Андрей Портнягин-Омич - Колодец времени. Совершенно ненаучно-фантастическая история про путешествие Толика Смешнягина в 1980 год

• Название: Колодец времени. Совершенно ненаучно-фантастическая история про путешествие Толика Смешнягина в 1980 год
• Автор: Андрей Портнягин-Омич
• Жанр: Русское современное

Об утерянном, казалось-бы, навсегда. Но если верить во что-то очень и очень сильно, то вера твоя способна совершить чудо! И перенести в прошлое или будущее. Где ещё живые родители. Где выше чести самурая только смерть!

---

Не побежит-же сантехник за машиной!

Или побежит?

Таксист включил счётчик и Толик сразу-же, ещё не проехав и метра, лишился 10 копеек. За посадку.

– Куда едем?..

– Давай… вперёд… По дороге обьясню… – Таксист тронулся.

Толик обернулся. Петрович шёл следом за такси, набирая скорость вместе с ней. В глазах читалась мольба: «Не гнать так быстро!..» – и попытка запомнить номер таксомотора.

Когда отъехали на расстояние приблизительно где-то между двумястами и тремястами метров, Толик, внимательно следивший одним глазом за счётчиком, а другим, за исчезающим за горизонтом Петровичем, решительно повернулся к водителю, тряхнул головой, собирая в кучку разбегавшиеся в разные стороны глаза, и заговорил скороговоркой:

– У меня всего 15 копеек… Хочешь… высади меня здесь… я не обижусь… Хочешь… поехали на Кордный… У меня есть царские рубли… рассчитаюсь ими… Три царских рубля… за пять минут езды!..

Предложение было заманчивым, но и возни много, чтобы обменять их на «деревянные». К, тому-же был риск, загреметь за маленькие монетки на большой срок.

Водитель резко тормознул и, привыкший во всём полагаться на ремень безопасности, Толик, ввиду отсутствия последнего, прилип физиономией лица к лобовому стеклу, чуть не выйдя через него:

– Покажи…

В кармане у Толика лежали несколько монет.Рубль, два, пять и две железные десятки. Разумеется, никакие не царские!

Вываливать всё он не стал, а нащупал две самые мелкие и худые, и протянул их водителю. Никогда раньше не видевший двухрублёвой царской монеты, он засомневался. Хотя, двуглавый орёл был на месте, что-то смущало. Возможно, год выпуска – 2015!Водитель повертел блестящие монеты в руках и, чем дольше он их вертел, тем туманнее становился взгляд. Отдавать явно не хотелось!

Сейчас скажет: «Моя прелесть!..» – Поймал себя на мысли Толик и выдернул монетки из цепких пальцев. Взгляд сразу-же прояснился.

– Нет… Какие-то они… подозрительные… Мелкие они… какие-то!.. Мне недавно серебрянный полтинник 1931 года предлагали… Вот он весил… так весил!.. Там серебра с килограмм… и то не взял… А тут…

– Ну… нет… так нет!.. – И Толик начал вылезать.

– Стой!..Гони за ездку шестнадцать копеек… По счётчику!..

Толик вывернул все карманы, но больше 15 копеек не было и быть не могло:

– Я тебя просил остановить… когда было пятнадцать копеек… Не буду платить лишнего!..

– Давай… пятнадцать копеек и… рубль царский!.. А то… милицию позову…

Спорить, привлекая внимане, не было никакого смысла. Толик отдал 15 копеек, швырнул на сиденье рубль, вышел, гордо хлопнув дверью и, стараясь не оглядываться, прибавил шагу.

Водитель несколько секунд, показавшихся ему вечностью, боролся с искушением, затем схватил рубль и стал вертеть его в руке, приговаривая: «Моя прелесть!.. Моя собственность!.. Мой рубличек!!!»

Толик шагал по Третьей транспортной улице и напевал: «А я… иду… шагаю по Москве… и я пройти ещё смогу…». Хочешь, не хочешь, смог-бы!

Деваться Толику было некуда, денег на проезд не осталось.

Но, и погода, и пустые карманы, и знакомые с пелёнок заборы, располагали к пению. Душа рвалась вверх вместе с трубами заводов «имени Баранова» и «Полёт», с двух сторон обнимавших улицу, в конце которой виднелся ещё и «Шинный Завод». Родные места!

Толик широко шагал, разинув рот и вдыхая ни с чем не сравнимые ароматы родины, больше всего похожие на протухшие куриные яйца.

Так мог пахнуть только продукт производства шинного завода.

Дорога как раз петляла между проходными этого завода и «Кордной фабрики», давая входящим в этот район, право выбора.

Проходные были двумя сущностями единого организма, ибо не могли существовать друг без друга. Вся продукция Кордной фабрики, до последнего метра корда, уходила на производство шин. Они были мужским и женским началами – Завод и Фабрика, как Рабочий и Колхозница, как Инь и Янь, как Ленин и ходоки, как Горбачёв и перестройка!

Толик шёл и ностальгировал по тем временам, в которые сейчас и угодил, где мог выбрать любую проходную, и «…Ту… заводскую…» и эту, фабричную, но пошёл тогда своим особым путём, в институт, чем родители очень гордились, ибо сами были «от сохи».

Они-то своей участи не миновали, отец, как мужчина, работал на заводе, мастером в строительном цехе, а мать, соответственно, через дорогу напротив, бухгалтером транспортного цеха.

Толик взглянул на часы, половина двенадцатого.

У мамы обед с 12 до 13 и она, за эти шестьдесят минут, всегда пробегала две остановки туда и обратно, но не просто пробегала, чтобы размять ноги, но и успевала накормить его с братом и кота жирного впридачу, а, если оставалось капелька времени, ухватить что-нибуть и себе.

Так как Толик свой обед спонсировал своей будущей жене, отдав на сохранение, то он расчитывал тоже попасть к обеденному столу, ибо организм начал расходовать Толиковы колории, которые он так бережно наращивал все последние сытые годы. Страна пухла на нефтедолларах, Толик на Зинкиных фирменных котлетках «по-бурятски»! А, так-как по утрам в Толика влезала, да и то со скрипом, только чашечка-другая крепкого кофе, то и получалось, что он не ел уже со вчерашнего вечера.

Когда были употреблены с большим аппетитом: салатик из свежих огурчиков и помидорчиков с редисочкой в подсолнечном масле, тефтельки из духовки с картофельным пюре и подливчиком с фирменным Зинкиным соусом, куда она высыпала все имеющиеся в доме приправы и специи, штук двадцать, и от этого он становился особенно вкусным и пикантным. Были ещё бутербродики с кетой, собственного Зинкиного посола, нежнейшие и вкуснейшие, которые Толик запросто мог оприходовать штук пять-шесть за один присест, не смотря на протесты жены, что слишком быстро убывают.

В этот вечер, в связи с тем, что Толику предстоял трехдневный рабочий марафон, была откупорена бутылочка Российского Шампанского, купленного в «МЕтро» и распробованного с пол года назад.«Брют», разлитый в фужеры на высоких ножках, красиво и с удовольствием ложился на благодатную почву. И, уже когда перекочевали в зал, к большому телевизору, но, главное к большому дивану, были съедены по две груши и надкусано яблоко. На большее сил не хватило.

На бананы, ни Толик, ни Зинка, даже не взглянули.

Но теперь Толик хотел есть.

Ему вспомнились пельмени «Русские» в бумажной пачке килограмового развеса, обычно слипшиеся в один комковой пельмень. Перед варкой из этой кучи нужно было выломать несколько штук, поддающихся ломке, а остальной комок бросался в кипящую воду целиком и, по мере оттаивания и варки, от него отлеплялись куски теста и фарша, все по отдельности. И здесь главное было уловить тонкий момент, когда эта субстанция проварилась до такой степени, что её можно было употребить в пищу.

Недоваришь, будешь лопать сырое липкое тесто и холодный мясной фарш. Переваришь хоть на минуту, и получай кашу с мясом!

Но, если всё время ложкой и шумовкой контролировать процесс и все, более-менее целые, но уже сварившиеся пельмешки выловить вовремя, да приправить перчиком, да добавить томатного соуса или лечо домашнего приготовления, ну или сметанки по вкусу, то это получится вовсе не продукт под названием «Пельмени Русские» по ГОСТ такой-то, а – песня!..Которая, как известно: «…и строить и жить помогает!..»

И Толик, абсолютно уверенный, что у мамочки обязательно припасена пачечка пельмешек в холодильнике, под радостную песню пустого желудка, двинулся к родному дому.

Идти оставалось недолго, всего две остановки и первую треть дистанции Толик буквально пролетел, насвистывая: «…То-ре-адор… смеле-ее-ее в бой… то-ре-адор… то-ре-адор!..», но, когда вдали показались очертания двух пятиэтажек-соседей, в одном из которых он провёл всю свою сознательную жизнь, до того момента, как выпорхнул из родительского гнезда, ноги стали притормаживать, как будто кто-то пристроился следом и мазал пятки Толика клеем и ему всё тяжелее и тяжелее стало передвигать ими, и каждый шаг отдавался в голове мучительным вопросом: «Как я взгляну им в глаза?..Как объясню… кто я такой?.. Как смогу говорить и смеяться вместе с ними… если похоронил их обоих на Западном кладбище?.. Отца… в 1999 году… а мать… в 2012!.. Рядом друг с другом… как они и хотели!..»

Толик, хоть и не часто, но несколько раз в год приходил туда один, брал «чекушку» водки и тихо плакал, разговаривая с ними и прося прощения. Он мечтал, хоть на одну минуточку вернутьсч в прошлое и всего-лишь обнять их и сказать, как ему их не хватает!

И вот он в пяти минутах ходьбы от родного дома, но каждый шаг теперь давался с неимоверным трудом.

Кто он такой ЗДЕСЬ?!.

Язык не повернётся сказать: «Мама… папа… здрасьте!..»

Да он старше их, отца на два года, мать, на одиннадцать лет! Как объяснить, что из будущего к ним прибыло девяносто с лишним килограммов их драгоценного сокровища?!.Как быть с таким богатством?!.И что делать с реальным семнадцатилетним Толькой, только что закончившим десять классов и буквально два дня назад всю ночь гулявшим на выпускном вечере, а мама до сих пор не отошла от переживаний той бессонной ночи, когда её мальчик шагнул во взрослую жизнь.