Коллектив авторов - «Я поведу тебя в музей…» Истории, рассказанные музейщиками России

• Название: «Я поведу тебя в музей…» Истории, рассказанные музейщиками России
• Автор: Коллектив авторов
• Жанр: Прочая документальная литература

Эту книгу создали люди, не мыслящие себе жизни без музея.

В сборник вошли истории, рассказанные не только хранителями, экскурсоводами, научными сотрудниками, реставраторами, руководителями различных музеев России, но и людьми, чья профессиональная жизнь не связана с музеями – журналистами, писателями, учителями, артистами.

Авторы делятся забавными случаями из жизни «музейных работников», рассказывают о людях, чьи имена вошли в историю российского и мирового музейного дела, предлагают посмотреть глазами детей на посещение музея и повествуют о необычных судьбах отдельных экспонатов.

---

И вот именно поэтому Иван Петрович Саутов, который был тогда директором нашего музея, сделал так, что ВПЕРВЫЕ двери Янтарной комнаты открылись именно для них – для наших ветеранов, блокадников…

Я очень хорошо помню этот день, 9 мая. Первое открытие Янтарной комнаты. Это был вторник, выходной день в музее. Но для наших гостей двери его открылись. Мы все очень волновались – особенно наши ветераны, те, кто помнил эту комнату до войны. Боялись разочарования. И я, конечно, волновалась не меньше других…

Помню, мы вошли в Янтарную комнату и остановились. Наступило молчание. Молчали мои ветераны, я сама не могла выговорить ни слова, забыв о том, что я на работе и должна что-то рассказывать людям. Эта комната… она нас всех просто затянула в себя… Потом я опомнилась и стала говорить, даже не помню, что именно. Но и они, мне кажется, не слушали. Мы все были поражены, мы просто утонули в этой комнате невероятной красоты, невероятной энергетики. Эту минуту молчания я хорошо запомнила.

Потом мы их поили чаем с бутербродами и тут-то они разговорились, стали вспоминать, что было раньше. И почти каждый произнес такие две фразы.

Первая: «Слава богу, дожили!»

И вторая: «Такой красоты не видели. Эта комната лучше старой!» Это воспоминание о первом посещении Янтарной комнаты нашими гостями останется у меня на всю жизнь…

Евгения Перова реставратор, историк, искусствовед, писатель. Сотрудник отдела реставрации фондов Государственного исторического музея (Москва) Музейные тайны О работе реставраторов Государственного исторического музея

[7]

В Историческом музее хранится огромное количество памятников истории: пять миллионов музейных предметов и четырнадцать миллионов листов документальных материалов – это почти на два миллиона музейных предметов больше, чем в фондах Государственного Эрмитажа. Конечно, далеко не все произведения живописи и декоративно-прикладного искусства являются шедеврами мирового уровня, но все они – свидетельства эпохи, яркие явления своего времени, как, например, обширная коллекция детских рисунков периода Февральской революции и Первой мировой войны.

Более сорока лет я проработала в Историческом музее – сначала как реставратор, потом как научный сотрудник, хранитель фонда графики XIX века, так что мне довелось подержать в руках около двадцати тысяч произведений искусства, либо приводя их в порядок в реставрационной мастерской, либо изучая в фонде. И чего только мне не приходилось реставрировать: книги рукописные и печатные, газеты, документы разного рода, плакаты, карты, гравюры, рисунки, акварели и пастели – и даже шоколадку! Музей готовил выставку рекламного плаката и упаковки, а внутри одной из оберток сохранился кусочек шоколадки – он треснул, и пришлось эту трещину подклеить, чтобы не разваливался дальше.

Условия для работы, к сожалению, не всегда были соответствующие. Отдел реставрации в 1970-е годы обитал в Новодевичьем монастыре, который в те давние времена являлся филиалом Исторического музея. Реставраторы графики делили с реставраторами темперной живописи анфиладу комнат третьего этажа Мариинского корпуса. И вот представьте себе: конец ноября, холодно, – а в монастыре все еще не топят. Но карту, над которой я работаю, обязательно надо сдать к сроку – выставка! Я сижу в валенках и в двадцати кофтах рядом с обогревателем и, надев перчатки, занимаюсь тонировками. Думаю, градусов восемь было в помещении. Ничего, все сдала вовремя и даже не заболела.

Трудно было и с реставрационной фотосъемкой большеформатных предметов – огромную карту Лондона, к примеру, пришлось вынести на улицу, прикрепить на стену здания и так фотографировать. А знамя Брюса – еще большего размера! – снимали, положив на расстеленную на газоне пленку, – а на балконе стоял фотограф, который долго ловил подходящий свет, стараясь, чтобы на знамя не попала тень от большой березы.

Иногда совершались удивительные открытия: например, при реставрации мужского портрета работы П. Ф. Соколова акварель вынули из рамки и обнаружили второй портрет того же персонажа – графический, контурный. Вероятно, это был набросок с натуры, а потом художник обвел карандашный рисунок черной краской, положил сверху лист тонкой бумаги, сквозь который рисунок просвечивал, и писал по нему акварелью. Такая работа на просвет позволила Соколову добиться эффекта необычайной чистоты и нежности акварели, а просвечивающий с тыльной стороны жесткий контурный рисунок придал мужественность лицу модели и завершенность образу.

Конечно, гораздо больше открытий совершают исследователи! Работа искусствоведа вообще сродни работе детектива. С очень интересным случаем, например, пришлось мне столкнуться в фондах графики отдела ИЗО Исторического музея. Еще принимая фонд, я обратила внимание на две парные пастели: дама в белом платье и господин в синем мундире. Портреты поступили в музей из коллекции Петра Ивановича Щукина в 1908 году. Чем-то эти портреты отличались от остальных пастелей XVIII века, хотя выглядели вполне подлинными. К тому же подрамники портретов сзади были заклеены листами старинной бумаги с рукописным текстом, который начинался на обороте женского портрета и продолжался на обороте мужского. Я обратилась за помощью к коллегам из отдела рукописей, они прочли текст – оказалось, что это межевая роспись 1770 года, «учиненная» во Владимирском уезде. Потом я посмотрела в инвентарную книгу и изумилась: авторство приписывалось Дмитрию Левицкому! Это же сенсация – до сих пор не было известно ни одной его работы в технике пастели!

Но я сразу засомневалась, потому что на работу Левицкого эти портреты никак не тянули, зато очень хорошо вписывались в круг работ пастелиста Иоганна Барду. Художник этот загадочный, известно про него очень мало, к тому же существовало еще два пастелиста с такой фамилией – Пауль Йозеф и Карл, что вносило дополнительную путаницу. Один солидный «Словарь художников» даже поместил статью, в которой ловко объединил Карла и Иоганна в одну личность. Правда, работал он в России в 1780-х годах, а межевые росписи на обороте 1770 года… Но, с другой стороны, ничто не мешало владельцу заклеить оборот старой ненужной бумагой…

В инвентаре было сказано, что на портретах есть авторская подпись, но под рамой и окантовкой этого никак не видно. Вот тут и пригодились мои навыки реставратора! Когда я сняла раму с мужского портрета и отделила бумажный задник с межевой росписью, под ним обнаружилась еще одна бумага – газета начала XX века! На обрывке не было названия, но дату определить удалось по одной из заметок, в которой упоминалось о судебном процессе над П. П. Шмидтом, проходившем в феврале 1906 года. Стало понятно, когда пастель монтировали в раму и заклеили задником: в период между 1906 (газета) и 1908 годами, когда портреты поступили в Музей П. И. Щукина.

После демонтажа можно было как следует рассмотреть портрет. Подпись «Левицкого» была написана четким каллиграфическим почерком печатными буквами и выполнена розоватой гуашью или акварелью, но не пастелью. Ничего общего с оригинальной подписью Д. Левицкого, известной по его масляной живописи! Скорее всего, подпись была добавлена тогда же, когда наклеили на задник газету и межевую роспись. И тогда же для пущего эффекта неведомый поновитель подретушировал изображения тонким черным штрихом (вероятно, углем). Он «прошелся» по завиткам локонов, по теням на лице и одежде и в два раза увеличил ширину бровей персонажа – очевидно, чтобы приблизить портрет к образам, созданным Левицким. Именно эта ретушь и придала пастелям непривычную для них четкость. Художники-пастелисты конца XVIII века мягко растушевывали пигмент пастели, избегали чисто черного цвета, нанося тонкие серые или белые линии на изображения волос или делая блики.

Стало ясно, что кто-то ловко провел Петра Ивановича Щукина, продав ему парные портреты как работы Дмитрия Левицкого. На самом же деле – это подлинные пастели конца XVIII века, вероятнее всего написанные Иоганном Барду, – что подтвердил иконографический и стилистический анализ.

Со второй половины XIX века в России вместе с расцветом собирательства начался и расцвет индустрии подделок (и не только в России). В массовом порядке подделывали иконы, предметы мебели, картины – так мастерски, что определить подделку в то время не представлялось возможным. Интересная история связана и с портретом Емельяна Пугачева, долгое время украшавшим старую экспозицию Исторического музея. Портрет атамана, по легенде написанный на обороте холста, был выполнен поверх портрета Екатерины II. Поскольку Пугачев выдавал себя за императора Петра III, законную власть которого узурпировала Екатерина, в этом была определенная пропагандистская логика.

На частично расчищенном холсте из-под верхнего слоя живописи действительно проступало изображение дамы: над мрачной физиономией самозванца виднелась часть женской головки, а фигура была одета с одной стороны в мужской плащ, с другой – в белое платье с голубой орденской лентой. Решили провести технико-технологические исследования и выяснили, что и дама – никакая не Екатерина, а, вероятно, одна из ее фрейлин, и Пугачев – не Пугачев! Нет, персонаж, конечно же, изображает Пугачева, но написан он гораздо позже – в конце XIX века, возможно, специально к столетнему юбилею Пугачевского мятежа. Так что Исторический музей с радостью ухватился за подобный экспонат. И пусть это не раритет, созданный чуть ли не в ставке Пугачева, – подобный портрет вполне достоин находиться в коллекции музея как образец ловкого приспособления произведений искусства к требованиям исторического момента.