Павел Проданов - Льеккьо. Болото никогда не отпускает свои жертвы…

• Название: Льеккьо. Болото никогда не отпускает свои жертвы…
• Автор: Павел Проданов
• Жанр: Триллер

«Льеккьо» – психологическая драма о человеке, чьи призраки прошлого так и не дали ему возможности влиться в социальный мир. Пятилетняя амнезия и появление странной незнакомки дают шанс Мартину Эбботу разобраться в себе, в причинах своих детских травм. Ему предстоит встретиться со своим худшим кошмаром, что его разум отказывался вспоминать. Болото никогда не отпускает свои жертвы, так справится ли Мартин?

---

– Да ладно? – прозвучал голос с соседнего кресла, – Марти?

Сквозь слипающиеся веки, я увидел того типа из бара. Все казалось нереальным, так навалилась на меня усталость.

– А ты, кажется, Чарли? – уточнил я.

– Он самый. Вот так встреча! Неожиданно. Куда направляешься?

– В Уинвилль, – ответил я.

– Дела деловые? Ну да ладно, не мое дело. А я в Дарри. Слышал про убийство девушки?

– Да, по телевизору видел, – ответил я, протирая глаза. – Она в ту ночь находилась какое-то время у нас в баре.

– Правда? Ну и дела. Копы приходили?

– Приходили, но я их не видел.

– Говорят, у нее на теле вырезали послание из библии, что-то типа: «В блудодеяниях твоих была раскрываема нагота твоя».

– В блудодеяниях? – спросил я.

– Да, – подтвердил Чарли. – Вот уж эти шлюхи, – гневно добавил он.

– Поиски утех – как отчаянный уход от одиночества, – промямлил я сонным голосом.

– «Человеку нужен человек», ты об этом? – озадаченно спросил мой неожиданный собеседник.

– Я о том, как человек отчаянно избегает одиночества, забывая о приличиях, а после, может статься, что это сведет его в могилу.

– Для человека появление другого человека является концом его свободы, – заявил Чарли. – Сразу же на его руках образуются оковы – мораль, боязнь чужого мнения, соперничество и подобные социальные чувства. Представь мир, где человек всего один. На него не действуют социальные законы, моральные ценности, мнения окружающих. Ему не нужно думать, что о нем подумает его сосед, и ему не нужно подстраивать действия под общий стандарт. Плевать на стрижку, наличие бороды, социальный статус, самобичевание, совесть и тому подобные паразиты разума. Он действительно свободен. Свободен от социального маразма, – Чарли указал на снующих взад-перед людей. – Им движут инстинкты и собственные, не навязанные желания. И он не считает одни желания низменными, а другие устремления – высшими. Его действия не влияют на другого человека. Его поступки не задевают другую социальную единицу, а значит, нет места рождению морали.

– Как в «Я – легенда» Мэтисона? – заметил я, вспомнив о безутешном Невилле. – Как Крузо, так и метисоновский Невилль, жаждали встречи с другим человеком.

– Проблема образов «одинокого человека» и «одного человека» сильно разнятся, – продолжил тот. – Невилль страдал от одиночества. Он жаждал встречи с другим человеком потому, что жил когда-то в социуме. Один же человек, никогда не знавший другого человека, об этом даже не помыслит. В его обиходе никогда не будет намека на потребность в одежде, если только условия погоды не заставят его натянуть звериную шкуру. Он будет все тем же «homo sapiens», но без социального опыта цивилизации. Этот человек будет жить в гармонии с внутренним и внешним миром, а не пойдет против своей природы. Он будет самым чистым видом животного, называющимся «человек». Цивилизация – кандалы на свободе существа.

Отметив про себя склонность своего собеседника к мизантропии, а так же отметив незаурядное мышление, я поднялся с кресла.

– Мне пора, – сказал я, поглядывая на часы, висевшие перед входом.

– Еще увидимся, – подмигнул Чарли.

Вряд ли, подумал я и направился к выходу.

– Выходи, Невилль! – крикнул он мне, когда я уже находлся у выхода из здания вокзала.

9

Иногда, мне кажется, что миру скучно существовать.

Выходной. О мир, ты так щедр ко мне, у меня есть двадцать четыре часа свободы! Чем бы я занялся, если бы не поездка к доктору? Посидел бы в баре, попил пива? Скучно! Сходил бы на футбольный матч? Увольте, раньше бы сходил, а теперь это скучно! Почитать книгу? Тут, пожалуй – да, но скучно. Познакомиться с новыми людьми? Это еще большая скука, чем все остальное. О, где же ты, моя работа? Та, что убила смысл в жизни всего населения земли? Работай шестеренка, крути механизм торговли, толкай мир к бесконечному потреблению! Больше прибыли! Больше объемов продаж! Стань лучшим работником века! Скучно! Скучно! Скучно!

В последнее время меня не забавляет ничто, кроме моей амнезии.

Почему люди становятся наркоманами? Им либо скучно, либо очень скучно. Ну, еще есть минуты отчаяния.

Городской шум. Люблю его. Столько источников, но шум то один. Все эти жужжания и дребезжания, людские возгласы – все сливается в одну какофонию. Но, что мне нравится в городском шуме – мир живет! Все эти жертвы социума живут! Да, их странной жизнью, добровольным рабством в новой форме, но живут, а порой даже радуются.

Идя сквозь эту толпу, наблюдаю. Дамочка входит в магазин женского нижнего белья «Rose Woman». Новые кружевные трусики. О, да! Ее муж будет в восторге. Но муж ли? Обычно, вступившие в брак почему-то считают, что им больше незачем удивлять друг друга. Их плотские утехи становятся чем-то должным. Раньше им приходилось столько сладкой воды влить в уши друг друга, чтобы вечером совокупиться, но сейчас это как «доброй ночи» перед сном. На пальце этой девушки кольцо, значит замужем. Есть, конечно, и те, что носят их для солидности, но что-то мне подсказывает – она замужем. Кружевные трусики для партнера ее мужа по бизнесу, для босса, для нового ухажера и далее по списку, но уж точно не для мужа. Нет, он, конечно, увидит их, но она приобретает их не для него. Любовь живет лишь в слове. Остальное – привязанность и взаимовыгодное существование.

Парень на «форде», в попытке припарковаться, задел соседний «ленджровер». Его мозг в агонии. Вена на виске пульсирует, будто он выпил десять чашек «латте» за раз.

– О, Бог мой! – кричит он, хватая себя за голову обеими руками. – Я не хотел! Отец убьет меня!

– Сначала убью тебя я, говнюк! – кричит владелец «ленджровера». Этот здоровяк колотит парня на «форде».

«Мир безумен» – выдает мой мозг эту до боли банальную фразу. Я же иду дальше.

Город, не что иное, как один большой рекламный баннер. Реклама отовсюду кричит тебе: «Подчеркни свою красоту!» «Смени интерьер в доме!» «Смени, наконец, одежду!» Реклама призвана рождать потребность. Если у тебя нет потребности в новом мобильном… «Новый стильный дизайн, настолько тонкий…», и обязательно помещается в заднем кармане отменной попки юной детки! «Да, бейба, тряхни попкой!» Но есть и честная реклама: «Книги», «Булочная у Грегга», «Концелярские товары»… Мир рекламы забавен по-своему. Это один из инструментов эксперимента, призванного направить наши желания в нужное русло. Другое дело люди, что не имеют желаний. Нет, не те, что не определились, в этом им поможет реклама, а те, что не хотят ничего, им просто скучно. Я отношу себя к таким. Моим развлечением, видимо, является бурчание себе под нос, о том, что мир – дерьмо.

Если идешь ночью вдоль пестрых витрин, которые я сейчас прохожу, твои многочисленные тени, рождаемые светом фонарей и вывесок, призванных вызывать спрос, рождаются, обгоняют тебя, а после умирают, чтобы дать дорогу другим. То есть, они являют собой краткий сценарий жизни человека: родиться, бежать наперегонки со временем, а после умереть, затерявшись в тени чужого света, давая дорогу новой безумной жизни.

Запах фенола. Что ощущает человек, оказываясь в больничном помещении? Его состояние становится удручающим. Вязкий, специфический запах навязывает тревогу, страх и душевную тяжесть. Жизнь, и без того дерьмовая, обретает бренный привкус. Если санитары – ангелы в белых халатах, а Бог – главврач, то такой рай мне не нужен.

Психиатрическая лечебница Уинвилля, то самое место, где моя мать доживает свой век, окруженная санитарами и ополоумевшими идиотами. Я принял решение навестить ее, после беседы с доктором.

– Доктор Деспин? – вопрошаю я, просачиваясь в дверной проем. – Эжен Деспин?

Седой старик в голубоватом халате, лысину которого обрамляла завитая в кольца седина, поднял на меня глаза. Он рассмотрел меня поверх очков с круглой оправой.

– Он самый.

– Моя сестра, Каролин Монсар, договорилась о приеме, – прояснил я ситуацию.

– Мистер Эббот – парень с генерализованной амнезией, – кивнул тот, – проходите. Можете снять плащ. Пять лет, необычайно долгий срок, подходящий более для фуги, но, тем не менее, со слов вашей сестры, я предположил именно ее.

– Меня больше интересует, почему это произошло, что бы там ни было.

– Нельзя так же исключать и диссоциативное расстройство, – продолжал доктор, не обращая внимание на мои слова. – Скажите, вы раньше замечали за собой провалы в памяти?

Замечал ли я? Это началось, как только я познакомился с алкоголем.

– Замечал, но то больше похоже на алкогольную невменяемость.

– Любите выпить? – Доктор достал большущую тетрадь, и принялся что-то записывать. – Если хотите, чтобы я вам помог, будьте со мной предельно откровенны.

Да я с собой-то не всегда откровенен, заметил я про себя.

– Скорее не любитель выпить, – ответил я. – Это мой способ забыться.