну, на эту советскую власть ишачить, так сказать, до момента смерти. Так вот, оказывается, эта ремеслуха в Сергиевом Посаде стала тем общественным институтом, который выпустил в мир подлинного, безупречного, настоящего аристократа – Вячеслава Васильевича Тихонова.

* * *

Это проявлялось во всем. Это проявлялось в манере говорить, это проявлялось в манере носить одежду, это проявлялось прежде всего в манере общения с миром, с белым светом, когда в каждом он ощущал достойного и подлинного собеседника. Ему вообще был не просто несвойственен – неведом никакой цинизм. Вообще никакой цинизм. Он не понимал, как можно цинично вести себя со своими собственными собеседниками. А своими собеседниками он ощущал весь Советский Союз, это все были его собеседники…

* * *

Кстати, я помню одну дико смешную вещь, которую обязательно хочу рассказать. Я однажды снимал картину в Казахстане. И в Казахстане, значит, вечером в номере было совершенно нечего делать. Пить водку уже было невозможно, почему-то смеркалось рано, и я в ужасе сидел и смотрел по телевизору картину «Семнадцать мгновений весны», любовно дублированную на казахский язык нашими казахскими коллегами. И я вдруг увидел Вячеслава Васильевича Тихонова, который с абсолютной такой свободой говорит: «Калаберды, малберды, Мюллер, калаберды, малберды, гур-гур-гур-гур, Мюллер». «Алберды, Штирлиц, – говорил Мюллер. – Алберды, ну-ка, останьтесь». Это была песня. Настоящая песня! Но опять-таки в этой дико смешной нелепой песне, да, как ни странно, проглядывало то самое изначальное уважение Тихонова к своей родине. А его родиной был и Казахстан, его родиной была и Туркмения, и Армения… Все ее люди, жившие в нашем Советском Союзе, не то что знали, они точно так же, как и в России, считали его самым красивым, самым благородным, самым удачливым членом их собственной семьи. Вот такое исключительное актерское чудо.