Вячеслав Соснин - Психология терроризма и противодействие ему в современном мире

• Название: Психология терроризма и противодействие ему в современном мире
• Автор: Вячеслав Соснин
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-9270-0318-1

Работа посвящена острым проблемам современного общества – психологии терроризма, его религиозно-психологической мотивации в современном мире и подходам к противодействию ему. В книге рассмотрено состояние исследований терроризма в современной психологической науке (основные подходы и методы изучения), психологическая мотивация терроризма (социальные и социально-психологические факторы), психологические последствия актов террора.

---

Ранее считалось, что смертниками становятся в основном представители беднейших слоев общества, лишенные образования и безработные. Однако, как показывает анализ документа «Святые мученики Двуречья», размещенного на одном из исламистских форумов в Интернете и включающего 430 биографий смертников «Аль-Каиды», среди них немало высокообразованных людей, имевших хорошо оплачиваемую работу (Haqqani, Kimmage, 2005). Наконец, недавно проведенное исследование 32 террористов-смертников показало, что единственная их общая черта – отсутствие прочных социальных связей и подверженность внешнему влиянию. Ни демографические особенности, ни социально-экономические факторы, ни индивидуально-психологические характеристики сами по себе не являются надежным предиктором склонности к совершению суицидального теракта (Perina, 2002; Khalid, Olsson, 2006). Очевидно, что психологическое объяснение суицидального терроризма должно включать не только индивидуальный уровень, но и другие уровни анализа – групповой, межгрупповой и социетальный.

В центре внимания при социально-психологическом подходе к анализу причин терроризма, суицидального в том числе, оказываются такие феномены, как процессы групповой динамики, стереотипизации, социального сравнения, групповой идентичности, этноцентризма, групповой идеологии и культурные факторы (Нестик, 2005).

На социетальном уровне анализа предпосылками терроризма являются те факторы, которые связаны с переходным состоянием сообщества (Moghaddam, 2004; Паин, 2002). Это низкостатусное положение группы, отсутствие надежды на ее социально-экономическое благополучие, разрушение традиционной системы ценностей, аномия. На личностном уровне они приводят к фрустрации, кризису культурной идентичности и относительной депривации.

Изолированность группы и постоянная угроза преследований усиливают сплоченность, групповое давление, конформность, влияние лидера на остальных членов группы, а также способствуют развитию феноменов «группового мышления»: групповой поляризации, размывания ответственности, недооценки последствий, сдвига к риску, туннельного видения (McCormick, 2003).

Наконец, необходимость конспирации делает непроницаемыми границы группы изнутри: тот, кто покидает группу, угрожает безопасности остальных ее членов (Inside Terrorist Organizations, 2001). Эти внутригрупповые факторы ослабляют социальное влияние, оказываемое на членов террористических групп со стороны их близких родственников и значимых других (например, друзей, старейшин и религиозных авторитетов). Этот фактор усиливается практически полной изоляцией от внешних социальных контактов, в которой находится смертник непосредственно перед совершением теракта.

Наличие «врага», социальной группы, которой можно приписать ответственность за происходящее, приводит к утверждению собственной идентичности за счет отрицания ценностей и норм чужой группы (Nail, MacDonald, Levy, 2000). Именно чужая группа, а не своя культурная общность становится отрицательно референтной для террористов. Террористы готовы нарушать нормы своей культурной группы, так как их положение вне добра и зла подкрепляется недоверием к политическим и общественным институтам, убеждением террористов в отсутствии или дискредитации легальных путей изменения политической, экономической и культурной ситуации.

Можно выделить несколько причин роста числа терактов, совершенных смертниками в 1990–2000 гг.

Во-первых, на протяжении последних 20–30 лет подобные теракты часто оказывались чрезвычайно эффективным инструментом давления на противника. Именно переход террористов к использованию смертников подтолкнул к выводу американских и французских вооруженных сил из Ливана в 1983 г., израильских войск из Ливана в 1985 г., сектора Газа и западного берега реки Иордан в 1994–1995 гг., созданию правительством Шри-Ланка независимого государства Тамил в 1990 г., а также предоставлению курдам независимости турецким правительством в конце 1990-х годов (Pape, 2003, 2005).

Во-вторых, преимуществом использования смертников является возможность нанести бо́льший урон в силу того, что исполнитель теракта не рассчитывает остаться живым и не нуждается в путях отхода. Это особенно важное «преимущество» позиции организаторов, когда мишенью является гражданское население, а целью теракта – устрашение (Pape, 2003).

В-третьих, подобные теракты оказывают значительное психологическое воздействие на общество. Публичное самоубийство призвано стать свидетельством того, что террористов невозможно запугать ответными акциями возмездия. Следовательно, гражданское население и политические противники убеждаются в том, что число терактов будет расти и единственный выход состоит в том, чтобы пойти на уступки террористам.

В-четвертых, суицидальный терроризм опирается на героический образ «мученика», поддерживаемый религиозной или секулярной идеологией (исламский «джихад» и «шахидизм», идеология народовольчества в царской России, идея героев освобождения у «Тамильских тигров»). В исламских государствах семьи погибших террористов-смертников получают материальную помощь как от террористических организаций, так и от сочувствующих лиц. Террористические группы культивируют различные обряды перехода их членов в число смертников и поддерживают героические мифы о самопожертвовании. Идеология смертничества использует культурные традиции, исторические примеры, делающие подобную гибель не только приемлемой, но и похвальной (Soibelman, 2004).

Распространено мнение о том, что смертников-мусульман привлекает сам статус святых мучеников и небесная награда погибшим за дело ислама. Однако нет объяснения тому, почему жизнь самого террориста и потенциальных жертв-мусульман утрачивает ценность. Не объясняется и то, что среди террористов-смертников становится все больше женщин. По-видимому, психологические корни суицидального терроризма лежат глубже – в поиске террористами-самоубийцами новой, более позитивной идентичности.

Одним из следствий изоляции групп террористов от внешнего культурного сообщества является отрицание «века сего», убеждение в том, что нынешний мир нелегитимен и не имеет никакой ценности, причем как общество в целом, так и живущие в этом обществе люди. Террористы убеждены, что существующий порядок обречен, что ему на смену придет совершенно другое общество, ради которого необходимы радикальные изменения и жертвы. Этот феномен аналогичен «вере в справедливость мира, т. е. в то, что без вины человек не будет наказан», обнаруженной Лернером (Lerner, 1980), но прямо ей противоположен: этот мир оценивается как несправедливый и нелегитимный (Crocker, Major, 1989; Taylor, Louis, 2004). На личностном уровне это проявляется в искажении временной перспективы: настоящее эмоционально менее значимо, чем прошлое (золотой век в истории сообщества) и значимо будущее (общественный идеал). В результате происходит обесценивание и своей собственной, и чужой жизни: цель оправдывает средства, необходимо разрушить мир во имя его спасения.

Обесценивание жизни, облегчающее совершение суицидального теракта, может быть вызвано не только радикальной идеологией, но и стремлением избавиться от негативной идентичности – от одиночества безродного человека, физически или морально потерявшего всех близких, от клейма позора, от чувства унижения за свою этническую группу.

Яркий пример стремления избавиться от негативной идентичности представляют женщины-террористки, которых обесчестили эмиссары террористических организаций, лишив возможности вернуться в общество (Bowers et al., 2004). Возможность совершить теракт преподносится им организаторами как единственная возможность спасти свою честь, перейти в статус «святой мученицы». Другая распространенная причина подобного суицида связана с потерей мужа и детей, близких родственников, утратой социальных связей, моральной поддержки. В состоянии глубокой психологической травмы и потерей регулярных контактов с окружающим миром в силу отсутствия работы и социальной поддержки личность становится уязвимой для идеологии «мученичества». Негативная идентичность потенциальных террористов-смертников может быть связана и с чувством унижения за свою этническую группу, следствием массового посттравматического синдрома.

Известно, что среди террористов-смертников значительную часть составляет молодежь, пережившая войну и выросшая в семьях беженцев (Bowers et al., 2004). Идеологи джихада с использованием террористов-смертников часто подчеркивают, что акции жертв направлены на привлечение внимания к своему униженному положению (Pape, 2005). По существу, террористы-смертники являются «психологически мертвыми», считают себя находящимися уже по ту сторону мирских понятий добра и зла (Stern, 2003).

Наконец, террористами-смертниками могут стать молодые люди из сплоченных экстремистских политических групп. В таких случаях речь идет не об избавлении от негативной идентичности, а о стремлении в подтверждении своей позитивной идентичности строителей будущего. Так, исследование 900 молодых мусульман сектора Газа, бывших подростками во время второй палестинской интифады (с 1987 по 1993 г.), показывает, что ориентация на насилие более тесно связана с гордостью за свою социальную группу и с высокой включенностью в социальную жизнь своей группы, чем с депрессией и антисоциальным поведением (Atran, 2002, 2003, 2006). В условиях высокой сплоченности и при наличии социальных норм, одобряющих совершение терактов как способов борьбы, усиливается эффект механизмов подражания (например, брату-смертнику) и конформности (следования указаниям религиозных или партийных авторитетов).