Дарья Сумарокова - И снова я к тебе вернусь…

• Название: И снова я к тебе вернусь…
• Автор: Дарья Сумарокова
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-699-98667-5

В новом романе Дарьи Сумароковой «И снова я к тебе вернусь…» продолжается история Лены Сокольниковой, героини романа «Притворись, что мы вместе». После трудных лет неустроенности и тяжелых личных потерь Лена возвращается в медицину. Теперь она врач частной клиники и обеспеченная женщина. Ее окружает хороший коллектив, появляются новые друзья. Реальность налаживается. Лене не на что жаловаться. Она любима, ее душа постепенно привыкает к жизни без потрясений.

Но разве может избежать потрясений современная красивая женщина, в силу своей профессии постоянно сталкивающаяся со смертью и страданиями?..

---

– Господь хранит вас на ваше святое дело, доктор.

Так же без спросу он открыл дверь в ординаторскую, окатил Варьку и проснувшегося от неожиданности Шрека. Саня с перепугу подскочил и брякнул неуместное:

– Мать моя женщина, Ленка, че случилось? Помер, что ли, кто, пока я спал?

– Не. Я б тебя разбудила, не переживай. У нас тут священное ополаскивание теперь будет, на еженедельной основе.

Юноша как будто меня не слышал, а только пошел по второму кругу – крестить медперсонал и продолжать непонятные песнопения. И тут я подумала: ну и черт с ним, пусть ходит по пятницам и поливает, потому что его вера в служение светлому так велика и так очевидна, что и правда своим присутствием он дарит добро людям. Не те, кто возит огромные животы под рясами на «Мерседесах» последней модели, а также носит дорогие часы; а именно он. И это даже лучше для больных людей и сумасшедших докторов; намного лучше, чем Асрян со своим прогрессирующим сарказмом-реализмом.

Никто ничего не знает, только одной Оксанке хорошо. Ну и батюшке, конечно.

Вечером за ужином Сергей Валентинович выразил благодарность за толерантное отношение к слуге божьему.

– Я испугался, что забыл тебя предупредить. Думал, покусаешь несчастного мальчика.

– Да ладно, пусть приходит.

Батюшка продолжал пятничные визиты регулярно и не опаздывая, к часу дня. Приезжал неизменно с бабулей, на скромном стареньком «Форде», махал кадилом (теперь я знаю, что это за банка), много не разговаривал и старался завершить побыстрее. Словно чувствовал, как я раздражаюсь. Через несколько пятниц Варька взяла за правило поить его и бабушку чаем. Божьи люди поначалу отказывались, потом стали оставаться на лишние двадцать минут. Так мы и нашли общий язык, безмолвно и не приставая друг к другу. Оказалось, батюшке всего двадцать пять лет. Он сирота, до пятнадцати лет жил со старенькой бабушкой на ее скромную пенсию; бабушке было за восемьдесят, она думала о своей старости и переживала за внука. Она гадала день за днем, как и кто защитит его, кто воспитает внука в добре и порядочности после ее смерти. Наконец, она нашла выход из положения – отдала его в семинарию, и, видимо, не ошиблась. Мальчик обрел смысл, основу и веру; женился и уже стал отцом троих детей.

Особенно сильно я прониклась уважением к юноше после одного инцидента: в какую-то из апрельских пятниц доктор Сокольникова ехала на работу в полном раздражении. Женька родила четыре недели назад, уже пора было осуществить обряд крещения, но, как оказалось, я не могла принять на себя высокое звание крестной матери. По новым церковным законам для этого необходимо аж три раза сходить в церковь, три раза покаяться в грехах, три раза слушать поповские проповеди и, наконец, один раз получить заветную разрешительную бумажку. По дороге в машине я громко возмущалась и мешала Сергею Валентиновичу следить за движением.

– Да какие такие, черт возьми, грехи! Да пошли они в задницу! Я с двадцати лет живу в мясорубке, вот и все мое отпущение грехов. Совсем охренели, не пойду никуда. Пусть придут и за кого-нибудь в нашем старом приемнике сутки отдежурят. Да так, чтобы не было возможности сходить в туалет по несколько часов, а с утра вообще от недосыпа день с ночью перепутают. А потом уже требуют раскаяния, толстопузы чертовы.

– Ну что ты завелась? Позвони Жене и скажи, что тебе некогда по церквям ходить.

– Да не в этом дело, разве ты не понимаешь? Люди жизнью грешат и искупляют, а не болтовней. Все, придет наш херувимчик, выкину под зад коленом.

– Не думай даже, я не разрешаю.

Я насупилась и злобно замолчала.

В двенадцать дня Елену Андреевну накрыла кара небесная – вчерашний, пока еще плохо обследованный больной выдал грандиозный приступ кашля с рвотой; и все бы ничего, но изо рта фонтаном хлестала алая кровь. Варька одним прыжком переместилась из ординаторской в палату.

– Легочное кровотечение, мама дорогая, Лен!

Я бросилась помогать. Мои форма, лицо и руки за пару минут были залиты кровью, как будто кто-то взял большой таз и окатил с головы до ног.

Вот она, святая вода.

Шрек в этот день, как назло, валялся дома с температурой; ждать помощи было неоткуда. Больной задыхался, слабел с каждой секундой, стал серого цвета и покрылся мелкими капельками пота. Лицо безжизненное, походило на скорбную маску; еще немного – и он мог потерять сознание. Ход событий ускорился и стал неконтролируем, стрелки огромных черных часов молотили мне по голове все сильнее и сильнее.

С чего это вдруг легочное кровотечение, не понятно… вчера на снимке в легких ничего особенного не было. Ох, что-то страшновато, не укладывается ни во что… время, время уходит. Этот ужасный молоток… мамочка, или кто там есть, поможите, чем можете… Раз, два, три, четыре… время, черт возьми… давление не держит, вот паразит, на мою голову, а!..

Я лихорадочно перебирала в голове максимально возможные варианты, и все никак не срасталось – то три плюс два, то наоборот, в то время как мужик продолжал изрыгать на нас кровавые потоки.

Секунда, сразу еще одна, удары все быстрее, еще, и еще раз… чем тупее врач, тем больше могилок за оградой, Елена Андреевна. Уже звоните куда-нибудь, бестолковая вы дура… стрелки двигаются!..

Молоток в голове стучал по мозгам все сильнее, все быстрее; и тут как будто заказывали – пространство сгустилось и начало расширяться, из поля зрения пропало все ненужное; осталось только то, что дышало опасностью и предчувствием близкого конца. Грудная клетка, ребра, потом глубже, внутрь; живое увеличивалось до мельчайших деталей, легкие, сердце, и все как будто правильное и относительно здоровое. Каждая деталь выполняла часть сложной и давно уже распланированной программы. А потом еще глубже, и наконец – то самое, искомое – пищевод, покрытый изнутри огромными извилистыми венами. Рваные ленты между жизнью и смертью; вены пульсировали и с каждым новым толчком извергали наружу новые потоки крови.

– Варя, Варя, Варя, где-то валялся зонд для пищевода, кровотечение говорю, вены варикозные, пищевод… Черт, быстрее, надо эндоскописта позвать, беги, звони ему на трубку!

Варька резко взбодрилась, услышав первую внятную информацию; отсутствовала ровно двадцать секунд, вернулась, и мы на последней скорости стали менять банки с растворами, кислород, кровоостанавливающие, заказывали по громкой связи кровь. Когда мужик попытался сдаться и закрыть глаза, нещадно стали бить его по щекам.

– Считаем мысленно вместе со мной и дышим, мой хороший, дышим… раз, два, три, четыре, вдох-выдох, не сдавайся, а то сами прибьем, так быстрее будет, и нам хлопот меньше… глубже, медленнее… давай, дружок, не засыпаем.

Я смотрела на его лицо, почти отчаявшееся и совсем уставшее; чувствовала всем телом, как он цепляется за меня. Ведь рядом никого, кроме девчонки в белом халате; ни семьи, ни друзей, ни прошлой жизни. Прибежал эндоскопист в белоснежных теннисных тапочках Lacoste, недовольно поморщился при виде кровавых луж на полу и по стеночке нашел чистый путь к голове пострадавшего. За несколько секунд проверил мой диагноз, недовольно крякнул, потом быстро и профессионально запихал мужику в пищевод спасительную штуку, одарил нас с Варей воздушным поцелуем и удрал обратно на прием.

– Девочки, оревуар!

– И вам по тому же месту, доктор.

И вроде как потихоньку все начало прекращаться. Надежда теперь имела вполне осязаемые очертания, мы утроили усилия. В процессе я наклонилась к Варькиному уху:

– Варь, не помню, как больного-то зовут.

Варя посмотрела на меня как на маленького ребенка и так же тихо ответила:

– Господи, да это ж всей питерской таможни начальник. Доктор, ну вы вообще. Василий Семенович Сброжек его зовут.

Я наклонилась к койке и потянула мужика за плечи.

– Василий Семенович, давай, дыши, мой золотой, не засыпай, почти все уже, я обещаю, почти все. Немножко осталось, потерпи, дорогой мой. А то сейчас начну делать больно.

Варя померила давление.

– Уже почти жив, Лен.

Краем глаза я увидела открывающуюся дверь и черную рясу; батюшка с помощницей замерли на входе в палату.

Если сейчас полезет грехи отпускать, убью.

Херувимчик войти не решился, прикрыл дверь и остался в коридоре. Мы с Верой еще около часа скакали вокруг дядьки, проклиная его любовницу-наркоманку двадцатилетней давности, а теперь гепатит С, цирроз печени и, как следствие, расширенные вены пищевода; а также плохую погоду и магнитную бурю, накрывшую наше депрессивное болото. Именно она, эта самая магнитная буря, зараза такая, виновата в ужасном кровотечении. Это было официальное мнение соседей по палате. Зрелище и правда со стороны казалось очень страшным; но двое из четырех мужиков, которые могли вставать, бегали вместе с нами и подавали Варе все необходимое из пристеночных шкафов. Варька в раздраженной истерике орала на добровольных помощников: