Сергей Кара-Мурза - Символическое наследие СССР и зачем оно нам

• Название: Символическое наследие СССР и зачем оно нам
• Автор: Сергей Кара-Мурза
• Жанр: Эссе
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-89353-489-4

Реформа в РФ вызвала дезинтеграцию общества, системный кризис, распад шкал интересов и ценностей, деградацию культуры. Чтобы выйти из этого состояния, надо восстановить коммуникации между общностями и с государством. Но большинство населения, сохраняющее ценности справедливости, «ушло в катакомбы» – его отсылки к нормам и памяти СССР сейчас неприемлемы. Эта общность исключена из диалога – и вся политическая система с ее институтами усечена и неравновесна.

Надо класть фундамент новой системы – исходя из реальности. Общности большинства, сохраняя свои ценности, должны начать диалог не из аксиом прошлого, а из альтернатив в границах возможности. Тогда возникнет оппозиция как конструктивная сила.

Русская революция и создание СССР были взрывом духовной силы. Ее символический образ стал преданием со сменой поколений. Этот образ – наше наследие, и оно необходимо, но не как руководство борьбы и строительства в иной, более сложной реальности.

---

Значит, этой рефлексией и поисками должны заняться общности, которые понесли тяжелый ущерб, а также те, которые им солидарны. Они должны изучить, каковы результаты программы этой модернизации? Какие необходимые блоки отсутствуют? Что можно сделать?

Небольшой, но необходимый элемент этого процесса – создание оппозиции. В действительности, ее скептический и критический голос необходим всему народу (нации). Придворные шуты и фокусники уже не тянут, пользы от них мало.

Смысл понятия оппозиция определяется типом общества (точнее, силой воздействия культуры того или иного типа). Традиционные общества структурированы с явной и устойчивой иерархией, каждая социокультурная группа обладает своими атрибутами, системами символов, знаками различия, четкими правами и обязанностями. Таковы были сословные общества. Конфликты в среде привилегированных сословий возникали между кланами или претендентами на престол, а между сословиями – из-за нарушения чужих прав или невыполнения своих обязанностей. Единство («народность») является идеалом и заботой государства традиционного общества. Источник его легитимности лежал в авторитете государя как отца, и в ритуалах это государство подчеркивало существование такого единства.

Гражданское общество отрицает единство как утрату свободы, оно ищет плюрализма. Государство должно создавать условия для конкуренции общностей, а периодически из-за противоречий групп испытывает революции. В фундаментальной «Истории идеологии», по которой учатся в западных университетах, читаем: «Гражданские войны и революции присущи либерализму так же, как наемный труд и зарплата – собственности и капиталу… Гражданская война является условием существования либеральной демократии. Через войну утверждается власть государства так же, как политическое право – собственностью… Таким образом, эта демократия есть не что иное, как холодная гражданская война, ведущаяся государством».

Постепенно эти войны были ограничены законами, но и «цивилизованная» война всех против всех требует непрерывной деятельности оппозиции.

Соответственно, структуры власти в этих моделях государства сильно различаются. При правителях традиционных обществ были советы (думы, коллегии и пр.), а для принятия важных решений созывались соборы. Обсуждения длились, в идеале пока не найден консенсус, решения принимались единогласно. Прекрасно описал принятие решений сельским сходом крестьянской общины А. Н. Энгельгардт в «Письмах из деревни» (1872–1887 гг.).[5] Здесь не парламент, а собор, здесь нет оппозиции, а все ищут приемлемое для всех решение. В СССР Советы (например, Верховные Советы) также относились к собраниям соборного типа – решения принимались единогласно.

В Российской империи, с традиционным обществом (85 % населения – крестьяне), вторжение капитализма с его инновациями вызвало острый кризис. Расстрел 9 января 1905 г. («Кровавое воскресенье») сломал хрупкое равновесие, и царь согласился на выборы первого сословного парламента (Государственной думы). Выборы были неравными и многоступенчатыми (для крестьян четырехступенчатыми), и их бойкотировали большевики, эсеры и многие партии. Тем не менее, 30 % депутатов были крестьянами и рабочими (а, например, в английской Палате общин в то время было 4 депутата их рабочих и крестьян). Первая Дума несла в себе не только парламентское, но и советское, соборное начало, поэтому правительство распустило первую Думу всего через 72 дня работы. Но правительство не вело с Думой диалог – группы депутатов-диссидентов еще не были оппозицией как организации.

Экспансия капитализма и столкновение сословного общества с жесткой модернизацией породили противоречия, которые разрешились в России революцией. Но альтернативные революционные политические силы не успели выработать культуру оппозиции – их организации были в подполье, на каторге или в ссылке и эмиграции, а самая большая партия (эсеры) развязала интенсивный политический террор. Победила революция под лозунгом «Вся власть Советам!», а в последовавшей Гражданской войне – Советское государство.

Советы за образец брали (по традиции) земские Соборы Российского государства XVI–XVII веков. Депутатами Советов становились не профессиональные политики, а люди из «гущи жизни» (в парламентах, напротив, депутаты, как правило, – юристы). В идеале в Верховных Советах должны быть представители всех социальных групп, областей, национальностей. Такого типа Советы были порождены в СССР культурой и опытом народов России. Судить их принципы по канонам западного парламента – это наивный евроцентризм. Советы выработали систему приемов, которые в условиях советского общества были устойчивой формой государственности. Как только советское общество стало разрушаться, недееспособными стали и Советы, что практически проявилось уже в 1988 г.

Структура Советов была сопряжена со структурой компартии, и в этой сетевой системе действовали две разные структуры – функциональные и информационные, наверху эти сети соединялись в центральную власть.

В процессе легитимации общественного строя необходимой была роль единой партии, прежде всего как хранителя и толкователя благодати. Поэтому сама партия, ВКП (б) и потом КПСС, имела совсем иной тип, нежели партии западного гражданского общества, конкурирующие на «политическом рынке». В период с 1905 г. и до конца Гражданской войны в России существовала многопартийность. Между партиями были конфликты в полемике относительно проектов развития России, хотя были и кратковременные коалиции. Конфликты усиливались вплоть до Гражданской войны. Но после войны в государственном строительстве культура традиционного общества «подавила» многопартийность.

Надо вдуматься в фундаментальный фактор, на который не обратило (и не обращает) внимания наше образование, а за ним и общество: советское общество до 1950-х годов было скреплено механической солидарностью. Это значит, что подавляющее большинство граждан по своему образу жизни, культуре и мировоззрению были очень близки. Особенно после Гражданской войны и до конца 1950-х гг. население было в состоянии «надклассового единства трудящихся». Война – и бедствие, и победа – еще сильнее сплотила советских людей. Основная масса интеллигенции и служащих госаппарата, даже уже с высшим образованием, вышла из рабочих и крестьян. Она в главном мыслила в согласии с большинством, хотя изъяснялась на языке с большой долей модерна.

Механическая солидарность советского общества стала и международным явлением, что вызвало большой интерес и на Западе, и на периферии капитализма. А. С. Панарин писал: «По-марксистски выстроенная классовая идентичность делала советского человека личностью всемирно-исторической, умеющей всюду находить деятельных единомышленников – “братьев по классу”».[6]

Будучи единственной партией и ядром политической системы, компартия стала «постоянно действующим» собором, представлявшим все социальные группы и сословия, народы и регионы. Внутри этого собора и происходили согласования интересов, нахождение компромиссов и разрешение конфликтов. В такой партии не допускалась фракционность и оппозиция, естественная для парламентов.

Таким образом, внепартийной легальной оппозиции не сложилось. Но внутри партии и государственной номенклатуры были разные доктрины, и после смерти Ленина они превратились в альтернативные платформы. Сторонники одной из них считались «оппозицией» внутри партии. В современном понимании для них термин оппозиция не годится, т. к. деятели этих групп сами занимали высокие посты в партии и правительстве.

Раскол партии стал большой угрозой, и осенью 1927 г. в первичных организациях партии была проведена дискуссия, и все должны были сделать выбор из двух платформ. В дискуссии приняли участие 730 862 человека (из 1200000 членов и кандидатов партии), за платформу оппозиции проголосовали всего 4120 членов партии (плюс 2676 воздержавшихся). Оппозиция была подавлена, из партии были исключены около 8 тыс. активистов, из них 75 видных руководителей. Часть оппозиции ушла в подполье и в эмиграцию, позже многие были репрессированы. Этот опыт важен для истории, но здесь мы его упомянули лишь потому, что к современной проблеме конструирования оппозиции в нынешней реальности опыт внутрипартийной борьбы в ВКП (б) и КПСС не касается. Критерии подобия того и нынешнего расколов не выполняются.

Не было подобия с процессами в либеральной системе власти в сравнении с противоречиями и конфликтами в отношениях к Советам в политической системе СССР и внутри Советов. Они в ходе модернизации государственной системы были с трудом превращены в представительный орган, но при этом сохранили соборный принцип формирования. Например, в Советах имелась невыполнимая норма – «наказы избирателей». Их депутат не имел права ставить под сомнение (хотя ясно, что наказы могли быть взаимно несовместимы).