Петр Дмитриев - Гид по «тюряжке легкого режима». Или руководство для тех, кто «сел» по ошибке

• Название: Гид по «тюряжке легкого режима». Или руководство для тех, кто «сел» по ошибке
• Автор: Петр Дмитриев
• Жанр: Русское современное

Книга описывает личный опыт пребывания автора в местах отдаленных, со всеми «прелестями», сложностями, чувством неотвратимости и особенностями «контингента». Тем не менее книга написана в легкой манере слога, с оптимизмом и юмором, которые помогли автору преодолеть все круги ада и выйти сухим из воды. Ну или почти сухим.

---

Новый день – новое начало… После подъема на утреннем восьмичасовом построении, которое обычно проходило на футбольном поле перед вторым отрядом, Гущин, зам. по тылу, невысокий дядька, как потом оказалось, вообще непорядочный и нечестный человек (но об этом в других главах), чуть картавя объявил: «Никто не заходит в отряд. Всем, кто не трудоустроен, собраться в ПВР. Повторяю, в Пэээ Вээээ ЭЭЭЭрррр.» Последняя картавая ррр вызвала смешок в рядах зэков. «Сегодня отряд ОМОНа из Управления будет проводить досмотр всех помещений колонии в присутствии наблюдателей из общественной палаты. Также будет произведен обыск осу́жденных». В это время за нашими спинами со стороны дежурки послышался топот берцев. Все стали украдкой оглядываться. И было на что. Перед КПП построились в ряд около двадцати добротных мужичков в брониках, черных масках, шлемаках и с «ракетками*».

Двое наших вертухаев в ускоренном темпе сделали перекличку осу́жденных, отправили трудоустроенных по рабочим местам, а остальных спешно препроводили в ПВР.

ПВР (помещение воспитательной работы) находилось на первом этаже здания первого отряда и представляло из себя большую комнату с относительно большой плазмой на одной стене, десятью рядами мягких стульев и тремя шкафами с книгами у противоположной стены. ПВР по совместительству было еще и библиотекой, и комнатой обучения. Самый дальний от телека угол был занят четырьмя деревянными табуретками. Это места обиженных.

Всего нормальных сидячих мест в ПВР было около восьмидесяти. Нетрудоустроенных зэков – около 150-ти. Так что сидели только самые проворные и самые авторитетные. Остальные или стояли или сидели на подоконниках, а кто-то прямо на полу. У каждого окна и у входа поставили по ОМОНовцу. Зэки включили по видику какой-то боевик, по моему «ПЛАН ПОБЕГА» с Арни и Сталлоне. Потом еще один, и потом еще…

Нас промариновали в ПВР около пяти часов. В туалет выпускали строго по одному и в сопровождении бойца. Потом зашел какой-то незнакомый дядя в форме, видимо, тоже из Управления, и сказал всем разобраться по пятеркам и выходить из помещения.

Началось столпотворение, ведь все рвались выйти на улицу первыми и наконец-то покурить (не курящих на зоне было всего человек пять или шесть). Наконец, и наша пятерка приблизилась к выходу из ПВР, и по коридору мы вышли на долгожданный свежий воздух, где нас ждали пятеро омоновцев с ракетками* типа «АКА». Каждый из них взял себе по зэку и стал прозванивать все с головы до ног: шапку, воротник, рукава, капюшон, ремень. обувь. Потом они отложили ракетки и стали в перчатках ощупывать карманы и складки одежды. Искали телефоны, симки, наркотики. Ничего не найдя, нас отпустили в курилку, а из ПВР вывели свежую пятерку. Но это были еще цветочки по сравнению с тем, что ждало нас в отрядах.

Минут через тридцать обыск сидельцев закончился ничем. Ни у кого ничего не нашли. Оно и понятно, ведь все заранее были предупреждены. ОМОН направился к дежурке, а нас распустили по отрядам. И вот тут самое веселое…

Заходим мы с Саней в отряд и видим прямо с порога гору шмоток, сваленную в продоле вперемешку. Обувь, одежда, баулы, пакеты, – все в одной большой куче. Нечто подобное творилось и в кубарях, только кроме одежды и обуви между шконками* валялись вспоротые подушки, матрасы, обломки тумбочек вместе с их содержимым. И так выглядит шмон в присутствии официальных наблюдателей. Можно себе представить, что происходит без их участия.

Весь оставшийся день мы занимались штопаньем матрасов, постелей, починкой мебели, поиском и стиркой своих личных вещей и баулов. Мне повезло больше остальных. Мой баул был просто вскрыт, но не вывернут наизнанку. Почти все содержимое осталось внутри него. Да и тумбочку мою обошли стороной. Только матрас распороли по диагонали. Санина сумка была порвана пополам, а шмотки он находил во всех уголках продола. Зато его постель уцелела.

К вечеру мы уже оправились от последствий шмона и с весельем наблюдали, как «радуются» такому сюрпризу сидельцы, прибывшие с работы.

Столовую (Рис. 1) нам убирать не пришлось. Там наводили порядок дневальные по столовой, или баландеры*.

За весь шмон мусора отмели* трое мозгов*, одну сломанную балалайку*, 21 нож из столовой (ножи были, незаконно конечно, почти у каждой семьи*, а как иначе готовить еду?). Все…

Семья. Для упрощения быта в колонии-поселении люди объединяются по 2—5 человек. Это называется семья, а люди из одной семьи – семейники. В моем карантине, например, было 2 семьи. Алиментщики, которые сидели на баланде и почти все свободное время смотрели телек, и мы. Мы готовили себе сами на кипятильниках и шлёнках, по очереди. И в свободное время играли в нарды, травили байки, бурили стены, пытались разнообразить монотонные будни.

В жилке первый месяц мы сохраняли семью, но потом, после того как мы приняли еще пару челов, стало понятно, что наша семья слишком большая и неудобная. Готовить на 10 человек довольно не просто в тюремных условиях, даже посменно. Так что мы с Саней Самошиным откололись в отдельную семью. Затащили на зону свой холодильник (спасибо моим друзьям на воле) с разрешения хозяйки*. Не удивляйтесь. Так делали все, кто мог. Места в общаковых холодильниках на всех не хватало. К тому же они все время ломались. Так что многие привозили небольшие холодильнички с воли один на троих и пользовались весь свой срок, а потом передавали колонии в безвозмездное пользование. Нам удалось добыть целых пять ящиков в столовой (хотя каждому сидельцу полагалось только по одному, но мы задружились с Доком – главным по столовой). А поток продуктов нам обеспечивали друзья и родственники, которые приезжали к нам на свидания с большими передачками.

БОЛЬШОЕ ВАМ СПАСИБО, ДОРОГИЕ МОИ ДРУЗЬЯ И БЛИЗКИЕ, ЗА ПОДДЕРЖКУ И ПОМОЩЬ В ЛАГЕРЕ.

Небольшую часть гостинцев мы уделяли на общак, остального нам вполне хватало для существования и даже в некотором смысле роскоши.

Саня Самошин. Он же Киба, он же Пузан. Мой хороший друг, семейник*. Заехал на карантин на три дня раньше меня. По той же статье, по той же части, с таким же сроком и тоже не виновен. Его тоже подставили, перевернули все дело и сделали крайним. Сам он был из города Железнодорожный. Не очень высокий, слегка полноватый и чутка лысоватый. 32 года, но ладно и крепко сложенный. Хромал на одну ногу, так как в ноге у него после аварии была здоровенная железка и 8 шурупов.

Саня очень позитивный человек и постоянно рассказывал смешные истории из армейки, из банка, где он работал кредитным менеджером, из Госдумы, где он был поваром, из конторы по распространению средств для потенции, где он работал до отсидки и где зашибал по 200 косых в месяц. Говорил он много, интересно и с удовольствием, что и помогало ему столько зарабатывать, ведь он продавал свои «колеса для потенции» по телефону. Он мог уболтать любого ЗЭКа и любого мусора, что неоднократно помогало нам в сложных моментах. Одна из баек стала источником одной из его погремух*.

В армейке «деды» «духам» запрещали курить сигареты с фильтром. А Саня в первый день службы по незнанию пошел курить Марльборо в туалет, где его и застукал «дед».

Он немедленно стал кричать:

– Что, совсем охренел, говно? «Слабости ловишь*»? Ну-ка быстро в Кибу.

Саня в недоумении переспросил:

– Че?, какая Киба?

– Не знаешь, что такое Киба?! Дневальный, быстро сюда, – позвал он. Прибежал дневальный и встал в позу «руки за спиной, ноги чуть согнуты в коленях и расставлены на ширине плеч». И «дед» с разбегу прописал ему ногой в «душу» так, что тот отлетел спиной в противоположную стену туалета.

– Ну че, понял, что такое Киба? Еще раз увижу, будешь сам кишками плеваться.

Эту историю Саня рассказал в карантине ночью после отбоя. И на следующий день все уже звали его «Киба». Ну а Пузаном его прозвали уже в «Зеленоградстрое». Просто по фигуре. Причем, первым ему эту погремуху дал Ваня. Амбал под 2 метра ростом и под 150 кг живого веса. Так что по стройке у нас ходили Пузан и Пузан-2 – Саня и Ваня. Но об этом в следующих главах.

С едой в нашем «пионерском лагере» ситуация была довольно плачевной. По закону государство должно было бесплатно кормить заключенных. Но в законе не прописано, чем! Так вот, баланда в КП-222 была наимерзейшая. Это я понял еще в карантине. Есть ЭТО можно было только пару раз в неделю, когда давали картошку с тушенкой или перловку. Все остальные блюда выглядели так: Супы – это вода, в которой плавали либо несколько макаронин с горошком, либо несколько кусков картошки с консервированной рыбой. Причем, из расчета 2 банки рыбы на ведро воды. Все каши на воде, гречневая сварена не из гречки, а из гречневой шелухи. Чай – ржавая вода. Рыба – разваренная путассу с костями и без соли. Мясо? Нет, не видел! Единственная ежедневно съедобная еда – это хлеб. С ним нам повезло. Свежайший мягкий белый хлеб в кирпичах. Это потому, что колония покупала хлеб прямо с Зеленоградского хлебозавода. А всю остальную баланду на телеге возили из СИЗО №122, которое находилось от нас за стеной. И готовили всю эту муть зэки. В этом СИЗО, кстати, сидел одно время актер, сыгравший Петруху из Белого солнца пустыни. За наркотики сидел…