Юрий Кривоносов - Карьера Отпетова

• Название: Карьера Отпетова
• Автор: Юрий Кривоносов
• Жанр: Литература 20
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-4444-8883-6

Эта книга – сатирический роман о прохождении советского литературного генерала. Одновременно – это и предостережение и как бы предсказание гибели государства, каковое и произошло вскоре. Ибо в этой книге показана атмосфера подавления всего светлого не только в литературе, но и вообще в искусстве и культуре как таковой и если эпиграф предсказал будущую катаклизму, то завершающие третью часть слова: «продолжение следует?» со знаком вопроса не были однозначны и сулили продолжение всего того бесчинства, о котором рассказано. Четвертая часть была написана через 30 лет после первых трех. В них раскрываются последующее развитие событий.

---

Но коли я уже решился на такое деяние, то буду настаивать на факсимильном издании, потому что без установленного «первоавтора» мы не правомочны вносить какие-либо изменения в текст – ведь при подготовке к печати любой книги обязательным условием должна быть работа с автором, а не с рукописью. А то теперь моду взяли работать только с рукописью – чуть ли не все произведение заново переписывается редакторами. Но ведь в таких случаях совершенно невозможно выяснить, кого же считать настоящим автором – то ли писателя (а, точнее сказать, писавшего), то ли редактора, в корне перелопатившего сочинение. Да и вообще не понятно, как это возможно допустить, чтобы тебя лопатили? Мне, правда, и самому приходилось лопатить кое-кого из писателей, в результате чего от них порой даже по объему одна треть оставалась, и что меня в таких случаях просто потрясало – они еще мне спасибо говорили! Но раз уж это явление развилось, то оно, по-моему, должно быть и узаконено. Может быть, следует ввести звание «писатель-сырьевик» – что-то вроде журнального нтемачаи? Или, скажем, установить разряды: «писатель-черновик» и «писатель-беловик». И в союз их принимать в два этапа: первые вроде как бы должны пройти «кандидатский стаж», научиться писать, и лишь тогда их можно будет принимать окончательно. Есть же в Академии наук членкоры и академики… Правда, членкоры себя лопатить не дают, и пример этот неудачен. Так что я даже не знаю, с чем это и сравнивать…

Возвращаясь к началу разговора о неизменности текста, повторяю, что мы будем настаивать на факсимильном издании предлагаемой книги ввиду того, что оригинал до нас не дошел. Правда, факсимильность эта будет условной, так сказать, фигуральной в том только смысле, что мы не тронем в ней ни одной буквы, чтобы не исказить авторской идеи, и без того достаточно туманной и сложной.

Менять здесь ничего нельзя еще и вот почему. Каждый, кто прочитает этот роман до конца и с проникновением за строку и под строку, убедится, что все развешанные автором по стенам воздвигнутого им здания ружья в положенное им время выстреливают. Но стрельба, смеем утверждать, тут идет не учебная, а боевая, то есть не холостыми, а исключительно боевыми патронами с применением пуль трассирующих, зажигательных и бронебойных. Нет среди них только пуль отравленных и разрывных. Извините за каламбур: думы есть, а дум-думов нет!

Хочу заранее предупредить, что многие вещи, с которыми здесь столкнется читатель, покажутся ему очень знакомыми, он тут же узнает в них «дней текущих анекдоты», но я ведь не случайно уже упоминал о том, что могут возникнуть обвинения в компилятивности, заимствовании, эпигонстве и т. д. Я мог бы тут развить на этот счет собственную теорию, но предпочитаю процитировать одного умного писателя, который все это обосновал так, что лучше, на мой взгляд, не скажешь. А раз так, то искать какую-то новую, свою формулировку было бы равноценно тому, как изобретать новую форму канистры для бензина взамен той, что придумали немцы несколько десятилетий тому назад. Ведь сколько ни было с той поры попыток создать что-либо более совершенное – все они разбились о совершенство уже созданого. А может быть, хотя и нет предела совершенствованию, все-таки существует предел совершенства? Опасаясь, что кто-то сочтет приведенный мной пример непатриотичным и желая избежать обвинения в преклонении и низкопоклонстве, я обратился за примером к произведению не только отечественному, но и истинно патриотичному, высоко идейному и, как часто требовали, глубоко партийному. Думаю, что в данном случае ссылки не потребуется – каждый узнает, кого я цитирую. Ну, а если и возникнет у кого-то трудность в этом вопросе, пусть напишет мне письмо, и я тут же ему назову автора, не отнимая времени у всех остальных читателей.

Итак: «– Человек всегда вынужден повторять, люди до тебя строили, воевали, писали стихи, музицировали, никто не начинает с нуля, всякий продолжает то, что было создано раньше. Наследие поколений служит отправной точкой для творца и для эклектика, для самобытного художника и холодного подражателя. Но это единственная точка, где перекрещиваются их пути, перекрещиваются с тем, чтобы навсегда разойтись. Повторение без проникновения в суть, лишенное своего, нового, мертво, лишь сопричастность к творчеству дарит то, что можно назвать правом наследия…».

Следует учитывать, однако, что повторение может быть и совершенно неумышленным, человек просто не обязан знать в полном объеме всего сказанного или написанного до него, так что не сетуйте, если встретите в этой книге что-то на что-то похожее – вам оно, допустим, знакомо, а автору нет: как резонно заметил один из героев его книги, «разве все прочтешь!»

Теперь, когда мы выяснили вопрос о праве автора на повторение, мне хотелось бы утвердить и его право на увековечивание вещей, кажущихся нам сегодня банальными. Ведь уходят в небытие не только люди – вместе с ними, а порой даже раньше их, умирают анекдоты, байки, историйки, выражения, словечки, и обязательно надо, чтобы кто-то их сохранил, обессмертил, чтобы будущие люди могли на них посмотреть, скажем, как на мумию в музее – и не понимаешь, что она значит, что это за человек был, и что хотели сказать этой мумией, но она есть, ее можно пощупать и при желании получить от ученых разъяснение по ее поводу, – так и с бывшим словом. Замуровывают же сейчас повсеместно капсулы с посланиями к потомкам – пишут им там всякие серьезные слова и даже кладут разные нынешние предметы, чтобы будущие люди имели возможность их в другом веке пощупать. А разве не интересно будет им «пощупать» слова несерьезные, сегодняшние «языковые специи», всякие пикантные приправы к речи? В таком увековечивании, как нам сдается, необходимость определенно есть – слишком уж мало шансов, чтобы эти «специи» сохранились в массовой литературе: книги, в которые они вписаны, издаются смехотворно мизерными тиражами…

Может быть, кому-то что-то и не понравится в предлагаемом произведении, но и на это можно ответить, ссылаясь на пример литературный, а, точнее, на слова еще одного писателя. Однажды мне пришлось встретиться с одним веселым финном по имени Марти Ларни. Вот он-то тогда на вопрос, не обижаются ли люди, узнавая себя в «Прекрасной свинарке», ответил, что всем людям не нравятся их фотографии на паспорте. И еще мне запомнилось другое его высказывание – о местном патриотизме – явлении очень распространенном в маленькой Финляндии: «У нас, если женятся люди из разных городов, то их детей уже считают метисами!» Предчувствую, что какой-нибудь особо настырный читатель (или издатель), имеющий то же мироощущение, что и финский минипатриот, может воскликнуть: – «Вот! Опять пример «оттуда»! Но я и на этот случай запасся цитатой «отсюда». Один (не в смысле «единственный», а в смысле «конкретный» – это как бы артикль) очень известный, уважаемый и в общем-то «благополучный» наш писатель на мой вопрос – все ли у него хорошо? – ответил: «Я не такой дурак, чтобы у меня все было хорошо». Учитывая, что он великий оптимист, восторженный патриот, человек необычайно жизнерадостный и абсолютно не нытик, слова его надо понимать в широком философском смысле. Проецируя их на жизнь общества, можно сказать, что общество, которое считает, что иу него все хорошо», слишком самодовольно и чванится, не желая видеть своих несовершенств, и потому неминуемо обречено на застой, чреватый, как известно, отставанием, а отстающих, согласно широко пропагандировавшемуся не столь давно изречению одного ныне бывшего Великого человека, бьют! а уж он это знал точно, потому что перебил всяческих, и даже скрытых, отстающих тьму! Словом, может быть, и не следовало бы упоминать о каких-то всем нам неприятных реалиях в прошедшем и настоящем, но, как показывает История, и у Отечества бывают разные периоды, и народ непременно должен знать, через какие этапы он прошел в этой своей истории, иначе ему трудно оценить прошлое, понять настоящее и построить будущее.

Теперь, хотя и с некоторым опозданием, я спешу предупредить, что это мое обращение к Издателю не есть предисловие к самой книге, а лишь предложение напечатать ее, как бы заявка, приглашение к заключению договора, итогом или результатом которого явилось бы опубликование настоящей рукописи, доведение написанного до широких читательских масс. А мне бы очень этого хотелось, как обычно хочется дать почитать приятелям понравившуюся тебе самому книгу.

Вероятно, найдутся скептики, от коих ни одно дело не может уберечься, и они, обманувшись многословием данной заявки, все же заподозрят меня в рекламировании предлагаемого произведения и будут настаивать, что это все-таки предисловие. Однако смею их уверить, что, мысля таким образом, они сами себя введут в заблуждение – ни о каком предисловии к этой книге не может идти и речи, поскольку написана она по всем признакам лицами духовного состояния, а в этом случае само слово «предисловие» безусловно исключается, оно здесь совершенно недопустимо, потому что предисловия просто не может быть – это химера, вздор, нечто придуманное и, более того, за этим кроется противоречащее всем церковным догматам понятие.