Александр Ясинский - Имя мерзости: степь

• Название: Имя мерзости: степь
• Автор: Александр Ясинский
• Жанр: Ужасы и Мистика

Его разум – выжженная степь. Его поступки – страны и противоречивы. Его противники – все твари мира. Но чья-то злая воля подталкивает его вперед, ломая преграды и преодолевая расстояния к неведомой цели. Ему суждено познать любовь, потерю и все горести земные. Имя ему – Тор. Жизни день первый есть день последний. И длиться он вечно. Истекая кровью, мир живет этот единственный прекрасный, блистательный день, и, пожирая сам себя, умирая на закате, рождается вновь, в ослепительном утре.

---

Палач яростно шипит гадюкой.

– Ах да, прости, там еще в ассортименте есть дохлый шакал, – продолжает насмехаться Тор. – Так что смотри, выбирай, что больше тебе по вкусу.

– Я не ем трупы!

– Ну, тогда поищи экскременты, – назидательно наставляет Тор, – а то ты тут подохнешь с голоду, и сам превратишься в огромную кучу…

– Да я обглодаю твои паршивые кости и разбросаю по степи! А язык повешу на пояс! – вопит разозленный Палач.

И бросается на Тор. Но встречен вошедший в макушку секирой, останавливается. В раздавшемся хрусте черепной коробки, ее гнилое содержимое выплескивается наружу, частично окропляя Тора. Упершись ногой в грудь Палача, Тор тянет секиру, и та разрывает колпак, равно как и лицо под ним, вздыбливает грудную клетку, и чудовище издыхает. Но еще большее остается жить.

Меж тем вывалившиеся кишки шевелятся, и ползаю в пыли, словно черви, и Тор брезгливо переступает через них.

Сам того, не сознавая, Тор отпрыгнул в сторону еще до того, как, прогудев в воздухе, обрушилось лезвие гильотины.

Он вскакивает на ноги, одновременно лезвие взмывает вверх. Задрав голову, Тор осторожно маневрирует. Лезвие – застывшая черная точка на ослепительном диске солнца, – поворачивается, чутко реагируя на его перемещения, и вдруг неожиданно оказывается, зарывшейся в почву в волоске от ноги Тора. Снова легко освободившись, лезвие, как ни в чем небывало возвращается на положенное место. Тор шумно выдыхает, намереваясь вытереть струящийся по лицу пот, он поднимает руку. И получает в лицо поток собственной крови! Какое-то время он недоуменно взирает на торчащие из запястья артерии, затем, интуитивно, нежели, спохватившись, приказывает Нордрону переместиться на искалеченную руку. Змей послушно обвивается, затягивая кольца вокруг обрубка, и принимается зализывать рану.

Опустившись на землю, Тор сворачивается клубком, подтянув колени к подбородку. Интересно, отстраненно думает Тор, должен ли чувствовать боль, ибо не помнит еще ее точное определение. Нет, нашептывает ему камень во лбу, забудь про боль, тебе она недоступна.

– Но я помню, как искажалось лицо у страждущих, и рвались голосовые связки у съедаемых заживо.

– Ты не совершенен и не можешь знать все чувства сразу,– убеждает камень.– Может позже, позже…

Драгоценность говорит с Тором, пока он не засыпает. А в это время мучительно извивается, слабея, его отсеченная кисть. Вскоре и она застывает, сжавшись в кулак. Будет заменена.

Пробудившись, он встал и направился к эшафоту.

Насыпь костей окружает его. «Сколько несбывшихся надежд воплощено здесь?» – подумал Тор, и сам подивился неожиданной мысли. Похоже, разум начал сдвигаться с растительно-созерцательного существования в сторону образов, ассоциаций. Увлекаемый неким магнетизмом Тор медленно обошел эшафот, а затем, решившись, начал восхождение. Впитав разум жертв, иссушенные солнцем доски вместо ожидаемого скрипа издают гнусные проклятия и хулу на великом множестве языках.

– Что, злитесь? – спрашивает Тор, настороженно посматривая по сторонам и особенно под ноги. – Чего же вы так ревностно стережете?

Все становится на свои места когда, взобравшись, вот видит Тор огромный сапфир, пульсирующий в обрамление концентрической паутины вен, распространяющихся на все лезвие и часть гильотины. Тор осторожно протянул к камню здоровую руку – и тот засветился, потянулся в ответ, как бы вспучился, пытаясь высвободиться. Нордрон преобразовался в стилет, погрузившийся в податливую, пупырчатую кожу то ли предмета, то ли твари, как в масло. Стилет описывает круг, и сапфир падает в ладонь Тора. Выемка тут же начинает заполняться черной, вязкой жидкостью, стекая, она шипит, капая на доски. Тогда Тор, сделав рубящий жест здоровой рукой, разворачивается и бежит к краю помоста; за его спиной Нордон в точности повторяет движение хозяина, режа дрожащее лезвие. Вот уже верхняя часть его заколебалась словно в нерешительности, обнажая продольный разрез, а затем была сметена выплеснувшимися потоками украденной крови.

Из тучи дыма стрелой вылетел Нордрон и, приняв обычный образ, разместился на предложенной руке. Когда зловонные испарения понемногу развеялись, перед Тором предстало застывающее озеро шлака, в которое медленно погружались обугленные останки досок и костей.

* * *

Оставив эшафот позади, Тор вынужден идти наугад. Изредка ему попадаются мелкие насекомые, раз он вспугнул вялую ящерицу, нехотя убравшуюся в нору, от горизонта до горизонта степь вымерла и Тор кажется единственным живым существом.

На самом деле все зависит от восприятия; и не однажды степь пыталась забрать его себе. Его сознание затуманилось, тогда со всех сторон подступали призрачные колдовские огни, зовущие иль обещающие; вглядываясь в кружащие хороводом языки пламени, он различал перекошенные злобой лица, губы источающие яд злословия и чародейские заклятия, подернутые дымкой забвения людей, неописуемых тварей, другие места и события. Пробудившись от тяжелого забытья, он обычно не мог вспомнить им и ему сказанного, диалоги, которые он вел со своим прошлым, тот груз, что лежал в подсознании мог лишить рассудка, поэтому держался под замком. Но где эта тонкая грань между абсолютной нормальностью и нет? Это всего лишь точка зрения и устоявшееся мнение, то – тень меняющее свои очертания в зависимости от освещения предмета. Ему начинало казаться, что он обречен проживать одну и ту же жизнь, один и тот же круговорот действий, жизнь, замкнутую в кольцо, помещенную в мертвую глыбу мира, который никогда и не был живым, оживающий лишь с его, Тора, появлением и распадающийся, застывая некими первородными формами с его же уходом; что только его присутствие формирует реальность. Но кто – он? Тор знал свое имя, но не помнил давших его, он вспоминал о будущем равно как о прошлом, там он постоянно лишал жизни, и убивали его, он, наконец, существовал, но что это за существование в грезах и грезы о существовании? Однако ж еще существовала еще пока недоступная пониманию чужеродная воля – Кукловод, но тот был не от мира сего, может дьявол, может, не было его вовсе, а это пробуждалась подлинная сущность Тора? Слишком много предложений, и неизвестна истина.

Вот так однажды Тор обнаружил, пробудившись, что спящим следовал за колдовским огнем, который тут же пропал подобно наваждению. После того происшествия он старался идти, уже не отдыхая, до изнеможения, пока не валился, моментально погружаясь в омут беспамятства. И степь в отчаянье выла тысячами глоток невидимых обитателей не в силах заставить измученное тело двигаться.

С каждым переходом Нордрон обнаружил растущее беспокойство. Когда же он стал жалобно пища, тихонько покусывать за плечо, Тор понят, что змей голоден. Он позволил Нордрону прокусить засохшую корку на обрубке, и змей, урча, насыщался, а после снова зализывал рану. После второй такой кормежки Тор вновь увидел шакалов.

Стая гнала вопящего от ужаса человека, пробежавшего достаточно близко, чтобы Тор разглядел лицо безумца, жалкие лохмотья, сбитые в кровь босые ноги. Он содрогнулся, предвидя такое скорое развитие событий и для себя. В сердцах Тор метнул им вслед дротик, но промахнулся. Один шакал, приотстав, отделился от своры и незамедлительно подхватил воткнувшееся в землю оружие.

Утомленному Тору остается лишь бессильно ругаться пока шакал, издеваясь, носиться кругами, зажав в зубах дротик, чутко пресекая любые попытки Тора приблизиться.

Однако вскоре Нордрону надоела эта забава: шакал изумлено взвизгивает, обнаружив в зубах рассерженную змею. Теперь шакал больше не потешается – отчаянно скуля, он катается по земле, стараясь скинуть вцепившуюся в горло змею. Лишь насытившись, змей отпускает шакала.

Шурша в траве, подполз довольный Нордрон. Тор хочет укорить его за столь явное проявление эгоизма, но передумывает и тот благодарно устраивается на протянутой руке.

– Ну что ж,– произносит Тор, и запекшаяся корка на губах лопается. – По-крайней мере один из нас счастлив.

Намереваясь продолжить путь Тор оборачивается, что бы узреть сидящего неподалеку седого шакала, провожающего ничего не говорящим человеку взглядом незадачливого собрата.

– Убирался б и ты, а то я тебя съем,– предостерегает Тор.

Шакал внимательно и даже как – то оценивающе смотрит на Тора и тявкает в ответ.

– Что, желаешь остаться? – выдвигает предположение Тор. – Будем вмести путешествовать, с Нордроном подружишься. Он змей душевный. Пока сытый. Иль все ж перекусить сперва? Тобой.

Шакал тихонько скулит, давая понять, мол, против такого оборота дел, и мясо у него жесткое, и вши замучили.

– Что не нравиться? Да, видно ничего недоделаешь, – другой альтернативы-то нет. Думаешь мне это нравиться – запихиваться каким-то вонючим шакалом, которой к тому же вот – вот подохнет от старости?! Меня самого тут недавно чуть не умяли, причем в сыром виде, да еще какой-то сумасшедший засранец. Меня, которого прекрасного запеченного, с приправами и специями подавали на серебряном блюде самому…да в прочем, перед кем я тут распинаюсь!