Эдуард Майнингер - Человек, о котором говорил Нострадамус

• Название: Человек, о котором говорил Нострадамус
• Автор: Эдуард Майнингер
• Жанр: Русское современное

Книга для тех, кто живет буднично и просто, но не желает, чтобы обыденность стала нормой, не хочет смиряться с вечной повседневностью, а «хотел бы вырваться за пределы этой скучной и постылой реальности». Учение Карлоса Кастанеды многим известно по книгам, и кажется, что удивительные события могут случаться только где-то там, среди кактусов и смуглых аборигенов. А на самом деле магией можно управлять и в нашей действительности. История любви и верности, пронизанная магическими искрами, складывается в необычные пазлы повествования.

Действия развертываются в России и Германии. Герой собирается эмигрировать в ФРГ, учится, работает, имеет широкий круг общения и обширное поле для применения учения Кастанеды. Имена людей изменены, но время, последние десятилетия XX века описаны зримо, точно и совершенно узнаваемы.

Реальные события представлены в книге или это выдумка изощренного ума? Открытая сердечная искренность, душевная боль автора, странная последовательность происходящего – можно ли такое придумать или пережить на самом деле?

«Этому подлому миру не удалось меня уничтожить, как он того желал. И в этом только моя заслуга и моя победа. Победа над смертью и мраком этой жизни».

---

Вот и подходил к концу мой десятый класс. Серьезные опасения вызывал у меня чертов русский язык. За сочинения, за их грамматическую часть я получал в основном двойки и тройки, иногда даже единицы. Моей проблемой были знаки препинания. Существовала реальная угроза остаться на второй год. Какой позор! Но на экзамене по русскому языку я получил тройку и сразу же успокоился. Тяжеловато мне дался этот маткласс. В начале девятого класса я снова болел в последний раз остеомиелитом. Классный руководитель даже предлагала перейти в простой класс, ведь я отстал на целый месяц. Но я все преодолел, занимаясь в больнице самостоятельно по пособию МФТИ. Тяжело было морально: я страдал, что наши математические девицы были так некрасивы, не на кого было положить глаз. Но все позади.

Я получил свой аттестат последним, не знаю почему. Очевидно, среди учителей были мои недруги. Замечу, что в старших классах я так и не вступил в комсомол. Эту организацию я считал лживой и глупой. Уже тогда я был закоренелым антикоммунистом.

Вот и выпускной вечер. Мы погуляли по вечернему Новокузнецку. Одни отправились на квартиру продолжать вечеринку, я же ушел домой. Школа была позади. Впереди была студенческая жизнь. Прощай, детство, прощай, унылый маткласс. Расставание с последним окрыляло меня, хотя и навевало грусть – ведь это была целая эпоха моей пока в общем-то нормальной жизни.

Начало самостоятельной жизни

Я окончил школу в 1987 году. Закончил я физико-математический класс, это был девятый – десятый классы моей средней школы № 11 в городе Новокузнецке Кемеровской области. Кроме этого, я окончил заочную физико-математическую школу при Новосибирском государственном университете, по математике я получил «отлично», по физике – «хорошо». Вот и все мои школьные достижения.

Родом я из интеллигентной семьи, мои родители были инженерами. Поэтому мой отец всегда хотел, чтобы я был специалистом по ядерной физике. Мои желания в основном совпадали с желаниями моего отца. Разногласия были в том, где именно учиться. Я очень хотел поступить в Московский инженерно-физический институт, мой родитель в свою очередь настаивал на учебе в Томском политехническом институте на физико-техническом факультете.

В конце концов, так как я от него зависел финансово, мне пришлось покориться.

В середине июля, надев свой костюм и кожаный галстук-селедку, я отправился с дипломатом в Томск на вступительные экзамены. Разумеется, сдал их без проблем: на «отлично» физику с математикой, за сочинение получил «удовлетворительно».

Набрав в общей сложности тринадцать баллов при проходном в двенадцать, я был зачислен на выбранную мной специальность – инженер по управлению реактором АЭС. Особенно я этому рад не был. Это был не мой уровень. Для меня была Москва.

Но делать было нечего. Приходилось начинать тянуть студенческую лямку. Первый семестр я учился легко, да это и не удивительно, ведь в школьные годы я получил прекрасную физико-математическую подготовку. Но мои проблемы начались уже в те годы. Читатель, хоть это и смешно звучит, но я не получил зачета по физкультуре за систематические пропуски этой дисциплины.

Но к сессии я был допущен, и так как у меня все не как у людей (это выяснилось позже), то три экзамена из пяти я сдал в последний день. Сделал я это шутя, получив «отлично» и два «хорошо».

Так я даже стал повышенным стипендиатом, получив двадцатипятипроцентную прибавку к моей семидесятирублевой стипендии.

Но уже на втором семестре моя учеба в Томске мне опостылела. Я снова пламенно захотел в Москву, в инженерно-физический институт. Я перестал ходить в Томском политехе на занятия, готовился в библиотеке к вступительным экзаменам в МИФИ. Мне оставался один год до армии, так что поступить второй раз я успел бы.

В себе я был уверен на все сто.

Уговорив, отца который так просил меня сдать весеннюю сессию, и получив от него денег на билет, я рванул в Москву.

Удачно приехав в МИФИ, я пошел сдавать документы в приемную комиссию. Но меня ждал неприятный сюрприз. Дело в том, что в Томске в отделе кадров, вероятно, подумали, что я иду в армию, и поэтому дали мне характеристику с треугольной печатью факультета. А в приемной комиссии в Москве с меня потребовали этот документ с круглой гербовой печатью. Но ни времени, ни денег ехать в Томск уже не было. Итак, мои документы в Москве не приняли и до вступительных экзаменов не допустили. Это был тяжелый удар для меня.

Но жизнь продолжалась. Осенью мне должно было исполниться восемнадцать лет. Пора было идти в армию. С этой целью я даже купил себе в Москве кепку зеленого сукна. «Поступлю в МИФИ после армии», – утешал себя я.

Приехал не солоно хлебавши домой. Рассказал все родителям.

Отец разозлился, что я не позвонил ему и не попросил помощи, а мать предложила во второй раз поступить в Томский политех. Я подумал и решил, что это звучит разумно. Она поехала со мной, чтобы поговорить с деканом и объяснить ситуацию.

Все прошло нормально, и меня допустили до экзаменов в Томске, благо они на месяц позже, чем в московских вузах. Решив все за полчаса, я уже выходил из аудитории, когда увидел, как одна девушка подняла голову от тетрадей и изумленно произнесла: «Все уже, что ли?» Это был мой скромный триумф после московского поражения.

Так уже во второй раз я стал студентом Томского политехнического института.

Во второй раз оказавшись на первом курсе, я перезачел себе все мои оценки за первый семестр, благо они у меня были неплохие. Посещал я только физкультуру.

Примерно в это же время я заинтересовался штангой, точнее сказать – культуризмом. Мои физические данные оставляли желать лучшего. При росте в сто семьдесят семь сантиметров я весил всего шестьдесят семь килограмм. Я был хил.

В городе Томске недалеко от моего общежития в десяти минутах ходьбы располагался спортивный комплекс «Томь» с бассейном, сауной и спортивными залами. Мог ли я тогда предполагать, какую роковую роль он сыграет в моей судьбе! Я начал регулярно посещать тренажерный зал. Первый год я занимался три раза в неделю, в дальнейшем начал заниматься каждый день, кроме воскресенья.

Учеба шла своим чередом. Я начал халявить как мог, глядя на других. Долгое время я жил старым багажом – накопленными в школе знаниями. Неудивительно, что уже на втором курсе тройки стали преобладать в моей зачетной книжке. Иногда я пытался заниматься в библиотеке института, но все было впустую, так как я мало спал ночью – обычные разговоры с приятелями затягивались до трех часов утра, и в библиотеке, как и на лекциях, меня неумолимо клонило в сон. Если меня спросят, что мне больше всего хотелось в то время, то я отвечу – спать.

Мне стыдно тебе в этом признаться, читатель, но я долгое время не знал девушки. Я имею в виду постель. Когда другие рассказывали, как они со школьных лет трахались, я стыдливо молчал и при этом делал вид, что все это мне не ново, или отшучивался.

Но в новый 1990 год, мне было тогда уже девятнадцать лет, я твердо решил стать мужчиной во что бы то ни стало. «Кого-нибудь снять и трахнуть», – решил я.

Случай был удобный. В районе наших общаг стояло буйное веселье. Все были пьяны и раскованы. Мы отправились в гости к однокласснице моего соседа по комнате. Она была старше меня на один год, звалась Наташей и была студенткой фармацевтического факультета медицинского института. Наши общаги находились по соседству. Со мной она была приветлива, и я понял, что нравлюсь ей. На мое предложение сходить ко мне в гости она ответила согласием. «Наконец-то, – подумал я, – это свершится». Ебля! Мы оба были пьяны, но на ногах держались. По пути ко мне она подвернула ногу и захромала, потом ее вдобавок еще и вырвало, чушку. Но это меня уже не остановило. «Сейчас я познаю наконец-то самку!» – ликовал я.

Мы пришли ко мне, в комнате никого не было, ведь был Новый год. Все где-то гуляли.

Я впился ей в рот поцелуем и начал быстро снимать с нее одежду. Мы оказались голыми. Эрекции не было, и я сказал ей расслабленно: «Давай поднимай».

Она оказалась толковой девушкой и бодро начала сосать. Я был в восторге, я смеялся, как ребенок, так мне было приятно. Потом, когда член встал, она села на него и начала ерзать, как в американских фильмах. Читатель, мне никогда не забыть тот первый минет в моей жизни. Потом мне другие женщины делали его тоже, но все это уже было не таким, как в этот первый раз. Я ее никогда не забуду, мою первую девушку с простой русской внешностью – Наташу Пшеницыну, друзья звали ее Пшеницей. Мы попробовали в ту ночь с ней все, на что хватило моей фантазии, кроме анального секса, разумеется. Я был полностью удовлетворен – цель была достигнута.

Мы уже успокоились, когда в комнату начали стучать – пришли другие жильцы. Мы оделись и открыли дверь. Выключив красный свет и включив обычный электрический, я увидел ее лицо и понял, что и она была расслаблена и довольна. Так в Новый год 1990-го в свои девятнадцать лет я наконец-то стал мужчиной. «Поздновато, конечно, но ничего не поделаешь», – успокаивал я себя. Все прошло гладко. Дружить впоследствии с Пшеницей я не стал, я был к ней абсолютно равнодушен.