Евгения Никифорова - Изображая зло. Книга первая

• Название: Изображая зло. Книга первая
• Автор: Евгения Никифорова
• Жанр: Русское современное

Даже в самые тёмные времена культ философского камня оставался нетронутым веяниями религиозной философии, провозглашавшей смирение высшей ценностью; бессмертие – мечта, от которой люди не смогли отречься. События происходят в Европе XXI века. Виктория Морреаф – женщина, чья жизнь насчитывает семь столетий, ищет наследника. Между тем Лондон подвергается атаке загадочных сектантов. Убийство соратницы вынуждает Викторию начать расследование, в ходе которого она понимает: с ней ведут жестокую игру.

---

Стальной взгляд женщины обратились к старику.

– Время позволило мне вдоволь изучить природу людей. Я ненавижу их… ненавижу за узость мышления, за примитивность, убогую ограниченность. И знаете, на фоне живых мёртвые кажутся лучше.

Виктория постучала дымящимся окурком по скамье, затушив его.

– Так вы считаете, люди злы? – спросил священник.

– Зло заложено в генотипе человека с начала сотворения мира.

– Но есть множество примеров, когда люди преодолевали свою тёмную сторону и шли на поистине великий акт самопожертвования!

– Этому есть только одна причина, – Виктория склонила голову, спрятав лицо за прядями тяжёлых смоляных волос. – Любовь.

Отец Мартин улыбнулся.

– Разгром городов, уничтожение культуры, массовая гибель людей… Война снится мне в кошмарах, святой отец. Тысячи раз я участвовала в этих кошмарах. Людей клеймили, как бракованный товар, сжигали. И эти сладострастные крики насильников, призывы к вожделению зла… Инквизиция, Холокост, джихад… Человечество негодует, откуда берутся чудовища, которым не ведомы уважение и сострадание. Лучшие умы ломают голову над этим вопросом и не подозревают, что чудовища живут и бодрствуют всюду, они не исчезали ни на день. Больше всего человек любит играть в Господа Бога, и нет искушения порочнее, чем власть над разумом. Если не можешь отличить правду от вымысла, до конца жизни будешь следовать приказам тех, кто создаёт изо лжи целый мир. В стадо людей сбивает вера, а выводит собственное мнение. Кукловод задумывает и ведёт войну, а гибнут в ней марионетки. И это безумие никогда не прекратится.

Виктория подняла взгляд на монастырскую пустошь.

– Святой отец, вам не кажется, что ветки деревьев похожи на руки грешников? Голые, чёрные, они тянутся вверх, к небесам. О чём они просят? Зима всё равно наступит. Им не избежать ни холода, ни войны. Но раз уж неотвратимо такое зло, то должна же смерть быть неизбежна и для меня?

– И вы думаете, наилучший исход вашей жизни – пожертвовать собой ради людей?

– Не ради людей. Ради любви. Из всего увиденного мной за семь веков существования любовь всегда была той единственной вещью, которой Бог не позволял мне владеть. И поверьте на слово, она достойна того, чтобы сам Бог за неё же и распял.

Виктория Морреаф поднялась со скамьи и плотнее запахнулась в пальто, спасаясь от осеннего ветра.

– Впрочем, я солгала вам, святой отец, – она усмехнулась в ответ на удивление священника. – Моя услуга бедному Лукасу была не такой уж и безвозмездной. Детей на тех фотографиях разыскивают в Англии, и теперь я со спокойной душой могу передать сведения детективу Кроули. Он всегда рад полезной информации. Даже если её предоставил демон.

– Знаете, что я вам скажу? – бросил отец Мартин. – Вечность – это чересчур много.

Прощанием послужил отрывистый хрипловатый смех.

Лишь когда гостья удалилась от стен монастыря, седые брови католика сдвинулись, испортив и без того старческое, испещрённое десятками морщин лицо. Из мрачных раздумий священнослужителя вывел подбежавший послушник.

– Эта женщина, с которой вы говорили… Кто она? – полюбопытствовал юноша.

– Одна из самых опасных людей на свете. Но бояться её не следует. Эту женщину зовут Виктория Морреаф. Она бессмертна.

Одно Виктория Морреаф не в силах была сказать: оставалась ли она человеком или же столетия жизни извратили её природу. Ведь существо, которое видели окружающие, не имело с ними ничего общего.

Для посетителей бара Виктория была лишь тенью: никто не обращал внимания на высокую фигуру в пальто. Она села за барную стойку и заказала кофе. На улице стоял дикий холод. Рим умирал под серым полотном осеннего неба, но в помещении, где играла музыка и пахло сигаретным дымом, обстановка казалась не столь мрачной. Виктория ненавидела позднюю осень.

Услужливый бармен принёс дымящийся напиток, которым она сразу обожгла горло. В противоположном углу бара капризничал ребёнок, за ближайшим столиком распивали пиво и смеялись двое мужчин, а справа помешивал коктейль темноволосый парень в кожаной чёрной куртке. Виктория одарила его равнодушным взглядом и отвернулась: как всегда, ничего примечательного, разве что перстень на его левой руке показался весьма интересным. Женщина сделала глоток кофе, затем чуть склонила голову, желая разглядеть печать. Окружённый дугой из мелких букв паук золотился и отливал блеском – владелец явно частенько начищал перстень, – хотя по виду вещь выглядела не новой. У Виктории глаз был намётан на антиквариат, и даже не будучи знакомой с юношей, взяла на себя смелость утверждать, что перстень не датируется нынешним столетием, он куда более древний. Оторвалась от созерцания украшения и внезапно столкнулась с неистовым взглядом.

Это были красивые глаза. Большие и выразительные. Необузданная сила скрывалась за тёмными озёрами – нечто звериное и прекрасное. Такие глаза могли принадлежать представителю лишь одного племени – цыганского. Смуглая кожа, резкие брови, влажные после глинтвейна губы… Без сомнения, привлекательный мальчик, которому вот-вот исполнилось двадцать или, по крайней мере, должно исполниться – старше не выглядел. На Викторию он смотрел вызывающе, со странным выражением, разгадать которое сразу не удалось.

– Заинтересовал? – мальчик кивнул в сторону перстня. – Хотите узнать, что обозначают письмена?

– Нет.

– Почему?

– Пусть это останется тайной. От того, известен ли мне смысл надписи или нет, не будет никакого проку.

– Неужели даже не любопытно?

– Немножко.

– Нравится терзать себя?

Виктория с удивлением воззрилась на мальчика.

– Простите, – улыбнулся он, намереваясь сгладить ситуацию. – Я нередко говорю, что думаю. Бывает, это обижает людей.

– Вы хотели сказать, отталкивает.

– Да, и это тоже.

Виктория равнодушно пожала плечами и сделала вид, что собеседник её не волнует. Кофе продолжал дымиться, а изгнанный двумя часами ранее демон визгливо смеялся.

– Не хотите зайти в гости? – внезапно спросил незнакомец.

Она обернулась, ожидая увидеть подкупающую улыбку, которая так раздражала в мужчинах, но встретила равнодушие. Он будто сам не знал, хотел этого или нет, просто предложил, чтобы прогнать скуку и скоротать свободное время в компании первой встречной, весьма обеспеченной, судя по бриллиантовым серьгам, женщиной. «И с чего он решил, что я соглашусь?» – думала Виктория с постепенно нарастающим раздражением; если за ближайшие часы ничего не случится, она с лёгким сердцем улетит в Марокко.

– Не хочу показаться назойливым, – продолжил юноша. – Я свободен до сегодняшнего вечера, и мне будет приятно, если вы согласитесь провести со мной время.

– Мы раньше встречались?

– Нет.

Виктория вздохнула и вернулась к своему кофе. За долгие столетия она привыкла к вниманию: похоть, признания в любви, глупое раболепие давно утомили. Неужели этот самоуверенный мальчик счёл себя лучше других?

– А ведь я узнал вас, – вновь заговорил он.

В ответ на последнее женщина тихо фыркнула: любой прохожий мог вспомнить известного на весь мир мецената фрау Морреаф. Виктория недоверчиво покосилась на парня.

– И кто же я, по-вашему?

– Создатель философского камня.

«Это что, шутка?»

– Я видел вас на фотографии столетней давности в архивах. Это лицо невозможно перепутать с другими. Ваши глаза, нос, скулы… Вы успешно скрываетесь в толпе. Но глупо надеяться стать невидимой для тех, кто прикоснулся к исторической тайне. Я не настаиваю на свидании: да и кто я такой, чтобы просить об этом? Но я буду рад, если вы согласитесь провести время с человеком, который угадал в сидящей рядом женщине Викторию Морреаф.

– Вы историк?

– В своём роде.

Самоуверенный мальчик цеплял. Вроде бы двадцать лет, молоко на губах не обсохло, а выглядел, словно прошёл через ад. В глазах горело знание, какое бывает у зрелого, повидавшего виды человека.

– Закажете что-нибудь ещё? – спросил бармен.

– Нет, – Виктория метнула вежливую улыбку сразу обоим. – Где вы живёте?

– На Корсо дель Ринашименто.

Юноша назвал дом и номер квартиры.

– Я зайду до вечера, – Виктория заплатила бармену и, не обмолвившись более ни словом, покинула бар.

Холод ударил в лицо и вызвал бурю эмоций, напомнив о приближении зимы. Женщина истосковалась по настоящему солнцу, палящему и опасному. Лишь под небом Марокко в искалеченной душе могла родиться жажда жить дальше. А поздняя осень олицетворяла медленную мучительную смерть. От этого хотелось бежать. Как и из ненавистного века обратно в родное средневековье – к пониманию безграничности мира, чувствам свободы и страха. Того, что она потеряла в одном из предыдущих столетий.