Борис Кокушкин - Рабыня Малуша и другие истории

• Название: Рабыня Малуша и другие истории
• Автор: Борис Кокушкин
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-91775-363-8

Со времен древних славян и до современных русичей нас одолевают одни и те же заботы – любовь и разочарование, безмерная радость и жизненные трагедии, надежды и крушение этих надежд, безмерное счастье по поводу рождения ребенка и скорбь по невинно убиенным. Прошли те времена, когда нами правили безнравственные и жестокие правители, когда рабы были бессловесным товаром, а крепостные девушки рассматривались хозяевами исключительно как самки для их плотского удовлетворения.

Многое осталось в прошлом, но сущность русского человека в целом осталась неизменной. Невольно возникает вопрос – бывает ли выбор жизненного пути у человека?

И оказывается, что далеко не всегда, – чаще всего он вынужден приспосабливаться к сложившейся вокруг него жизненной ситуации.

---

– Сейчас набираем лучших людей[48], собираем охочин[49], чадь[50].

– Позволь, княгиня, сказать, – обратился Святослав к матери.

Ольга улыбнулась, кивнула головой и махнула рукой, разрешая Любомиру сесть на свое место.

– Любомир, готовя пороки, имеет в виду рать против городов, – горячо начал Святослав. – Но мы решили не ратать с вятичами, у которых есть города, а будем биться со степняками – половцами и хазарами. Да, и у степняков есть города. Но для чего нам идти на далекий Саркел? В этих голых степях, вдалеке от Киева, нас просто перебьют. Любомир готовит телеги, обозы… Они нам не нужны. Мы должны ратоборствовать, как степняки – быстрыми, нежданными наскоками. Нападать, когда нас не ждут, быстро уходить до прихода основных сил противника. Бить его с нежданных для него сторон, бить по частям.

Потому нам не нужна большая рать, нам не нужны безлошадные вой, не нужны необученные убогие[51] людишки. Все везем с собой в тороках…

Все молчали, обдумывая слова Святослава. Бывалые воины, привыкшие к рубке в чистом поле в пешем строю, в сомнении качали головами: много ли помашешь тяжелым мечом, сидя на скачущем коне? Стоя на твердой матушке-земле, куда привычнее. А тут вон что выдумал… Непривычно как-то…

Святослав, словно прочитав их мысли, продолжил:

– Большая пешая рать хороша в поле с таким же пешим противником или при взятии детинцев[52]. Половцы и хазары не бьются пеши. Да и пешие ратники будут сдерживать комонников медленным ходом.

– Телесней[53] биться оплитами[54] привычней, – проговорил кто-то из князей. – Испокон веков так было…

– Вот и теряли людей немеряно, – откликнулся Святослав.

– Стало быть, возьмешь только комонников? – уточнила княгиня.

– Так, – коротко ответил княжич. – Двигаться будем лесными тропами негласно, кормиться давлениной[55].

– Что решаем, бояре, князья, воеводы? – обратилась Ольга к присутствующим.

– Добро… Мыслит здраво… Согласны, – послышались голоса.

– Дадим ли гривен, кун, резанов[56] из скарбницы[57]? – снова спросила княгиня.

– Дадим… Как же без них… Добро, – снова все согласились с ней.

В один из дней подготовки к походу Ольга, находящаяся в светелке на первом этаже терема, стала невольной свидетельницей разговора, который вел ее сын с Асмусом, Чурилой и Любомиром, сидящими на лавке под окном. Говорил Асмус:

– Твой батюшка очень ловко использовал чело[58], соглядатаев…

– И мы такоже станем, – ответствовал княжич.

– Мне старые вой толковали, как бьются мадьяры, – продолжил рассказ Асмуса Чурила. – Впереди они всегда держали конные дозоры, а лагерь на ночь окружали стражей. Перед нападением осыпали врага тучей стрел, а потом налетали, аки соколы. Если враги устояли, они пускались в притворное бегство. Когда их преследовали, они разом оборачивались и кучно нападали на растянутый отряд преследователей. Помогал в этой сече засадный отряд, скрытый от врагов[59].

Утром, когда солнце словно бы играло с природой, то прячась за легкие облака, то выглядывая из-за них, начались сборы в поход.

Передовой отряд комонников и гридней грудился во дворе княжеского терема. Здесь же толкались женщины и дети, провожавшие своих родных.

Малуша стояла подле отца и дядьев и пыталась передать кому-либо из них довольно объемистый кухоль[60] с сытой[61].

– Так и степняки поступают, – заметил Асмус.

– Мы тоже станем заманивать их в засаду, – заключил Святослав.

– Ну, куда мы его пристроим, голова садовая? – уговаривал ее Корж. Все же расплещется, а кухоль разобьется…

– Ну, хоть попейте сейчас, – просила Малуша.

– Дай-ка мне, – усмехнувшись, успокоил девушку ее дядя Оскол.

Он отпил немного и передал сосуд Кожеме. Отпил и Корж, чтобы не обижать дочурку.

А потом он передал кухоль другим комонникам, а те, отпивая понемногу, пустили его по кругу. Вскоре пустую посудину возвратили Малуше.

– Ты не грусти особенно, – приобнял Корж дочку. – Как к тебе ключница относится, не обижает?

– Она очень добра ко мне, да и с Праскеной мы ладим.

– Вот и ладно, вот и добре, – поглаживал ее плечи отец. – Жди и не плачь.

– Как не плакать? – Малуша прижалась к отцу. – Одна остаюсь, бросаете меня.

– Ну, немного можно иногда всплакнуть, – по-доброму проговорил Остер. – Это, говорят, помогает.

– Праскева с Радой так ревели, что платно до сих пор от их слез не просохло, – пошутил Кожема.

– Вам-то все шутки, а нам-то каково? – отмахнулась от него девушка.

– Ты только слушай во всем Меланью, – поучал отец. – Она, я слышал, женщина хоть строгая, но добрая.

– Она ко мне, как к дочери, относится, – Малуша посмотрела на отца. – Говорят, что у нее никого нет на всем белом свете.

С крыльца княжеского терема неспешно сошли Святослав, княгиня Ольга и, поотстав от них, шествовал греческий священник Григорий.

Тут же рында подвел к крыльцу белого оседланного коня. Ни слова не говоря, княжич поклонился матери в пояс и, вскочив в седло, поднял правую руку с обнаженным мечом.

– Садись! – зычно крикнул Асмус, сразу пристроившись рядом со Святославом.

Вытянув руку вперед, княжич тронул коня.

По этой команде всадники осторожно и медленно тронулись к воротам. Провожающие цеплялись за стремя в надежде хоть еще миг побыть с родными мужчинами. Но ворота, словно сито, отжали провожающих, и вот уже копыта коней застучали по деревянному настилу моста.

Внизу на Почайне было темно от столпившихся людей, над которыми возвышались комонники, предводимые Чурилой.

Неожиданно кто-то тронул Малушу за локоть. Она вздрогнула и обернулась. Это была Праскена.

– Пойдем, ключница зовет, – сказала она.

Едва девушки вошли в помещение, где готовилась пища, Маланья распорядилась:

– Давайте, девоньки, поспешать. Скоро воеводы и бояре придут трапезничать, а у нас еще не все готово.

И как бы мимоходом спросила Малушу:

– Проводила родичей?

– Проводила, – вздохнула та. – Только они не взяли с собой сыту, а выпили все вместе.

– Ну и ладно, ну и хорошо. Мисы-то помыты у нас?

– Давно помыты и мисы, и ложки, – ответила Праскена.

– Пойди глянь, все ли ладно в трапезной, – обратилась Меланья к Малуше.

В это время Праскена, наклонившись над огнем, схватилась за живот и ойкнула.

– Э, девонька, не опростайся мне тут, – воскликнула ключница. – Ну-ка, присядь к дверце, подыши свежим воздухом, а мы уж тут вдвоем с Малой управимся.

Вечером, когда все дела были закончены и можно было отправляться спать, Меланья вдруг строго наказала Малуше:

– Пойди вымой пол в трапезной.

– Так я уже вымела там голиком, – недоуменно ответила Малуша.

– А я сказала вымой, да с дресвой, – жестко отрезала Меланья.

Малуша даже перепугалась: никогда до сих пор ключница не разговаривала с ней таким тоном. Не смея ослушаться, она налила в бадейку воды и вышла.

Оставшись вдвоем, Меланья спросила Праскену:

– Может быть тебе сходить к бабке Барнихе? Она, говорят, помогает опростаться…

– Поздно уже. Я бегала к ней. Не хочет она в таком сроке грех на душу брать.

– А чего же я не замечала? Замоталась, видно, совсем, старая…

– Я затягивалась сильно.

– Так может он…

– Да нет, шевелится.

– Вот беда-то. Что же теперь будет?

– Не знаю, – заплакала Праскена.

– А родичи-то есть ли у тебя?

– Мамка и две сестрички помене меня.

– Ну, ладно, ладно, – старая женщина принялась успокаивать бедняжку. – Поди ложись, утро вечера мудренее, что-нибудь придумаем.

Когда Малуша вернулась в каморку ключницы, та в одном исподнем уже сидела на своей лежанке и неторопливо расчесывала свои редкие, тронутые сединой волосы.

Заметив состояние пожилой женщины, девушка спросила:

– Что-то случилось:

– Нет, нет. Ложись, – ответила та.

Дни катились за днями, седьмица за седьмицей… Малуша уже втянулась в однообразную и тяжелую работу, ей доверяли выходить с Меланьей в трапезную, расставлять мисы с варевом и убирать пустую посуду.

В один из дней, когда князья, бояре и прочий кормящийся у княгини люд, насытившись, разошлись, Ольга подозвала ключницу и спросила:

– Что-то я не вижу Праскены. Здорова ли она?

Меланья молчала, опустив голову.

– Ну! – грозно прикрикнула на нее княгиня.

Старая женщина вздрогнула, как от удара, и, не поднимая головы, тихо ответила:

– Трудно ей носить тяжелые подносы с варевом. Непраздна она…

– И кто же этот сластолюбец? – в гневе спросила Ольга.

Меланья дрожала от страха, зная грозный характер правительницы.

– Язык проглотила? – уже закричала княгиня.

– Княжич Святослав, – еле слышно пробормотала ключница.

– Та-а-ак! – стала остывать Ольга. – Добро, иди.

Через неплотно прикрытую дверь девушки слышали, как кричала княгиня и сидели в уголке, притихшие, словно мышки. Праскена молча плакала.

– Ой, что теперь будет? – Малуша поглаживала подругу по спине. – Что будет-то?