Оли Дункан - Тогда и сейчaс

• Название: Тогда и сейчaс
• Автор: Оли Дункан
• Жанр: Биографии и Мемуары

Встречая человека из прошлой жизни, испытываешь постоянно одно и то же чувство: как будто бы подходишь к старому дому, поднимаешься на высокий этаж и упираешься в большую новую дверь, дверь открывается, а оттуда выходит незнакомый человек…

Содержит нецензурную брань.

---

Как-то договорились прошвырнуться по Кингс-Роуд, посидеть за ланчем, повспоминать.

– Подожди меня на улице, – сказала подруга и через десять минут появилась с огромным пакетом, в котором звенели бутылки. – Вино. Кайф. Завтра у нашей Сэйры день рождения. Надо хорошо отметить.

И я дала сапогом по пакету. Звон разбившихся бутылок был слышен всем на улице. Ситуация аховая. Конфузно. К нам подошёл любезный мужчина в костюме:

– Чем могу быть полезен, милые леди? Что здесь происходит?

– Мы – подруги, поругались немного, – быстро ответила Евгения.

– Хорошего вам дня, – облегчённо сказал джентльмен.

– Ты иди отсюда, цыплёнок, – вяло проговорила Женя, – а я – в паб. И обещаю тебе: это в последний раз.

P.S.: Миссис Юджи Янг живёт на юге в графстве Корнуолл, это жемчужина Англии. Степенная воспитанная дама. Подруг у неё бесчисленное количество, все её обожают. Она занимается активной деятельностью в консервативной партии, воспитывает очаровательных внучек. И, конечно, вспоминает своего Марка. «Жизнь свою нам надо было начинать здесь, в Корнуолле, на родине мужа. И, может быть, наша с ним судьба сложилась бы по-другому», – постоянно повторяет Юджи.

А тебя люблю, умом все понимая,

В поклоне розу под лицо кладу,

И ухожу в смирении, вздыхая…

Того, кого любила,

Я, не дождавшись, жду…

Я вспоминаю… Хотя плохо что помню

Один замечательный режиссер сказал: «Выплесни всё на бумагу, чтобы сохранить душу!»

Мы жили в очень счастливое и интересное время. Во-первых, потому что не было войны, если, конечно, не считать ту мерзкую войну в Афганистане, которая унесла жизни многих наших ребят. Матери получали похоронки и своих детей в гробах (груз 200).

Но почему? За что? Как же так? Но нас это не касалось. Всё понаслышке, всё как-то далеко. Как будто бы ничего и не происходило. У матерей высыхали слёзы, мальчики-инвалиды сидели дома, потому что для них никто ничего не хотел делать. Спасибо за то, что остались живы.

Но зато мы жили беззаботно и весело. Это было время открытых сердец и задушевных разговоров, когда соседи заходили за солью и оставались на час-другой посидеть с тобой на кухне, когда мы ходили в гости друг к другу. Каждый мог излить душу, закрывая телефон подушкой или вставляя карандаш в телефонный диск, что бы «эти» не подслушивали! Это было время анонимок и пятого пункта. Кто-то мог накатать такое, что мечты о поездке в Болгарию умирали. Часто этим занимались и близкие родственники. Мы жили во время пионерских лагерей и командировок элиты за границу, когда об Америке говорили, чуть принижая голос. Париж – мечта. Лондон недоступен! В соцстраны – может быть, отстояв унизительную очередь в местном райкоме партии и представ перед красномордым грубияном. Ему бы после выходных опохмелиться, а тут пришли, видите ли. Отдохнуть за границей захотели! Ну и ладно. Значит, не вышло. Уходили опустошённые, никакие. Мы ж уходили душой, потому что у человека есть душа! И она – хрупкая и очень нежная, как осенний цветок, но в отличие от него может восстать и победить! «Я не люблю себя, когда я трушу. Обидно мне, когда невинных бьют. Я не люблю, когда мне лезут в душу, тем более когда в неё плюют» (В. Высоцкий).

Это было время тётенек в платочках, с баранками через плечо, бежавших по перронам к поездам. Время модных дам в норковых шубах. Летом – в шёлковых платьях и красивых босоножках. А мужчины носили дублёнки, ондатровые шапки и мохеровые шарфы, за исключением, конечно, мужичков, вечно стоявших в очередях за поллитровкой в своих облезлых кроликовых шапках и с авоськами в руках. В карманах – одолженная пятёрка до зарплаты. Смешно сказать, но я, как сейчас, помню полупьяных слесарей-сантехников, вечно вымогающих трояк на выпивон. Заходили в квартиру с важным видом, давая жильцам понять, что у него много дел. Это было время «жигулей» и мебели (по записи), когда к иномарке физически подойти было невозможно: её окружала толпа людей. Изучали, восхищались и даже не завидовали – до такой степени это было недоступно. Время «запорожцев» и садовых участков. Время красной и чёрной икры на столах по праздникам, сосисок с горошком в столовых и дефицитного финского сервелата, который номенклатурные работники получали в праздничных пайках. Там же были печень трески и конфеты «Белочка». Мы танцевали под песню Славы Добрынина «Прощай и ничего не обещай, в пустое небо посмотри». А многим и было пусто, но они не хотели в это верить. Играла песня «Ах, Одесса, жемчужина у моря, ах, Одесса, ты знала много горя». И правда, наши евреи, погоревав, нерешительно собирали чемоданчики и уезжали, понимая, что это навсегда! Мы-то боялись за их судьбы. Что их там ждёт? А наши люди состоялись и преуспели. Благодаря силе воли и энергии стали специалистами и крупными бизнесменами. Эх, где наша не пропадала! А наша и не пропала!

Мы жили во времена диссидентов, во времена Иосифа Бродского. Мы жили во времена Вишневской и Ростроповича, Высоцкого и Солженицына, Галича и Окуджавы, Вознесенского и Евтушенко. Именно эти люди смело могли сказать всю правду, прекрасно понимая, чем им это грозит. В рестораны невозможно было попасть, потому что они были переполнены, свободных номеров в гостиницах не было, такси поймать сложно. Академик Сахаров был сослан в Горький, но свою позицию он до последнего отстаивал. А мог бы сидеть в своих заслуженных апартаментах и вкусно жить. Во многих квартирах по ночам работали радиоприёмники. Антенны вытянуты перпендикулярно к потолку, чёрная ручка приёмника подкручивалась то вправо, то влево. И вот наконец-то: говорит «Голос Америки», «Голос Израиля» («Коль Израэль»), «Свободная Европа», Би-би-си, говорит Сева Новгородцев. Этот человек был чуть ли не членом многих семей. Его знали все! Что он теперь скажет? Все застывали, прислушиваясь. Сквозь шипение, свист и хрипы радиоволн (потому что глушили Севу) он вещал, что Леонид Ильич Брежнев – старый маразматик, что его фраза «Скажем «нет» сионистам» уже всем надоела, что он вот-вот кончится (а то мы не знали?). Мы слушали правду, которую и сами видели. Перешёптывались, переглядывались и расходились. Мы слушали про Гальку Брежневу, про цыгана-любовника в норковой шубе, про любовниц актрисулек этих старых болванов и удовлетворённо улыбались. Я лично была уверена, что ничего особенного не происходит. Всё чисто, как в первом классе. Ну что же старый козёл может с молоденькой девочкой сделать? Ему же явно за шестьдесят! Виагры и в помине не было. Сева, подкинь что-нибудь дельное. Люди слушали, верили, настраивали свои радиоприемники и ехидно улыбались. И в этом что-то было. «Я люблю тебя, жизнь, и надеюсь, что это взаимно». От нас ушёл Марк Бернес, но пришла Пугачёва, её слушала вся страна. Рыжая девчонка завораживала, заводила и одухотворяла. «Миллион, миллион алых роз», «Старинные часы ещё идут». Пела про нас и про себя. Спасибо, подруга! Я не побоюсь этого слова, потому что она была нам, представителям женского пола, подружкой. Под её песни и поплачем, и потанцуем, и посмеёмся. Алла Борисовна, ты в моём сердце, и дай тебе Бог много лет жизни! Мы слушали бархатный голос Магомаева, любовались им и мечтали о таком мужчине. А его женой стала Тамара Синявская. Когда эта красивая женщина пела, мне казалось, что я вышла в океан и поплыла с миром. Почему? Не знаю. В нашей стране было много талантливых людей и спортсменов. Майя Плисецкая, Белла Руденко… Да их не перечислить! Спортсмены мирового уровня, их тренеры. Мы помним всех!

Я тогда жила в Москве в районе метро «Аэропорт» и частенько встречала там Ирину Роднину. То я вниз по лестнице, то она. Мы уже начали узнавать друг друга. Ирина всегда мне приветливо улыбалась. Это была хорошая девочка, несущая успех. Наверное, потому, что, встретив её, я всегда сдавала экзамен на хорошую оценку. Над нами жила семья легендарного авиаконструктора Ильюшина. Отличная семья, добрые люди. А главное, что его дочь Катя училась в одной школе с моим сыном. Это была английская спецшкола с определёнными требованиями. В четырнадцать лет надо вступать в ряды комсомола. Без него никуда! «Мишка, – говорит Катя, – приходи завтра в комитет комсомола. Я там председатель. Принимать тебя будем». Пришёл. «Это Миша Лагутин. Хорошо учится. Поведение отличное. Устав знает. А ну-ка быстро все проголосовали за!» – все, как по команде, подняли руки. Мой сын, у которого было далеко не всё хорошо, прибежал домой счастливый: «Меня приняли, приняли! Катя Ильюшина помогла!» В нашей семье было счастье! Папа прослезился и выпил на радостях. Мама улыбалась, я поздравляла, Миша сидел гордый. Вот таких бы нам людей: соседей, родственников и друзей! В октябрята меня приняли сразу,но хорошо помню, как я вступала в ряды комсомола. На собрании моему двоюродному брату дали заключительное слово.

– Недостойна!

– Почему? – недоумённо спрашивает классная руководительница (очень хорошая женщина) Людмила Михайловна.