Александр Петрушкин - Кожа. Стихотворения 2000—2017 годов

• Название: Кожа. Стихотворения 2000—2017 годов
• Автор: Александр Петрушкин
• Жанр: Поэзия

В книгу «Кожа» вошли стихотворения уральского поэта и литературтрегера Александр Петрушкина, написанные в период с 2000 по 2017 год.

---

Чпок

…чтобы покоились с миром палочки Коха

Светлана Чернышова

о господи мы выпав из тебя
летим как мошка из глубин сибирских
с урановой рудой в одной руке
с уродом восковым на колпаке
с трудом большим припоминая близких

мы край тебе свинцовая вода
вина виной но мне не удержаться
и главная задача у з/к
отсюда прыгнув
до тебя добраться

о господи храни свою руду
шугая вертухая и собаку
ураново здесь нам по глубине
твоей и прочее почти уже
не жалко

о господи в крапленом колпаке
хитином тельника зажаты в кулаке
урана Мельпомены пилорамы
о господи прощай как я прощу
законника что приведёт к врачу

но больше вероятие
что в яму
(2011)

Эфедрин

о бармаглотище немого языка
подохшая как яблоня ослица
не вывезти ей по отстрел меня
и отчего как эфедрин мне снится
солёная под пятницу москва
похожая на воробья из детства
и лобзик вжик и вжик насквозь маня
а кажется что в кадре этом

местность

как бармаглотище ты мой немой язык
слепое яблоко – больнее мандарина
и как мне до тебя суметь дожить
поскольку жизнь всё ж оказалась длинной
поскольку наблюдая местность нас
пасёт и эфедрина не хватает
и на глоток чужого языка
которого никто ещё не

знает
(2011)

«Не страшась приключиться вторично…»

Не страшась приключиться вторично,
мы покажемся в этом лесу
хромосомном, от нас не отличном —
с чёрной дырочкой в каждом глазу.

Кто щебечет про нас, кроме этих —
неудобных на двух языках?
Чьи пернатые руки в умерших
ищут слово для нас, кукушат?

С лошадиного света наскоком
кто бежит здесь по нам босиком,
раздавая, как милость, по крохам
вслед за ним прилетающий дом?

Из-под клюва сирени мальками —
он идёт и четыре гвоздя
то ли крыльями, то ли руками
открывают у страха глаза.
(2011)

Жажда

Как будто расступается вода —
напоминая нам о тёмной жажде,
надёжнейши упрятанной сюда,
в её нутро, которое бумажно

распахано и вычерпнуто в дым,
чтоб некий мальчик подымал завесу,
держа в руке надёжный свой сим-сим —
Да что вода? – он отступает к лесу,

как будто отступается река —
Бог отодвинет небо перед нами,
и будет наблюдать издалека,
как бабочка играет с синяками

в сомнение о том, что он сюда
склоняется, на корточки садится,
живёт как мы, что жажда так сильна,
что водопой приходит [с] рук напиться.
(2011)

Идиот

вот брошен я в свою страну
наброшены собаки – стай
спастись удастся никому
в солёной горсти в горекрай
вот сброшенный смотрю на свет
куда которым я лечу
и чунями по мне вослед
идёт которому врачу
он синеглазый идиот
идёт и видит полный враг
собачий тает лай в ответ
и заполняет свет овраг
за эту дряхлую страну
ответь мой местный идиот
искусственно дыханье здесь
и снег летит поручно в рот
закладывай мои слова
сердечным средством под язык
я здесь по левому неправ
страна фартовая Кирдык
полуслепой февральских смех
переходящий по рукам
подмышкам пёстам я привык
к молениям – я по словам
замыслил от тебя побег
мой чёрно-светлый идиот =
свинцовый воздух изнутри
дыхания меня сотрёт
и будет утро день второй
или четверг повздошный час
собака дышит в вену мне
припоминая детский страх
собака дышит за щенят
вот спрошен я в свою страну
и чунями скрипит их вгляд
и идиота не помнут
щенята слизывают кровь
свою с чужих по край ногтей
и снег летит на ЖБИ
со всех ночных как март аптек
и замерзает мой язык
и пожирает идиот
мой парашют и чёрный клык
он ложит снегом в нежный рот
(2011)

2012 год

Свердловская элегия

Даниле Давыдову

Ты помнишь/не помнишь помятый
давыдовский прочный сюртук,
коньяк без лимона под горло —
как шарф шерстяной или стук.
всё ссут здесь поганые суки
по улице Сони Кривой,
и делает боженька снимки,
а может быть кто-то другой.

Ты помнишь давыдовский точный
глоссарий – пойдём за водой,
где к потерялась за выдох,
и топчет сугробы ногой
[у К появляются губы
и рыло с химмаша братка,
ещё червоточные зубы,
и даже желанье глотка].

Ты помнишь/припомнишь, как смерти
стихами закроенный пол
в коньяк заливался Сысертью,
и пился за каждым углом,
как ссали под окнами суки
сливая челябу в ебург,
и глобус крутил эти звуки,
как будто бы ехал в Москву.

Ты помнишь, что вспомнится дата,
когда разломали ребро
[в закуске закрытые рядом]
две суки и стало светло
под скрипом солёного снега,
закрытого в каждом узле —
лимон, в коньяке закипал и
агукал Кальпидию в Че.

Ты помнишь, как небо, чирикнув
в две спички, зажглось и спаслось,
как двум, пережившим верлибры,
по бабам мужицким спалось,
Свердловск начинался сюртучный,
все суки махали вослед
лимонного цвета платками,
линяя в коньячный ответ.
(15/12/12)

«Он перелистывал морщины…»

Он перелистывал морщины
на 5/7 [пока] знакомой
халявной женщины [мужчины
их обступали беспокойно]…

Облизывая тощий палец,
грач на плече пережимался,
пережимали перья горло,
и календарный свет кончался,

качались дети и деревья
[и в них беззубые старухи
качались в чаще равномерней
и переламывали звуки

и перемалывали дёсны
или кораблики из ивы]
и перемаливали время,
и отползали некрасивы

пернатые [почти] мужчины,
зализывая тощий палец
у скрипки под крылом грачиным.
Царапнутый [в кровь] одеяльцем,

он перелистывал морщины
на 6/7 [ещё] знакомой
и дальней женщины [мужчины
жгли спички с краю перегона

и разгрызали тару молча,
у чаши днище выгрызая],
и [в свет укатанное] тело
горело изнутри сарая

[молчали дети и деревья]
одни морщины подавали
ненужный вовсе этот голос
из веток в ветки. На вокзале

он перелистывал морщины
[на 7/7 и незнакомой,
и уходящей вдаль] причины
посмертной близости бездомной

вот с этой проводницей, с этой
[с другого рая подожженной?]
везущей с краешку у скрипки,
покусанной тоской недолгой.
(14/12/12)

«Хрипящий волку под кустом…»

Хрипящий волку под кустом,
уснувший в воздухе [в ракушку]
грач, отсвиставший ярытам,
хранит, как снедь, свою избушку.

[Поющий] как бы в небо [сам]
он утрамбовывал отчаянье
[до галечки на берегу]
речь стоит своего молчанья.

И, поворачивая ключ
в костлявом горле древесины,
идёт по-своему к врачу
[как отражение из льдины]

заснувший в воздухе грачом.
Чтоб одолелось расстоянье —
ещё один метельный жнец,
обеспокойный оченькрайне,

он держит под крылом билет,
с ответом стырив водку с перцем,
клюёт и пробивает дым,
своё спелёнутое тельце,

он засвиставший ярытам
горит почти как стыд – так долго,
что умирает [как бы сам]
грач, просыпающийся волком.
(12/12)

«Пока я умолкал, летела стружка…»

Пока я умолкал, летела стружка,
летели в стружке мужики, передавала
по-бабски слухи, треснутая кружка,
касаясь ртом отверстого овала.

В своих кульбитах сны пережигая
до копоти и дёгтя, в серых мордах,
как жжёный сахар смерть пережидая,
горела скрипка, становясь нетвёрдой.

Пока я умолкал с недетской оспой
крапленой речью щебет начинала
мужицкая невыспанная свора,
сидящая грачиной у вокзала.

Как цирковая публика и гогот
бакланов, уходящий в три пятнадцать —
вагон, гудел, переходя в семь сорок
и с дождевой водою обжимался.

Пока я умолкал, слепая кружка,
наполненная светом вполовину,
как [с венами проколотыми] чушка
успела выпить ангелов до льдины.

В толпы граненом животе, походный
обоз летал, как стрекоза над жиром
земным, и плыл – как смерть и свет – безродным
над тем и этим половинным миром.
(10/11/12)

«Вот, и придурошная скрипка…»

Вот, и придурошная скрипка,
в своём гранённом животе
вспенившись, булькает и гибко
плывёт по жестяной воде.

За ней из тьмы, крысиным хором
и брассом, брешут мертвяки,
бредут [незрячие по пояс]
по горлу каменной реки,

как Ленин с лампочкою ватной,
зажатой в восковой руке —
с блатной походкой и [булатной
почти-что] финкой в рюкзаке.

Идут и бабы, и мужчины,
с дитями, вшитыми им в грудь,
с сосками рыжими земными,
что отдышаться не дают.

Своею собственной кончиной,
где растворяется воде,
ребёнком радуется скрипка
с дарёным лаком в рукаве,

с дарёной стаей за спиною,
похожей на густой плавник,
с тобой, читатель, и со мною,
младенцем [в бабе среди их],

в поход великий и богатый,
плывущих между берегов,
трещит придурошная скрипка,
по шагу сбрасывая кровь.
(9/12/12)

«Я сочинил (поскольку я подонок)…»