Александра Мойзых - Непрощенные

• Название: Непрощенные
• Автор: Александра Мойзых
• Жанр: Самиздат

Эй, дети 90-х, давно ли вы вспоминали свою юность? Перед вами еще один откровенный рассказ о тех временах, когда мы были юны, угловаты, неопытны, прекрасны и не боялись шагнуть за грань. Секс, наркотики, рок-н-ролл, перемещения во времени и пространстве – в этой книге всего понемногу. О чем еще мой рассказ? Несомненно, о любви. О рождении чувства, его развитии, взрослении, старении и смерти. Когда я говорю «дети 90-х» я имею в виду не тех, кто родился в 1990-ые, а тех, кого воспитало это время, на ком оставило глубокий отпечаток. Большинству героев моего времени сейчас за 30 или даже за 40. Но они по-прежнему в моем сердце. Содержит нецензурную брань.

---

– Вот ты мне все это рассказываешь… А на хрена ты мне все это рассказываешь? Ты говоришь, что у тебя по географии трояк, а мне на это просто наплевать. Прикольно, да?

– Прикольно, – соглашаюсь я, абсолютно забыв про чувство собственного достоинства. Мысли вроде «как он ко мне относится?» мне пока еще недоступны. Главное, что я иду с ним рядом (елочки, вот громила!), он что-то говорит, он выше меня на две, а может, и на три головы. Важно, что он любит группу «Алиса», недавно ходил на их концерт и дрался потом со скинами.

Несколько дней назад он позвонил и спросил:

– Не поможешь ли ты мне?

Мы пытались выследить каких-то типОв, которые кинули его на велосипед. А велосипед, между прочим, был взят напрокат у какой-то его знакомой девахи. Я надела единственное имеющееся платье и кеды, ибо туфель не было. Замерзла, и Вовка (так его иногда величали родственники) накинул на меня свою сине-черную штормовку, в которой я утонула. В общем, тот еще был прикид.

Так о чем это я? Нет, никого мы, конечно, не выследили. Прошатались впустую по дворам. Но я не расстроилась.

И вот теперь снова. Ему надо к другу, мне домой, делать уроки. Нам вроде бы в разные стороны.

– Прикинь, – вдруг говорю я, – сидим вчера с чуваком, курим «испанку» и вдруг…

Замечательно, теперь Кэп даже проводит меня домой и весь двор (!!!) увидит, как он стоит и о чем-то разговаривает со мной у подъезда. Мне уже неинтересна прогулка, я только этого момента и жду. Может, попробовать поцеловаться с ним на прощанье? Для этого мне придется встать на цыпочки, и то я не дотянусь.

Ну ладно, понятно, зачем я с ним гуляю. Но я-то на кой хер ему сдалась? Испанской ганджи достать негде? Я ж уже ему все обещала. Мог бы просто договориться, где и когда, и уйти.

– Так где и когда? – спрашивает он у подъезда.

– Давай созвонимся, – отвечаю я, сканируя двор на предмет чужих глаз.

На скамейке сидит компания. Не знакомые. Жаль. А говорят, даже у холмов есть глаза.

– Хорошо. Я позвоню тебе вечером.

– Завтра.

– Что завтра?

– Позвони мне завтра вечером.

– Тым-тыдым-тыгыдым. Хорошо.

На этом мы и расходимся. Вообще меня только-только начинают интересовать мальчики. В смысле не «поибаццо», а как люди. То есть они встают где-то между кассетами «Алисы», компьютерной игрой Fallout 2 и книжками Асприна. Мне становится интересно в процессе трехсуточного просиживания жопы в виртуальной реальности пойти погулять с Кэпом. Однако есть все-таки мужчина, которого я люблю по-настоящему. Это Костя Кинчев.

Виртуальность

Конец 90-х и начало нулевых – это время, когда мобильный телефон был у одного из десяти. Тем не менее, для нас это было время виртуальной реальности. Чаты и онлайн-игры мне были еще недоступны, но на домашнем компе с хорошим графическим движком была парочка стрелялок и RPG. Компьютер в нашем доме появился в 96-м. В этом же году я первый раз поцеловалась с мальчиком. Дело было в Питере, в яхт-клубе Балтийского Морского Пароходства. Стандартно: какие-то ребята из парусной школы, пивко, «бутылочка». Нестандартным был Финский залив, черный по краям и рыжий там, где он соединялся с небом, ржавые сваи пирсов, четко очерченная железная ротонда кафе, где позже снимался эпизод фильма «Сестры». Там так вштыривало, что я начала писать неплохие по мнению педагогов стихи, выиграла конкурс, поехала в Европу и прославилась на всю школу. Но это все мелочи, главное – море.

Итак, все что нас возбуждало тогда, складывалось из «кис-мяу», «бутылочек», сериала «Вьетнам, до востребования», рок-музыки и компьютерных игр, которые стали для нас второй непобедимой реальностью. Самая соль была в недоступности игры: мама все время отгоняла от компьютера, разрешала сидеть за ним только час в день. Подумать только, что сейчас рядовой гражданин РФ проводит за монитором по 8-10 часов в сутки! И никто не возмущается. А тогда мама боялась, что мы уйдем в игрушки целиком. Мы и уходили. Сбегали из школы – но не гулять, а за комп. А уж заболеть – милое дело! Мы по полгода болели, а когда нас разоблачали, ломали руки (левые), чтобы не ходить в музыкальную или спортшколу и целые дни проводить ТАМ, в священном мире игры. А игра называлась так, очень подходяще – UNREAL. Наверняка дети девяностых вздрогнут, увидев знакомое имя этого шедевра. Сюжет игры был прост – бегай и стреляй. Но мы жили в этих коридорах, в этих замках, космических кораблях и планетах. Мы даже писали о них песни.

Видишь небо на прицеле?

Видишь красный огонек?

Нам не хватало войны, и мы мочили ботов. А потом, когда приходили родители, часами делились друг с другом впечатлениями по безлимитному городскому телефону.

– Смотри, даешь в проход два выстрела из ракетницы, потом в правый коридор, там хватаешь флак-кэннон и домачиваешь их с близкого расстояния!

– Не, лучше оставить флаку для арены, здесь можно и машин-ганом обойтись.

У меня было несколько любимых карт, я даже помню фамилии разработчиков, а музыка до сих пор живет в Айподе. На карте Facing Worlds, например, было две пустынные красноватого оттенка планеты, соединенные двумя скрещивающимися мостами. Вариант игры назывался “Capture the Flag”: надо было захватить флаг противника, который находился под охраной в башне и притащить его к себе на базу – за это получаешь очко. В этом межзвездном мире под тревожный мьюзик текла своя жизнь, своя работа в команде, свои любимые и нелюбимые, страшные и нестрашные боты-противники. Ну и конечно, самый кайф был в том, что те стены родной родительской квартиры, в которую я так люблю возвращаться сейчас, были тогда ненавистны, и мы с удовольствием меняли их на настоящую войну и настоящую жизнь с фиолетовым небом, зеленой кислотой и красно-оранжевой лавой. И если мальчик звал меня гулять, а мамы дома не было, я не шла гулять. Ален Делон не пьет одеколон.

Нежность

Кэп очень коротко постригся. «Как зэк», – подумала я.

Была весна, огрызок последнего школьного года. Очень теплая середина апреля. На мне вызывающе синели только что купленные в «Глобал ЮЭсЭй» джинсы клеш с вышивкой на клиньях, светло-сиреневая рубаха не по размеру (ибо куплена там же) и замшевое полупальто – гордость с лондонской барахолки.

Во дворе школы – небольшая детская площадка с железными трубами «лабиринтика». По непроходящей детской привычке я взгромоздилась на них и принялась слушать только что проявившихся из небытия Ночных Снайперов. Это было время новой волны теток в русском роке, которых стремительно и удачно раскручивали радиостанции «Максимум» и «Наше Радио». Альбом Земфиры «Ромашки» мы знали наизусть, а Чичеринскую «Ту-лу-лу» сначала называли попсой, а потом сами же орали пьяными голосами под чужими окнами. Когда и та, и другая порядком поднадоели, нашим жаждущим ушам предоставили «31-ую весну», а затем и полноценный альбом «Рубеж» Сургановой и Арбениной. Вот его-то, сидя на прохладных голубых трубах, я и слушала.

И в это небо

И в эти звезды

И в эту нежность

И в этот ежик

Наяву, наяву, наяву!

И тут меня осенило.

Это ведь про Вовкин «ежик» поет Арбенина! А может, это пою я? Это ведь мое чувство! Мое! Чувство?

Мир сразу же стал другим. Из безмятежного он превратился в трагичный.

Однако трагичность его я осознала не сразу, ибо был еще Слава Морозов.

Мороз

Небо, звезды, рек серебро да костров горячая медь…

К. Кинчев

Лет в 14 папа выдал мне замечательную книжку Вильяма Козлова про войну. Главный ее герой, Витька Грохотов, очень мне нравился. И тут, перечитывая от нечего делать на даче эту книжку, я решила, что Грохотов похож на Славу Морозова.

Славка был из тех пацанов, что очень быстро взрослеют. У него были глаза рыси – раскосые монгольские глазища, то серые, то отчаянно синие, как вода в сентябрьском озере в ясный солнечный день. Он был отвратительнейшим подростком. Позволял себе едкие, жестокие, откровенные высказывания – и все кивали и смеялись, и никто не мог послать его на хуй, настолько он был обаятелен и тверд. Мог стащить майку с любой девчонки. А мы любили его, презирали и ненавидели одновременно.

Вместе мы ходили на сборища толкиенистов в Нескучный сад по четвергам. У меня была деревянная катана и короткий гладиус, по слухам и каким-то дешевым фентэзи, оружие друидов во времена короля Артура. Славка был недоступен, как любой четырнадцатилетний, когда тебе шестнадцать. Приходилось встречаться с теми, кто постарше, чтобы не ударить в грязь лицом перед подругами. Связь с ним казалась запретной, даже невозможной.

Несколько сезонов подряд на осенние каникулы мы большой компанией детей и родителей мотались в Крым – побродить по пещерным городам, посмотреть на ноябрьские звезды, просто побыть вместе. Ехали на поезде до Бахчисарая, ночевали под Чуфут-Кале, утром лезли наверх, в крепость. Там ловили ртом и носом свежие воздушные массы, пришедшие с Черного моря, грелись под останками солнца, валялись в сухой колючей траве, пытались друг другу понравиться и делали вид, что нам наплевать.