Екатерина Русина - Душа в чемодане. Записки бортпроводницы

• Название: Душа в чемодане. Записки бортпроводницы
• Автор: Екатерина Русина
• Жанр: Путешествия и география

Книга представляет собой дневник бортпроводницы международных авиалиний, начиная с первых дней обучения и заканчивая последними полетами. Вы побываете в суровом Магадане, знойном Бангкоке, на сказочном острове Бали и во многих других местах. Вместе с автором вы сможете пережить все трудности и радости лётной жизни, узнать многое о самолётах, о внутренней жизни аэропорта, о настоящей дружбе, испытаниях, поисках себя и новых высотах.

---

Шасси мягко касается взлетно-посадочной полосы, включается реверс и через несколько минут командир объявляет: «Мы приземлились в аэропорту Домодедово. Всё в порядке».

Всё в порядке. Значит, никакой эвакуации. Ладно хоть я не бросилась открывать люк, уйдя с головой в свои мысли. Пассажиры отчаянно хлопают, радостно кричат, обнимаются. Покидая самолет, кто-то даже целует руки командиру, это весьма трогательно. Многие спрашивают нас, полетим ли мы с ними дальше, когда дадут другой самолет на этот рейс. Без капли сомнения отвечаем, что да. Наверное, сейчас нас отвезут на другой 767-ой и мы попробуем улететь снова. Салон наполняют разные службы, лётчикам задают массу вопросов. Тем временем старшему бортпроводнику поступает звонок из диспетчерской. Он глухо отвечает: «Да. Хорошо. Понял». Мы вопросительно смотрим на него, в ожидании чего-то неприятного. Он грустнеет и сообщает: «Нас снимают с рейса, всем команда ехать по домам отдыхать».

Это на самом деле грустно. Мы должны были закончить этот рейс сами, с нашими напуганными пассажирами! Да, иногда они раздражают меня своими глупыми вопросами или невежественным отношением. Но потом, когда они покидают борт и снова становятся адекватными, они мне даже нравятся. Может, просто во время полета я слишком много думаю о технической стороне, а не о людях, и поэтому на дружелюбие остается мало сил. Наверное, так нельзя. Они нам верят, они нам иногда даже благодарны.

В салоне повисает тишина. Вот так взять и уйти? Даже командир слегка растерян. Медленно выкатываем свои чемоданы и спускаемся на землю, не проронив ни слова.

Сажусь в последний автобус до станции метро Домодедовская. За окном темно, слышно только, как гудят двигатели взлетающих самолетов, четко срабатывают реверсы. Я вдруг начинаю плакать. Бортпроводница, которая не попала на юбилей к отцу, тоже плачет позади меня в этом же автобусе. Ее можно понять. А мне жаль, что наш экипаж не полетел вместе с пассажирами вторым заходом, мы ведь им обещали – наверное, они расстроятся, увидев другого командира. Жаль, что я не увидела Хабаровск. И, пожалуй, мне всё же страшно. Всё могло сложиться не так благополучно, меня внезапно захлестывает реальность, которая чуть не сыграла с нами последнюю шутку. Нет уже ничего забавного в эвакуации, командах, аварийных трапах. В один момент всё это становится для меня не просто игрой в спасателя, а настоящей жизнью, с настоящими людьми, каждый из которых немыслимо важнее, чем мои жалкие попытки «попрактиковать знания». Это жизнь, которую невозможно дать и невозможно вернуть своими силами.

Позже мы узнаем, что наших пассажиров пересадили в другой Боинг 767, но по каким-то причинам он снова вернулся в Домодедово. Возможно ли такое – два раза подряд?! В нашей компании вообще мало случаев, когда самолету приходилось возвращаться, а тут аж два раза с одним и тем же рейсом. Под утро пассажиров посадили в Ту-214, и… он не взлетел. Он НЕ ВЗЛЕТЕЛ. Еще на земле у него отказал двигатель, и командир не стал выполнять рейс. Страшно подумать, как чувствовали себя наши пассажиры. Для нас, пожалуй, даже лучше, что мы не полетели с ними на другом самолете, и не стали участниками еще одной незапланированной посадки, но мне всё же обидно, что мы не были с ними рядом. Что же было не так с этим заколдованным «Хабаровском»?!

Домой я приезжаю около часа ночи, ребята меня, конечно, не ждут. Мы с Катей до трёх ночи пьем чай на кухне и беседуем. Я даже не снимаю форму.

10 мая 2008 г.

Рассвет в Екатеринбурге

Однако немного мне дали времени, чтобы прийти в себя. Уже на следующий день ночной рейс в Екатеринбург. Стараюсь не вспоминать о вчерашнем происшествии, ничего не бояться и не накручивать себя. Да и не в страхе дело, а в каком-то неожиданном разоблачении, изменении восприятия, резком переходе к реальности. Мне не хочется быть занудным, механическим реалистом, мне хочется видеть лучшее, важное.

Больше миллиона человек встречают этот новый день в привычном, родном городе. И, конечно, не знают о том, что я прилетела сюда только чтобы увидеть рассвет из маленького иллюминатора Боинга 737.

Хочется думать, что планировщик рейсов большой романтик. Он всё рассчитал так, чтобы обычный короткий разворотный рейс стал особенным – три часа стоянки специально для того, чтобы экипаж встретил рассвет на Урале и, вдохновленный, вернулся в Москву. Чтобы мы проснулись в холодном салоне, укутанные в пледы, и увидели, как ласковыми розовыми лучами солнце просится к нам в самолет. Сначала даже забываю, что мне сейчас встречать пассажиров, куда-то лететь. Последняя пара минут спокойствия. Конечно, планировщик не такой уж романтик и время вылета подобрано таким образом, чтобы пассажиры прилетели в Екатеринбург ночью и могли отдохнуть в родном (или не родном) городе перед началом рабочего дня, а вылет – чтобы люди успели в самое начало дня кипящей Москвы. Три часа между этими точками во времени я пробуду здесь гостем. Просто сидеть и смотреть в иллюминатор невозможно, дико тянет спать. Но я засыпаю со сладким чувством, что открою глаза уже не в этой темноте со слабыми огнями аэродрома, а с праздничными лучами солнца чужого города. Он встретит меня с радостью, словно давно ждал. Аэродром почти пустой, вокруг так просторно, светло. Но вот рушится рассветный покой и в салон медленно входят сонные пассажиры. Я их почти люблю. Как можно не любить людей после вчерашнего? Да и просто глядя на рассвет из иллюминатора закрытого самолета на поле аэропорта Кольцово очевидно – мир прекрасен.

Снова здравствуй, Москва. Знаю, ты не ждала меня. И сотни непроснувшихся лиц в метро тоже не ждали. Наверное, вас ждет скучный день, раз вы с таким недовольством смотрите в экраны своих телефонов. А я только что с Урала, я встретила там чудесный рассвет. Если бы вы знали, как огромен мир, как величественно глубоко чувство, что ты – живешь. Не просто существуешь между одинаковыми днями, а живешь, летишь навстречу новому дню, смотришь, как меняется рисунок в десяти тысячах метрах внизу, дышишь воздухом другого города. Какая-то сила тянет меня в небо, тянет меня в новые города, просторы. Я бы хотела разделить свое счастье хоть с одним из вас, показать, что радость есть – вот она, в моем чемодане, который несколько часов назад был в Екатеринбурге, а завтра будет сопровождать меня куда-то еще, в моих глазах, в том жгучем чувстве, которое заставляет меня радоваться сегодня, забыв об опасности. Но никто не оборачивается на меня и не отвечает на мою улыбку. Они не знают, какой яркий свет сейчас в моей душе, как ясно для меня одно: жизнь – это великий дар. Вчера в глазах пассажиров я поняла это очень четко. Они спускались по трапу, сбросив все упреки и недовольства, они радовались, что живы. Стоит только нам понять, что мы не имеем власти над жизнью, как она становится удивительно важной.

11 мая 2008 г.

Домой, в гости

За свою жизнь я моталась по всей России от края до края, но заграницей была только однажды, и то до своего рождения. Мои родители жили в ГДР, в городе Людвигслуст, куда моего отца определили служить в танковом полку начальником склада ГСМ. Там родилась моя старшая сестра Карина и там могла бы родиться я. Но перед моим рождением отца перевели служить в Забайкалье. Вот и весь мой заграничный опыт.

Мне всегда нравилось рассматривать фотографии Нойштрелица, где родилась Карина, на черно-белых картинках роддом выглядел как настоящий старинный замок, окруженный неизвестными мне цветами и пышными деревьями. А еще у нее в фотоальбоме было вклеено немецкое свидетельство о рождении, вот уж на самом деле повод для гордости. Еще я часто обижалась, что среди массы ее фотографий лежала всего одна моя с надписью «Кате один год». А где была Катя до этого? Я даже доставала родителей домыслами, что они меня удочерили. Но здравый смысл говорил мне – зачем им чужой ребенок в этой дыре, где нет то воды, то света? Тем более что Карина еще маленькая. И всё же, где мои фотографии? Мама говорила, что в Борзе просто не было столько возможностей для фотографии, как в Германии. Что ж, пожалуй. И всё равно обидно. Я бы тоже хотела фото, где я лежу, завернутая в плотный рогалик из одеяла, перевязанная бантом, или с биркой на крошечной ручке. Но нет – «Кате один год».

Моё детство прошло в суровых степных просторах Забайкалья. Городок был огорожен высоким бетонным забором, и мы с сестрой лазили за него через подкоп, организованный детворой, чтобы собрать ярко-фиолетовые крокусы маме на восьмое марта. Правда, тогда мы думали, что это подснежники. А иногда мы гуляли с родителями в сопках, усыпанных ярко-желтыми купальницами и пёстрыми саранками, как в сказке. Никогда и нигде больше я не видела таких пышных цветов.

Потом мы еще много раз переезжали по стране, но заграницей я так и не побывала. Самое время что-то менять. Мир такой большой, и я ни за что не смирюсь с мыслью, что не увижу его.