Маша Сыч - Гимнастка и Искатель. Цирковая история

• Название: Гимнастка и Искатель. Цирковая история
• Автор: Маша Сыч
• Жанр: Современные любовные романы

Короткая история одного вечера. Бродячий цирк, громкая музыка, мерцающий свет, улыбки, сладкий манящий запах карамельных яблок. И незваный гость-скиталец, случайно перевернувший все с ног на голову.

---

Зыбко, громоздко, избыточно. А еще шумно, людно и как-то празднично что ли – вот что для меня цирк. Здесь душно, пахнет сахарной ватой, лошадьми и чем-то волшебным, мне не разобрать. Среди разномастных предметов мебели, служащих местами для зрителей, выбираю старый жесткий стул с подлокотниками, покрытый некогда дорогим, но теперь изрядно истертым бордовым бархатом. Жду. Я не люблю ждать, но сейчас мне нравится восседать на этом некогда дорогом стуле и наблюдать за мельтешением, хаосом, яркой жизнью цирка. Я даже чуть прикрываю глаза, а может, и засыпаю, определение границы между полупрозрачным сном и явью всегда давалось мне с трудом.

Представление начинается неожиданно – для меня. Гремит музыка, блестят и переливаются костюмы клоунов, дрессировщиков, акробатов, слепит глаза дивный свет, хлопают зрители. Я слушаю, смотрю, чувствую запахи, и у меня кружится голова. Но я не встаю, не ухожу, сладкий этот водоворот напоминает мне давешний сон, теперь я понимаю это совершенно точно, теперь я помню его настолько отчетливо, насколько вообще можно помнить сны. Поэтому я остаюсь, и не зря – после артистичной укротительницы тигров с хитрой улыбкой на арене появляется она. Нет, она действительно появляется, а не просто выходит из-за тяжелого занавеса – должно быть я просто отвлекся, дурак этакий. Она почему-то приковывает к себе внимание, не знаю, всех или не всех, но мое точно, и этого вполне достаточно. У меня не замирает сердце, не перехватывает дыхание, нет и каких-либо других признаков временного помешательства, мой организм абсолютно спокоен и умиротворен, только вот я почему-то не в силах оторвать от нее взгляда. Точные плавные движения, легкая, немного наигранная улыбка, яркие глаза, тонкие запястья, да вот собственно и все, что я мог бы о ней сказать. Она, конечно же, не может увидеть меня и мои горящие глаза, мне даже кажется, что сейчас меня никто не может увидеть. Я и сам не заметил, как превратился в местного безумного призрака, забыл прошлое и решил, что останусь здесь навсегда – буду изредка являться укротительницам и клоунам во снах, но той воздушной гимнастке чаще всего, обещаю. Такие вот глупости.

Но мечтам моим не суждено сбыться. Прерывается волнующая мелодия, гимнастка исчезает за тяжелым занавесом, номер заканчивается, а вместе с ним и все представление. Я вновь обретаю способность слышать, чувствовать и понимать происходящее, улыбаюсь собственным мыслям, качаю головой, наваждение какое-то. И неожиданно понимаю, что не смогу уйти, пока не увижу ее, пока хотя бы не узнаю, как ее зовут, и любит ли она море. Мне почему-то именно это кажется важным.

Глава 3. Гимнастка

Даже когда мои жесткие качели поднялись и громкая, бьющая по мозгам, музыка сменилась медленной, немного грустной и тягучей как нуга, я еще не пришла в себя: в голове стеной стоял гул, и жизнь как будто протекала за тонким стеклом, протекала медленно, а, самое главное, мимо. На моем же лице было исключительно бессмысленное выражение.

В общем, я начала. Сегодня это не так просто сделать, скажу я вам, за мной наблюдают сотни пар глаз, но одних, самых важных глаз, серых, как вечерне-осеннее небо, глаз моего отца, нет. Он болеет, и я чувствую, что стараюсь вхолостую. Как будто, если барышни-модели, сошедшие со страниц модных журналов Сюзи, позировали ради «просто так», а не фотографу, который смотрит на них довольно, словно дрессировщик на глупых кудрявых пуделей…

У меня руки струятся. Точнее, руки у меня абсолютно нормальные, не подумайте, но дурацкий костюм сделал из них почти что крылья. И не просто крылья, а еще и с блестками. Это неспроста, точно вам говорю. Я ухнула вниз, в последний момент зацепившись коленями за дощечку качелей, а они, качели, все витали и витали, раскачиваемые моими немыслимыми, непроизвольными, но энергичными телодвижениями. Я в восторге от себя и от музыки, от музыки и от себя, от нас двоих, которые уже успели слиться воедино. Сейчас, именно сейчас пройдет волнение, которое вызвал во мне юноша в первом ряду, выглядевший растерянным и чужим, всегда чужим. Сейчас мурашки испугаются высоты и покинут меня, перебегут к кому-нибудь из зрителей снизу. Сейчас скрипка, которая до этого прекрасного момента послушно и кротко аккомпанировала какому-то глубокому и тревожащему инструменту, название которого я постоянно забывала, громко зарыдает. Мой музыкант дернется и замрет на месте с блаженным выражением лица, а я изогнусь так, что вполне смогу упасть, мои костлявые коленки возможно уже не смогут с силой сжимать жесткую дощечку. А я… А я в это время как ухну да как ухвачусь за веревки сильными руками и притяну к себе все тело, пару секунд летая стоя и в такт стучась спиной о бесчувственный кусок дерева!

Вот она! Я слышу ее. Жалобный плач скрипки растет, грозясь перерасти в истерику и перебить все тарелки в доме. Он вибрирует, и я, возбужденная, облизываю обсохшие губы, вспоминая, что сейчас привлеку к себе максимальное внимание, подтянув тело к себе и перевернувшись с ног на голову, внезапно, неожиданно, не успев досчитать до десяти. Это всегда получается быстро, кровь в голову, ногти впиваются в нитки, а глаза, которые я специально держу широко открытыми, задыхаются от толстого потока воздуха. Он, тот самый из первого ряда, образ которого сидит в голове, задержит дыхание и перестанет моргать, наслаждаясь от боли в глазах. Он точно-точно будет переживать, я же заставлю. И в моей голове появляются такие безумно-сладкие мысли, которые никогда бы не пришли мне в голову раньше, до того, как я его увидела. Только, скрипочка, милая, не подведи.

Звук вибрирует, вибрирует и… обрывается. От неожиданности я тоже обрываюсь, в нелепой позе, с выгнутой спиной и коленями на уровне лица. Скрипач не должен был этого делать, зачем? Сидит, наверное, сейчас, судорожно сжимая смычок, глаза открыть не смеет. Прислушивается к тому хаосу чувств, что заполнил его без предупреждения. У нас в этот момент одна душа на двоих, он знает. Я даже репетировать в полную ногу без него не могу, а он – без меня.

То, что творилось в моей темной еще душе, передалось ему и ошеломило. Ты играй, милый, играй. Это же пройдет, верно? Скоро пройдет, а пока твоя тишина – и я падаю.

Пусть это все длилось лишь пятую часть от мгновения, я живо представила, как лежу на брезентовом полу, разбитая и глупая-глупая-глупая, зрители переговариваются между собой. Изредка доносятся до уха хохотки. Они все уходят к мороженщику, лижут шоколадные и ванильные шарики в вафельных рожках. А тот из первого ряда скользит взглядом по мне, быстро-быстро, и молчит.

Он ведь всегда молчит, правда?

И уходит. Далеко, туда, куда даже мои сны не забредают.

Я почти уже упала, и духовно, и просто – носом вниз, когда меня поддержал мой милый скрипач, который всегда умел открывать глаза тогда, когда не хочется.

Это ведь можно перевести в разряд трюков-обманок, настолько обманчивых обманок, что даже и саму гимнастку обмануть могут? Только не рассказывайте папочке, я вас умоляю, он же не переживет!

Разве я смогу выступать дальше? Красная, с перекошенным лицом (интересно было бы сейчас увидеть себя в зеркале, ха!) и расширенными зрачками, сердцем, бьющимся в горле и ноющей ногой? И куда ни взглянешь – всюду люди, и все они, черт возьми, смотрят на меня, а не занимаются собой, как обычно. Зато за кулисами точно стоит Сюзи, бледная и встревоженная, ее окружает туча кавалеров, которые то и дело заглядывают ей в глаза и предлагают стакан воды.

Никогда я еще так не ждала конца своего выступления, в меня словно вгрызлись сотни зубов. Хотя нет, не вгрызлись, а всего лишь раздражающе покусывают, тянут вниз. Тело ноет. Тем временем, я с ужасом представляю, как придется еще раскланяться и убежать, легко и неспешно, когда ноги несут тебя от людских глаз куда быстрее, чем хочется.

Я честно стараюсь думать о чем-то отвлеченном, пока музыка затихает и качели несут меня вниз, к земле под ногами. Но этот свалившийся мне на голову, такой нужный мне и в то же время появившийся так не вовремя, зритель не выходит у меня из головы. Даже, когда я закрываю глаза, образ всплывает в памяти. Да нет, не всплывает даже, а п о я в л я е т с я, настолько он четок. Мерлин, как же меня раздражает и злит его дурацкое неожиданное появление, отрешенный вид и взгляд внутрь. Если он также смотрит на свою девушку – я искренне ей сочувствую. Как, наверное, каждый раз сбивается с ритма ее несчастное сердце, ха-ха! Но мне отчего-то не нравится его девушка, мне кажется, что она страшненькая. И имя у нее наверняка глупое. А он, скорее всего, любит ее и дарит цветы. Оно ведь всегда так, ага.

Я кланяюсь быстро и часто. Аплодисменты гуще, чем должны были быть. По-моему, даже преувеличенно громкие, хотя, вполне возможно, что мне только кажется. Я резко поворачиваюсь и закрываю глаза, ведь чем меньше я его вижу, тем быстрее он выветрится у меня из памяти, правда?